«В конечном счете, – заявил Фланден, – в проблеме Данцига и Коридора речь идет не о принципе, а о методе, которым Германия намерена его решить. Если канцлер действительно сумеет убедить заинтересованные народы, что не существует опасности для их жизненных прав и интересов, то мир может быть спасен даже в одиннадцатом часу».
Демарши англо-французской дипломатии не могли не убедить Гитлера, что кабинеты Чемберлена и Даладье совершенно не намерены оказать какое-либо сопротивление осуществлению агрессивных замыслов в отношении Польши. Высказывавшиеся ему «советы» и «рекомендации» имели одну цель: убедить в необходимости соблюдать хоть некоторые «приличия», иначе возмущение общественного мнения может поставить в безвыходное положение английское и французское правительства. Разумеется, трудно было рассчитывать таким путем остановить агрессию. Наоборот, Гитлер черпал в этом уверенность, что задуманный им удар и на сей раз сойдет безнаказанным.
Предлагая Гитлеру новую сделку, дальновидные британские государственные мужи не оставили без внимания и другой вопрос: как сложатся события, если, вопреки их желаниям, Англия вынуждена будет все же объявить войну рейху? Потолковать по душам на эту тему в середине августа в Берлин прибыл английский офицер, сотрудник министерства авиации барон де Ропп. Он был принят главой внешнеполитического отдела нацистской партии А. Розенбергом.
Ропп давно уже находился в тесном контакте с гитлеровцами, и это дало ему возможность говорить без обиняков.
«Он сказал мне, – сообщал Розенберг „фюреру“ о своей встрече с Роппом, – что в последние несколько дней имел беседы с офицерами британского воздушного штаба и министерства авиации, которых мы знаем. Точка зрения в этих кругах остается такой же, как и прежде. Было бы абсурдным для Германии и Англии ввязаться в борьбу не на жизнь, а на смерть из-за Польши. При существующем положении вещей единственным результатом было бы взаимное уничтожение воздушных сил и в итоге такой войны – уничтожение всей европейской цивилизации. Страной, получившей выгоду, была бы только Россия, которая сохранила бы свои силы нетронутыми».
Даже в том случае, продолжал де Ропп, если Англия и Франция окажутся вовлеченными в конфликт, нельзя допускать, чтобы это вылилось в истребительную для обеих сторон войну.
«Может случиться, что Германия быстро покончит с Польшей, и хотя будет объявлено состояние войны (между Англией и Германией), на этой стадии она могла бы вестись обеими сторонами как война оборонительная, т.е., хотя границы будут должным образом защищены блокадой и артиллерией, бомбардировки открытых городов не будут иметь места, что могло бы привести к неискоренимой ненависти. В случае скорого окончания германо-польского конфликта при этой гипотезе сохранилась бы еще возможность быстрой ликвидации войны, поскольку Британская империя и Германия не могут рисковать всем своим будущим ради государства, которое к тому времени практически перестанет существовать».
Так выглядел «военный вариант» Мюнхена № 2 за счет Польши. Следует ли удивляться, что Германия, не теряя времени, решила воспользоваться представившейся возможностью.
Тем временем польская правящая клика, следуя на поводу у Англии и Франции, рассчитывала найти выход за счет предательства национальных интересов страны. Забыв о судьбе Чехословакии и не подозревая всей меры вероломства своих союзников, предоставивших ей «гарантии», она надеялась, что Польша в качестве пятой державы будет приглашена участвовать в новой конференции. С согласия Бека английское правительство сообщило в Берлин о готовности Варшавы на переговоры с Германией для достижения «разумного компромисса».
Категорически отказавшись от советской помощи, польское правительство поспешило уведомить гитлеровцев об этой самоубийственной позиции. В конце первой декады августа посол Польши в Москве Гржибовский сказал итальянскому коллеге, что отрицательное отношение его страны к англо-франко-советским переговорам остается неизменным. Это немедленно стало известно Шуленбургу.
«Польша ни при каких условиях не разрешит советским войскам вступить на ее территорию, даже если бы речь шла только о транзите, – сообщал Шуленбург 10 августа. – Когда итальянский посол заметил, что это, по-видимому, не распространяется на советские воздушные силы, польский посол заявил, что Польша ни при каких обстоятельствах не разрешит советским самолетам использовать ее аэродромы».
Предательская, антинародная политика правящей клики Польши обрекла страну на тяжелую катастрофу.
22 августа 1939 г. Гитлер созвал в Оберзальцберге совещание высшего командного состава германских вооруженных сил. Подробно изложив оценку обстановки, он сообщил о намерении в ближайшие дни осуществить нападение на Польшу. Протокол совещания является одним из наиболее важных свидетельств, разоблачающих разбойничьи планы фашистского рейха.
«Мне стало ясно, – говорил Гитлер, – что раньше или позже столкновение с Польшей должно произойти. Я принял решение еще весной, но считал, что сначала мне в ближайшие годы придется выступить против Запада, а уже потом только против Востока. Но последовательность действий не поддается определению заранее».
Объясняя причины, ускорившие сроки развязывания войны, Гитлер отметил ряд выгодных, с его точки зрения, обстоятельств. Во-первых, факторы персонального характера: существование его, Гитлера, затем Муссолини и Франко. Отсутствие «личностей» на Западе. Во-вторых, благоприятная политическая обстановка: соперничество Италии, Франции и Англии на Средиземном море, натянутые отношения между Японией и Англией, напряженность на Ближнем Востоке.
«Нам терять нечего, – утверждал „фюрер“, – мы можем только выиграть. Наше экономическое положение в результате ограничений таково, что мы сможем продержаться еще лишь несколько лет. Геринг может подтвердить это. Нам не остается ничего иного, как действовать. Наши же противники рискуют многим, а выиграть могут мало…
Через два-три года всех этих счастливых обстоятельств не будет. Никто не знает, как долго я еще проживу. Поэтому пусть столкновение произойдет лучше сейчас.
Образование Великой Германии явилось большим политическим свершением. В военном же отношении оно было рискованным, так как достигнуто посредством блефа со стороны политического руководства. Необходимо испробовать военную силу. Причем, если возможно, не в генеральном сведении счетов, а путем решения отдельных задач…
Для Англии характерен такой факт. Польша хотела получить от нее заем на свое вооружение. Англия же дала ей только кредиты, чтобы обеспечить закупки Польши у нее, хотя сама ничего поставлять не может. Это говорит о том, что в действительности Англия не собирается поддерживать Польшу.
Она не хочет рисковать ради Польши 8 миллионами фунтов… Наши противники – жалкие черви. Я видел их в Мюнхене… Я боюсь лишь того, что в последний момент какая-либо свинья подсунет мне свое предложение о посредничестве».
После перерыва Гитлер определил военные задачи операций против Польши. Ее ликвидация – на первом плане. Цель – уничтожение живой силы, а не достижение определенной линии. «Я дам пропагандистский повод для развязывания войны, а будет ли он правдоподобен – значения не имеет… Закрыть сердце всякой человеческой жалости. Действовать жестоко… Главное – быстрота».
Во второй половине дня 28 августа Гитлер отдал приказ на рассвете 1 сентября (9).