- А ваш полк в состав какой армии входит?

- Первой Конной. Но в данный момент мы, так сказать, самостоятельная единица - выделены для борьбы с Махно.

- А чем он Советам не угодил?

- Послал Троцкого к чертовой матери - отказался выступить на польский фронт.

Вышеславцев склонил голову и замолчал, искоса, с любопытством посматривая на своего бывшего командира роты. Взгляд потеплел, придал лицу выражение

отеческой заботы и внимания.

- Миша, ты уж прости меня, что плохо О тебе подумал...

Дольников необычайно смутился, заерзал, точно под ним был не стул, а раскаленные угли.

- Владимир Николаевич, я вам еще не все сказал...Я, как и Клюев, тоже служу на совесть.

- Ты хочешь сказать... - Вышеславцев осекся, страшась произнести вслух застрявшее в горле слово, но глаза были красноречивее слов - налились подозрением и ненавистью.

- Да, именно это я и хочу сказать, - кивнул Дольников. - И помогло мне сделать выбор наше командование - командование Добровольческой армии.

- Это каким же образом?

- Со стороны виднее, - уклончиво ответил Дольников. - Я долго наблюдал за действиями и поступками наших генералов - Корнилова, Колчака, Деникина и пришел к выводу, что они проигрывают закономерно. Для меня это было страшным ударом...

- Но вы от пего быстро оправились и встали в один строй с красными! выкрикнул Вышеславцев, перехода на "вы" и давая этим "вы" понять, что между ними все

кончено. - Я понимаю вас: ощущать себя победителем гораздо приятнее, чем побежденным.

Дольников вызов принял.

- Зря вы так... господин полковник, - сказал он с легкой обидой в голосе. - Я встал в один строй с красными только потому, что они тоже сражаются за Россию!

И тоже за единую и неделимую!

- Они не сражаются - дерутся! Они дерутся за власть! А строй, в который вы встали, называется "диктатура пролетариата". Знаете, что это такое?.. Это когда

сто пятьдесят тысяч бездельников пытаются заставить работать на себя сто пятьдесят миллионов трудового народа - рабочих, крестьян. А мы, Вышеславцев приложил ладонь к сердцу, - дворяне, интеллигенция, им не нужны. Они нас уничтожат!

- За что?

- Да разве дурак потерпит рядом с собой умного? Он его в порошок сотрет! И не только во имя самоутверждения, но и для того, чтобы, не дай бог, и соседи, присмотревшись, не заметили, что есть люди умней, надежней, великодушней!

Дольников поморщился.

- Коммунисты далеко не дураки. Они сражаются за идею.

- А идея может быть преступной?

- Может. Впрочем, давайте по порядку...

- Не возражаю, - неожиданно согласился Вышеславцев. - Вот вы говорите, что со стороны видней...В таком случае объясните мне, пожалуйста, почему мы, белые, проиграли?

- Постараюсь, - сказал Дольников. - Но это будет моя версия, на истину я не претендую.

- Уже неплохо, - кивнул Вышеславцев, насмешливо прищурившись.

- Вот вы говорите: власть! За власть, мол, большевики дерутся... А скажите мне, кто и когда преподносил власть на блюдечке? Не было такого. За власть всегда дрались! Н не по правилам кулачных боев - до первой крови, а насмерть! И наши передрались... У немцев есть хорошая поговорка: прежде чем разъединиться, нужно

объединиться. Мы не вникли в ее мудрость, мы сразу разъединились... Корнилов сцепился с Алексеевым, Деникин с Денисовым и Красновым, теперь - с Врангелем...

Причины? Вы их знаете не хуже, чем я, поэтому...

- Нет-нет, продолжайте, - остановил его Вышеславцев. - Мне очень интересна ваша мысль.

- Пожалуйста, - пожал плечами Дольников. - Ни для кого не секрет, что Войско Донское находилось на полном содержании у немцев. Краснов этого не скрывал,

ли одном из совещаний признался: "Да, это я, донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах Тихого Дона и чистыми

передаю Добровольческой армии! Весь позор этого дела лежит на мне!" Но Деникин почему-то не удовлетворился сказанным и пустил в адрес Краснова еще одну ядовитую

стрелу: "Войско Донское - это проститутка, продающая себя тому, кто ей платит". И получил моментальный ответ. На этот раз от Денисова: "Если Войско Донское

проститутка, то Добровольческая армия есть кот, пользующийся се заработком и живущий у нее на содержании". Как расценивать этот обмен любезностями? Сварливым характером наших генералов? Нет, дело не в характере. Шла обыкновенная борьба за власть! И Дон в конце концов эту борьбу проиграл, признал власть Деникина, и Краснова сменил Богаевский... Я одобряю действия Деникина. Он зажал в кулак три армии - Добровольческую, Донскую и Кубанскую, но... Сколько на это

ушло сил и энергии, душевных и физических затрат - одному богу известно! А результат налицо: Деникин выдохся, и его войска катятся к Новороссийску. Врангель

хоть и скорбит, но внутренне торжествует. Я думаю, пласть перейдет к нему. Вот только интересно: надолго ли?

Слова-обвинения падали на Вышеславцева, словно тяжелые камни. Он почти физически ощущал боль от их ударов, пытался уклониться, возразить, опровергнуть

напрасно, крыть было нечем.

- Это единственная причина нашего поражения? - спросил он, когда камнепад на секунду прекратился.

- Это главная причина, - сказал Дольников. - Остальные - побочные: грабежи, мародерство, пьянство, террор. Одним словом - чума! И этой чумой мы заразились от красных. Мы взяли от них самое худшее, мы упали в грязь, мы скатились до самой последней ступеньки, и нам уже не подняться, ибо существует черта, за которой человек перестает ощущать себя человеком, он превращается в скотину!.. А вот красные взяли от нас самое лучшее патриотизм, сознание своей правоты, умение воевать!

- Вы хотите сказать, что Тухачевский, Буденный, Тимошенко оказались хорошими учителями?

Дольников вскинул руки, замотал головой.

- Буденный - разбойный атаман. Волю любит, лошадей... Поражений не признает, от сабельного звона пьянеет, победы отмечает торжественно: "Гуляй, братва!"

Тухачевский... Этому тоже на революцию плевать. Он из когорты Бонапартов, Маратов, Даву... Он пришел к красным не делать историю, а чтобы войти в историю. И, пожалуй, войдет - в нем демонская любовь к огню и разрушению. Так что учителя из них, извините за выражение, хреновые. Все дело в учениках... Когда Мамонтов прошелся по тылам красных, то Ворошилов мгновенно сообразил, что дело не в количестве войска, а в его подвижности, маневренности, неожиданности удара и... Через два месяца Троцкий уже принимал парад Первой Конной армии. Чувствуете, какая реакция? Звериная! Они поняли, что армия должна быть армией, и они восстановили армию, нашу, русскую! Они навели порядок, дисциплину, подняли патриотический дух. Теперь для них Россия

тоже единая и неделимая. Они всыпали немцам и всыплют по первое число полякам - Пилсудскому несдобровать!

Вышеславцев прикрыл глаза ладонью.

- Страшно. Не Каин с Авелем, а Каин с Каином сражаются на Руси. - И тоскливо повторил: - Страшно!

Железнодорожную станцию охватила паника: влетел эскадрон красной конницы, и беженцы бросились врассыпную - кто куда, лишь бы вырваться из адского круга звенящих сабель.

Наведя порядок, красные выстроились вдоль насыпи, вскоре мимо них, громыхая железными суставами, проиел поезд командующего фронтом Тухачевского. Бывший

лейб-гвардии поручик, любитель Девятой симфонии Бетовена спокоен мастерит скрипку: белые разбиты и с точки зрения военной силы его уже не интересуют. Но есть приказ: добить! И он спешит в Новороссийск, чтобы аполнить еще одну страницу своей кровавой биографии.

ГЛАВА IX

Крымов почувствовал недоброе еще утром, когда сел за стол и ему подала завтрак хозяйская дочь Наталья, пышногрудая озорная бабенка с игривым взглядом.

- Где ж всю ночь пропадали? - спросила она, усевшись напротив гостя на лавку.

- Дела, - пожал плечами Крымов.