Прежде, бывало, как известно из литературы, человек подходил к окну и глядел на улицу. А сзади чей-то голос тотчас вопрошал: "Не хочешь ли еще кусочек торта?" Правда, вполне могло случиться, что тот, кто подошел к окну, был в комнате один и никто сзади не вопрошал, не хочет ли он еще кусочек торта. Но не все ли равно, ведь и в те стародавние времена люди ничего особенного на улице не видели. Больше детских колясок, пожалуй, зато теперь можно уложить младенца в ручную корзинку и взять с собой в машину. "Кристиан, поезжай осторожнее!" А еще крайне трудно избежать ссоры в воскресный вечер, надо сосредоточиться и держать себя в руках, чтобы не допустить до этого. Вот ведь, как назло, перчатки к костюму опять куда-то запропастились. "Ты же знаешь, свояченица Мици безумно обижается, если мы опаздываем. Дядя Адольф, правда, мухи не обидит, да эта язва, его старая экономка..." К счастью, машина сразу завелась, и на том спасибо. У свояченицы Мици и дяди Адольфа надо, конечно, ухо держать востро. "Что? Вы хотите в Италию ехать? В Испании в тысячу раз лучше". А уж о детях и говорить нечего, как их ни корми, ссоры не избежать. "Не хочешь ли еще кусочек торта?" Да-да, ради всего святого, пусть только старая экономка не дуется и не подзуживает кроткого дядю Адольфа за нашей спиной. "Поезжай осторожнее, Кристиан". Все течет вспять, все повторяется. Неомраченный воскресный вечер, без ссоры. Это и есть великое решение.

Оставьте меня с вашим дерьмовым тортом в покое!

А вот это можно, пожалуй, назвать малым решением. Прежде так не выражались, теперь же, после двух войн, подобные выражения приняты в любом приличном обществе, их с легкостью употребляют все от мала до велика, и даже в воскресный вечер, а потому они и для малого решения толчком больше не служат. Но в прежние времена, если верить книгам, люди, что в воскресный вечер подходили к окну и принимали затем свое малое решение, не кричали во все горло. Закричи они во все горло, это получило бы огласку, попало бы в газеты и все вышло бы наружу. Одно худо - свои малые решения они принимали в полной тиши, внезапно и скоропостижно, как принято называть это в извещениях о смерти, нет, никуда это не годилось, ибо причиняло беспокойство всему дому да и улице и нарушало покой воскресного вечера. Подкатывали полицейские машины с мигающей синей лампочкой, полицейские начинали расспрашивать по всем этажам. А ведь самое время укладывать детей, и нужно еще узнать результаты футбольного матча, которые передают по телевидению. Полицейским отвечают, а они записывают: "Будто я этого не предвидела. Разве не говорила я тебе, Кристиан, что молодой человек добром не кончит? Он даже не здоровался на лестнице. И так тихо спускался, что я вечно вздрагивала. Прихожу, бывало, с покупками, ищу в сумке ключ от квартиры, и вдруг откуда ни возьмись он! Нет, добром это не могло кончиться. Нет-нет, ничего такого с девицами. А ты что скажешь, Кристиан? О, нам было бы известно - здесь, в доме, все про всех известно. Да, в том-то и дело. Он с нами не знался, иначе такого бы не стряслось. Ах, вон его несут. Такой порядочный молодой человек, вот уж беда так беда. Закрою-ка я дверь. Не хочу, чтобы дети видели, как его вниз несут. А ты что скажешь, Кристиан?"

Нет, господин Ламбер, самоубийство вовсе не естественное право, а, скорее, полицейская проблема. "Нарушение", если вам угодно. Нарушение воскресного вечера, с таким определением тоже можно согласиться. Назвать самоубийство публичным скандалом - это, пожалуй, слишком. Уж не такой это публичный поступок. Пустячное, малое беспокойство, не более того. Малое решение, вынужденное.

Ничего такого с девицами. А вы, господин Ламбер, вы с вашим манекеном все еще стоите у окна? Или...

И если у человека нет прошлого, как вы любите выражаться, господин Ламбер, то какие уж тут девицы? Он тотчас пропал бы ни за грош, ведь держаться-то ему не за что! Уж не за девицу ли? Или за манекен?

На улице смеркалось. Протоколист надел пальто. На сей раз он не зажег света, не поглядел в зеркало, хорошо ли повязан галстук. Если господин Глачке поставил на улице агента, тот немало удивится, что в комнате не зажегся свет. И упомянет об этом в своем отчете, так как это наверняка означает, что обитатель ее хочет выскользнуть незаметно. Хоть бы одним глазком заглянуть в эти отчеты, знал бы по крайней мере подробности, имел бы дело с фактами. А ты что скажешь, Кристиан?

Куда направляется молодой человек поздним воскресным вечером, когда лавина машин возвращается с загородных прогулок? Молодой человек без прошлого, без девиц, а в последнее время и без должности?

Но куда уж ему идти? Для агента, если таковой налицо, в том никакой загадки нет. Молодой человек, конечно же, голоден. Ведь он не обедал, это известно. Вот он и изучает меню, вывешенное в окне небольшого ресторанчика. Но почему он но входит? Меню не понравилось?

Ах нет, господин Ламбер, надо же быть логичным. Для самоубийства нужны два компонента, о чем говорит уже самое слово. Нужен ты сам, иначе говоря, некая Личность. Пустое место, Ничто, ведь не выключишь из списков живущих, как это можно сделать с личностью.

И молодой человек отправляется дальше. Ноги сами собой несут его к Главному вокзалу. Уж не надеется ли он встретить там Ламбера, совершенно случайно?

Агент же, что напротив, решает: ага, вот кое-что интересное. Он собирается кого-то встречать? Женщину? Сообщника? Последим-ка!

Протоколист сразу проходит в зал ожидания. Он не задерживается ни у цветочного, ни у книжного киоска. Не останавливается и у расписания прибытия и отправления поездов. Он кажется человеком, который знает, чего хочет. Ага, он направляется к стойке, покупает сосиски и булочку и, конечно, горчицу. Бумажную тарелку с сосисками он несет к одному из высоких столиков, за которым можно поесть стоя, и откусывает сосиску, обмакнув ее раньше в горчицу.

Не купить ли и агенту, если таковой имеется, сосисок и не стать ли ему к соседнему столику? Уж очень сподручно оттуда наблюдать за поднадзорным.

Почему это он проявил интерес к женщине, что сидит на полу, приткнувшись к стене, посреди сумок и узлов, прижимая к себе спящего ребенка? Верно, итальянка или испанка, откуда-то с юга. Ждет она прибытия или отправления поезда? Тупо уставившись в пространство, она ждет и ждет. Но вполне возможно, что это трюк, о котором они заранее договорились с поднадзорным. Может, он собирается переправить с ней за границу какое-то сообщение?