Занавес расходится на две стороны. Открывается сцена из "Сна в летнюю ночь" Шекспира. Татьяна в роли Титании, Зубатый в роли ткача Основы. Татьяна в красивом и фантастичном костюме Титании, в значительной степени демонстрирующем ее прелести. Зубатый-Основа в том же виде, как мы его видели в последний раз: в черном, цельном купальном костюме начала века, закрывающем почти все тело, на бретельках, со штанинами до половины голени, на голове черная, резиновая шапочка для купания, закрывающая уши и лоб и застегнутая под подбородком.

Необходимо, чтобы исчезло все, что прежде просматривалось через выход на балкон: балюстрада, верхушки кипарисов, морской горизонт. Должно создаваться впечатление, что сцена разыгрывается не на балконе, но совершенно в ином измерении, в неопределенном пространстве.

Эта малая сцена ярко освещена. Татьяна-Титания лежит на условной лесной лужайке, среди цветов. Зубатый-Основа наклоняется над ней. Вокруг них лес, представленный несколькими элементами.

Татьяна-Титания просыпается.

ТАТЬЯНА.

О, что за ангел пробудил меня

Среди цветов?

ЗУБАТЫЙ.

Щегленок, зяблик, воробей,

Кукушка с песнею своей,

Которую слышат многие, но каждый делает вид,

Что не ему кукует она о том, чем занимается его жена.

Да и то правда: кто захочет обращать внимание на глупую птицу?

ТАТЬЯНА.

Прошу, прекрасный смертный, спой еще!

Твой голос мне чарует слух, твой образ

Пленяет взор. Достоинства твои

Меня невольно вынуждают сразу

Сказать, поклясться, что тебя люблю я!

Захедринский с трудом, но забывая о боли, поднимается с дивана.

ЗУБАТЫЙ. Сударыня, у вас для этого не очень-то много резону.

А впрочем, любовь с рассудком редко живут в ладу.

Но, что бы ни случилось, оказии надо не упустить.

ТАТЬЯНА. Ты так же мудр, как и хорош собой!

ЗУБАТЫЙ. Ну, это, положим, преувеличение.

Но будь у меня достаточно смекалки, чтобы выбраться из этого леса,

Вот бы с меня и хватило.

ТАТЬЯНА.

Покинуть лес!... Не думай и пытаться.

Желай иль нет - ты должен здесь остаться.

Могуществом я высшая из фей.

Весна всегда царит в стране моей.

Тебя люблю я. Следуй же за мной!

Захедринский идет к правому краю балкона-сцены. Опирается на него правой рукой и продолжает смотреть представление.

К тебе приставлю эльфов легкий рой,

Чтоб жемчуг доставать тебе со дна,

Баюкать средь цветов во время сна.

Я изменю твой грубый смертный прах:

Как эльф витать ты будешь в облаках.[7]

ЗАХЕДРИНСКИЙ (кричит). Хватит!

Актеры прерывают игру и выжидательно смотрят в зрительный зал.

СЕЙКИН. Что с вами, Иван Николаевич...

ЗАХЕДРИНСКИЙ (хромая, постоянно теряя равновесие и восстанавливая его, забыв о физическом страдании, идет налево вдоль малой сцены; останавливается перед Сейкиным, опершись правой рукой о стену). Ты зачем пришел? Мстить?

СЕЙКИН. Да вы что... Неужели вам не понравилось?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ты - мерзкий Яго!

СЕЙКИН. Это уже из другой пьесы.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да я тебе... я тебе...

СЕЙКИН. Ну, что - ты мне?

Пауза.

ЗАХЕДРИНСКИЙ (спокойно). Нет, ничего. Против тебя я бессилен. (В порыве бешенства ударяет кулаком по стене.) Аууу! (Ударил слишком сильно и поранил руку.)

СЕЙКИН. Возьмите себя в руки, Иван Николаевич. Если дело и дальше так пойдет, вы всего себя искалечите.

ЗУБАТЫЙ. Можно продолжать?

СЕЙКИН. Пожалуйста, но дайте другой фрагмент. Этот товарищу начальнику не понравился.

Малый занавес закрывается сам собой.

Захедринский отходит направо и падает на диван.

СЕЙКИН (подходя к нему). Что с вами?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Воды!

Сейкин идет налево и наливает в стакан воду из графина. Иными словами. делает вид, что наливает, поскольку воды в графине нет. Захедринский берет стакан и с жадностью подносит его ко рту. Начинает пить, но замечает, что не пьет. Пытается пить снова, запрокидывая голову назад, но убеждается, что утолить жажду он не может. Разглядывает стакан, переворачивает его вверх дном. Стакан действительно пуст. Возвращает стакан Сейкину.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Какая-то сухая.

СЕЙКИН (слащаво). Что - сухая, Иван Николаевич?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Эта вода.

СЕЙКИН. Сухая вода - самая полезная. (Относит стакан и ставит его на стол.)

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вам не следовало проделывать со мной подобные фокусы.

СЕЙКИН (слащаво). Какие, товарищ начальник?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну, это, с Зубатым.

СЕЙКИН (подходит к Захедринскому и останавливается перед ним). И еще с кем?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я знал, что вы человек несимпатичный, но не думал, что такой негодяй.

СЕЙКИН. Ах, это со мной случается лишь изредка.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Показывать мне такое...

СЕЙКИН. Сами пожелали посмотреть.

За малым занавесом звучит гонг.

Сейкин занимает место справа, в изножье дивана. Опершись о стену, он будет смотреть на малую сцену как театральный зритель. Стена скошенная, так что он не перекроет ни актеров, ни Захедринского.

Сцена из "Отелло". В роли Дездемоны Лили Карловна Вольф. Она лежит в ночной рубашке на кровати. Костюм театральный, но прическа та же, что прежде, с челкой и прядями, закрученными на щеки. С левой стороны малой сцены входит Рудольф Рудольфович Вольф в роли Отелло. На его голове тюрбан, костюм театральный, на тунике те же награды, что прежде.

ЛИЛИ.

Отелло, это ты?

ВОЛЬФ.

Да, Дездемона.

ЗАХЕДРИНСКИЙ (вполголоса). Но это же не для меня, это для вас.

СЕЙКИН (вполголоса). Вы уверены?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну... Возможно, и для меня, только не в этом составе.

ЛИЛИ.

Ты ляжешь, мой синьор?

ВОЛЬФ.

Ты помолилась на ночь, Дездемона?

ЛИЛИ.

Да, мой синьор.

ВОЛЬФ.

Когда ты знаешь за собою грех,

Непримиренный с милостью небесной,

Покайся в нем сейчас же.

ЛИЛИ.

Мой синьор,

Что это значит?

ВОЛЬФ.

Слышишь? Торопись.

Я отойду. Мне тяжко убивать

Твой неготовый дух. Избави Боже,

Чтоб я убийцей стал твоей души.

ЛИЛИ.

Ты говоришь - убить?

ВОЛЬФ.

Да, я сказал!

ЗАХЕДРИНСКИЙ (сложив ладони рупором, кричит). Рельсы!

ВОЛЬФ (прерывая игру, к Захедринскому). Прошу не мешать актеру!