Как-то он мне сказал:

- Верь не словам, а фактам. Ты, и только ты можешь судить, что хорошо для тебя и что плохо.

Я стал рассказывать ему о том, как хотелось бы мне встречаться с девушками. Это была не только физическая, но и духовная потребность. Два желания боролись во мне - я хотел обладать женщиной и хотел найти в ней преданную подругу, которая помогла бы мне справиться с чувством одиночества, с сознанием своей неполноценности.

Но постепенно я понял, что эти желания тесно переплетаются между собой. Понял, что без любви - пусть даже недолгой - я никогда не мог бы удовлетворить свою физическую страсть.

- Вся беда в том, что ни одна девушка не сможет меня полюбить. - Этими словами я закончил свою исповедь.

- Еще как сможет!

- Откуда ты знаешь?

- Черт возьми, - воскликнул он. - Уж кому знать, если не мне. Я имел дело с женщинами и знаю их.

- Но ведь ты говорил мне, что никогда в жизни не влюблялся.

- Не те женщины мне попадались. Ведь я был моряком. По полгода не видел женщин. В Буэнос-Айресе, правда, встретил раз девушку, которую мог бы полюбить, да не хватило времени.

Что было, то было, и оправдываться я не собираюсь, но одно хочу тебе сказать: встречаясь с женщиной на другой день, я всегда мог прямо смотреть ей в глаза и улыбаться. Иначе я бы перестал себя уважать.

- Но ведь все это были продажные девки? - спросил я.

- Девки? Ну что ты! Я любовь за деньги никогда не покупал. Это же скотство, да и женщина не должна опускаться до того, чтобы торговать своим телом. Я имел дело только с теми женщинами, которые хотели меня так же, как я хотел их. Я танцевал и веселился с ними, я проводил с ними ночь и уходил от них. И они были очень довольны. Но это не для тебя, ты совсем другой. Ты должен сам решить, что для тебя лучше. Но запомни, самое главное, чтобы у тебя не было потом неприятного осадка. Нужно, чтобы тебе было хорошо, и девушке тоже.

- А я не знаю, что для меня хорошо, - сказал я мрачно.

- Не знаешь, потому что у тебя в голове все перепуталось. Но я тебе мозги вправлю, черт меня возьми, если я этого не сделаю. Подумай только, что ты сейчас сказал: девушка, мол, не может его полюбить и тому подобное. Что за чертовщина! Послушать тебя - можно подумать, что девушки влюбляются только в боксеров, вроде того парня, - забыл его имя, что пудрится и завивается каждый раз, когда выходит на ринг.

- Не знаю, - сказал я подавленно. - Надо искать выход. Буду писать целыми днями.

- А о чем, черт возьми, ты собираешься писать? Интересно, как это ты сможешь писать, если ты не любил? В книге должна быть и любовь и ненависть, и поцелуи девушек и еще чертова уйма самых разных вещей. По-моему, книга тогда хороша, когда я могу сказать: "Черт возьми, да ведь это же я, это обо мне написано". Хотя я и не так уж много читаю. Слишком много времени тратишь на то, чтобы заработать на хлеб. Твой отец, он вот понимает толк в книгах... Я с ним говорил об этом... Много раз говорил. Он сказал мне, что не любит читать книги, которые вроде бы полагается читать, надев праздничный костюм. Ей-богу, он прав.

Слушай, с девушками тебе надо знакомиться. Только ни одна на тебя и не глянет, если ты будешь смотреть на них с таким побитым видом. Сам ведь знаешь, что злая собака всегда кусает того, кто ее боится. Она это чувствует и сразу же бросается. А если ты ее не боишься, она даже даст себя погладить.

Вот так же и девушки. Если ты робеешь и считаешь себя недостойным коснуться ее руки, она на тебя и не посмотрит. Если же страсть закружит вас обоих, она - твоя. Ты должен влюбиться. Должен пылать огнем. Тогда девушки будут тебе улыбаться и придут к тебе. Тогда ты узнаешь, какая это чудесная штука - очиститься от грязи, которой люди так любят марать отношения мужчин и женщин. Ты почувствуешь себя так, словно искупался в роднике. Чтобы жить, надо быть чистым, и чтобы писать, - наверное, тоже. Но ты никогда не почувствуешь себя чистым, пока не узнаешь объятий женщины и, улыбаясь, не заглянешь ей в глаза. Не беспокойся, тебя будут любить, если ты того стоишь.

ГЛАВА 6

Я не последовал совету Артура, хотя и много о нем думал в последующие недели. Постепенно я все больше смирялся со, своим замкнутым образом жизни, стал уходить в себя, избегал столкновений, не искал перемен, держался как можно незаметней, прятался от людей, чтобы не вызывать в них неприятных или даже враждебных чувств. Я стал избегать всего, что могло причинить мне боль. Не лучше ли принимать жизнь такой, как она есть, думал я.

Именно в это время произошло событие, которое произвело на меня глубокое впечатление, - событие, под влиянием которого изменилась вся моя жизнь. Мои смутные и неуверенные поиски цели в жизни определились, и мне открылась Дорога, вступить на которую подсказал разум.

Я иногда заходил в лавку букиниста на Фицрое, чтобы купить какую-нибудь дешевую книгу, а то и просто почитать. В то время я уже мог себе позволить покупать по книге в неделю, но выбрать из множества произведений великих писателей какое-либо одно было нелегко.

Мне доставляло большое удовольствие просто стоять у витрины, сплошь заставленной старыми книгами, пропыленными и растрепанными, переплеты которых украшали хорошо знакомые имена, - книги эти приоткрывали завесу, позволяя заглянуть в еще неведомый мне мир.

Лавка принадлежала старику, никогда не расстававшемуся с очками. Вид у него был такой же потрепанный и пропыленный, как у завалявшегося, никому не нужного тома. Прежде чем вручить мне какую-нибудь книгу, оп полой пиджака стирал пыль с переплета, а затем снова усаживался за свою конторку в углу и зарывался носом в свое последнее приобретение в ожидании, пока я выберу, что мне нужно.

Я слышал, что у букиниста есть сын и что сын этот помогает ему в лавке, но никогда прежде его не встречал. Впервые я увидел его через несколько недель после возвращения Артура. Я вошел в лавку веселый, в хорошем расположении духа, радуясь тому, что через минуту я стану обладателем книги Конрада "Негр с "Нарцисса", которую старик отложил для меня.

Рядом с заваленным книгами столом стоял и смотрел на меня молодой парень на костылях. У него были бледные ввалившиеся щеки; узкие губы кривились в горькой усмешке. Руки, сжимавшие костыли, были костлявы и бескровны.