Матильда Карловна Бархатова наконец получила то, о чем мечтала последние два года непрестанно, днем и ночью. Ночью особенно. Ее страстным желанием было вдовство и обретение свободы. Юная Матильда, имевшая пышные привлекательные формы и неотразимую влекущую внешность, была выдана замуж за совершенного старика – банкира Бархатова. Ее отец, запутавшись в долгах, предпочел уступить дочь своему кредитору, нежели разориться и пойти по миру. Матильда мучительно переживала, что ее фактически обменяли на пачку векселей, обозлилась на отца и весь белый свет. И вот старичок, наконец, оставил этот мир, а прекрасная вдовушка обрела долгожданную свободу и довольно большое наследство, как утешение за пережитое унижение.

Наследство банкира было разделено на две части. Одна часть принадлежала Матильде, другая – взрослому сыну от первого брака Юрию. Молодой человек самонадеянно решил, что прекрасная юная мачеха не сможет остаться равнодушной к его ухаживаниям и ему удастся заполучить ее долю наследства.

Наскучавшись со старым Бархатовым, Матильда Карловна с удовольствием бросилась в объятия Бархатова молодого.

Юрий полагал, что он сможет легко вытянуть деньги из легкомысленной вдовы или, в крайнем случае, поведет ее под венец. Но, к удивлению Юрия, мачеха оказалась вовсе не легкомысленной и глупой.

Она тотчас же поняла его незамысловатые планы и со смехом выставила незадачливого любовника вон. Вернее, на правах бывшего родственника ему дозволялось появляться в доме, но на прежние, интимные отношения он уже мог не рассчитывать.

Юрий на долгие годы оказался в смешной роли друга богатой, красивой, свободной, но, увы, ему недоступной женщины. Недоступной, как и часть папашиного наследства, уплывшая от него безвозвратно. Но Юрий не предавался отчаянию. Он стоически переносил очередного любовника прекрасной Матильды, зная, что срок их недолог. Она не любила скучать.

Однажды доктор Литвиненко, лечивший госпожу Бархатову от истинных и мнимых болезней, от которых страдают одинокие и праздные дамы, привел к Матильде молодого человека, среднего роста и выразительной внешности. На первый взгляд ничего необычного в нем не было.

Но некое внутреннее напряжение выдавали глаза, пронзительные, глубоко сидящие. Рот, подвижный, капризный, яркий, чуть выдвинутый вперед подбородок делали лицо слегка надменным. Волосы светлые, небрежно зачесанные назад. Щегольской костюм, модная шляпа, трость, дорогие перчатки. Матильда вмиг, оценила гостя быстрым взглядом.

– Кого это вы мне привели, любезный доктор?

Доктор Литвиненко и впрямь был сама любезность. Он имел большую практику среди богатых пациентов, слыл хорошим, врачом и был вхож во многие дома.

– Изволите любить и жаловать. Вы хотели нового лица, новых впечатлений? Я поспешил исполнить вашу просьбу.

– Как зовут вашего друга? – Хозяйка протянула гостю холеную полную руку, на которой мерно покачивался тонкий золотой браслет. – Вы тоже по медицинской части?

– От медицины у него только фамилия. Хирургическая, в некотором смысле.

– Это как же? – черные брови Бархатовой выразительно выгнулись.

– Резаков. Огюст Резаков, – представился гость и чуть притронулся сухими губами к атласной коже протянутой руки.

– Огюст? – удивленно протянула низким чарующим голосом Матильда. – Вы что, француз? Католик?

– Нет, сударыня, я считаю себя русским и православным. Но мой батюшка был французский граф. К сожалению, его путь и жизненный путь моей матери разошлись.

– Как интересно! – Матильда жестом предложила гостям сесть, позвала горничную и приказала подать угощение.

Завязался разговор. Резаков вел себя странно, можно даже сказать – дерзко.

Он не пытался очаровать хозяйку, не говорил комплиментов. Его шутки были злы, замечания ядовиты и колки. Зачем доктор его привел? Впрочем, он забавен, отличается от других. Пожалуй, его можно оставить при себе для разнообразия.

Иногда среди горы сладостей хочется остренького.

Матильда чрезвычайно удивилась, когда новый знакомый явился через пару дней сам, без приглашения. Правда, она думала о нем, он занимал ее воображение, оставаясь непонятым и загадочным.

– Разве вы не думали обо мне? – довольно развязным тоном спросил Резаков в ответ на ее изумленный взгляд. – Полно, не пытайтесь меня обмануть! Вы думали обо мне, я вам интересен!

– Интересны? О, господин Резаков, вы, однако, чрезвычайно лестного о себе мнения, – ответила Бархатова, стараясь придать своему голосу как можно больше ироничности.

– Конечно интересен. Я не такой, как все. Я не рафинированная заводная кукла мужского пола, поющая приятности для женского уха. Я не несу слащавую чушь и всегда говорю то, что думаю. Я не делаю секретов из своих желаний и намерений, тем более что они совпадают с намерениями иной стороны.

– Вы о ком говорите?

– О вас, Матильда Карловна, о вас.

О ваших тайных чувственных намерениях и влечениях.

Она вспыхнула, и ее лицо приняло неприязненное выражение.

– Вы забываетесь, сударь! Вы слишком многое себе позволяете. Неужели доктор Литвиненко представил меня как легко доступную добычу?

– А, вот и вы находитесь в плену ханжеских представлений! Я вовсе не о том вам толкую, не о вашей репутации и прочей чепухе. Я говорю о вашем теле, о его громком голосе, который призывают вас выплеснуть наружу все то, что кипит и трепещет внутри.

Он приблизился к ней на опасное расстояние. Глаза его смотрели почти не мигая. «Наверное, так смотрят змеи на свою жертву», – подумала Матильда. Но ведь она не кролик, не добыча. До сих пор она сама выступала в роли ловца душ, и вот такой неожиданный для нее оборот. Нельзя сказать, что эта опасная и наглая игра Резакова ей не нравилась. Было и страшно и интересно. Матильда почувствовала, как покалывает кончики пальцев, как кровь приливает к лицу и подгибаются коленки.

– Не смейте так со мной разговаривать, не смейте так рассматривать меня! – вскричала Бархатова, но голос предательски осип от волнения и возбуждения.

– Какой нелепый цвет, он вам не идет, – словно не слыша последних слов, медленно произнес Резаков и дотронулся до тонкой материи на ее округлом плече.