- В этой роте вечно все не так, - командир чуть повернул голову к своим замам, - солдаты ведра теряют, а младшие командиры уходят в самовольную отлучку. А вернувшись! - Балда вновь обратился к Антону и голос его гневно зазвенел в лестничных стеклах, - с помощью милиции! читают командиру части лекции! Так вот! Сейчас же отправляйтесь к майору Боброву! И готовьтесь! Вас вызывает на пятнадцать ноль-ноль полковник Луженков! И я! Как командир! Не уверен! Что Вы вернетесь в часть без конвоя!!!
Серые шинели прошелестели мимо Антона вниз по лестнице.
- Надо же, как задела его вчерашняя моя речь, - удивился Антон, выслушав истеричный монолог командира части.
Накануне начальник политотдела собрал сержантов части чтобы обсудить, так он это назвал, - поведение сержантов Байкалова и Царенко. На обсуждении присутствовал командир части.
Все шло спокойно, как и должно было идти, и Антону казалось, что у Балды совсем неплохое настроение. Сержанты выступали по списку и каждый аккуратно осуждал.
- Может, этим и закончится все, - шепнул ему Царенко. Антону тоже показалось, что командир больше не настроен настаивать на вмешательстве прокурора. У части переходящее знамя округа, зачем ей нужны лишние проблемы.
- Теперь послушаем, как же объясняют свои поступки Байкалов и Царенко, - последними поднял их начальник политотдела. - Да, да, - поддержал его Ушатников, - мне давно хочется послушать их. Вот, Байкалов, Вы ведь были студентом университета, сдавали марксистско-ленинскую философию, политэкономию, сочинение писали при поступлении. Изложите нам, так... литературно. Объясните нам, что вами двигало.
Почему-то вот это "объясните" зафиксировалось в сознании Антона и, забыв о том, что никаких объяснений тут от него не ждут, что требуется лишь покаяние, а лучшим объяснением станет "простите, товарищ командир" и шапка, мнущаяся в руках и глаза, глядящие на носки сапог, - так вот, забыв об этом, Антон в непроходимой своей глупости, попробовал объяснить.
- Ты выступал как профессор. Я думал, люди так только в кино говорят, сказал ему потом Юрик Кузь, молодой сержант, оставленный из предыдущего набора.
Может быть так и было, но только к концу своей речи заметил Антон, как гневно потемнели глаза командира и непроницаемым стало лицо начальника политотдела.
- Они ничего не поняли, товарищ подполковник, - сказал Балда вставая, как только Антон замолчал, - закрывай собрание.
- Заходи, заходи, - полушепотом отозвался Матвейчук на его осторожный стук. Майор быстро оглядел пустой коридор и закрыл за Антоном двойные двери кабинета.
- Никто не видел, как ты ко мне шел?
Антону стало смешно.
- Этажом ниже встретил командира со всей свитой.
- Ну! - особист даже присел, ожидая ответа.
- Сказал мне, что в три часа надо быть у Луженкова.
- Так. Это я знаю. А куда идешь, спросил?
- Сказал, что уборку штаба проверяю.
- Хорошо. Тут политика своя... - Матвейчук почесал затылок, и на мгновение Антон увидел перед собой не начальника особого отдела части, а фастовского дядька, у которого жена с матерью одновременно сказали: "или я, или она". - Но ты тоже хорош, - перед Антоном снова был особист, - ты что вчера командиру сказал? Его додавили уже звонить Луженкову и просить все погасить. Просто, думаешь, было? Тут такие партии сложились. А ты ему что? "По человечески - объяснимо".
- Я такое сказал?
- Я такое сказал, - передразнил Антона майор. - Бал... он прибежал, у него пена с губ, как у коня. Эмоции все заслонили, - "Завтра же к Луженкову отправить". Все, на нем в этом деле - крест. Может, топить и не станет, но помощи от него теперь не ждать. Вот так. Но ничего. С Семеном Петровичем сегодня же до обеда переговорят. Хороший знакомый мой поговорит. Не хотел я канал этот трогать, но для нашего человека тронуть можно и даже нужно. Верно говорю, Антон?
Антон кивнул и что-то промычал утвердительное, не сразу сообразив, что под "нашим человеком" майор понимает именно его.
- А раз верно, - Матвейчук прошелся по кабинету, - а раз верно, давай составим с тобой бумагу.
Он достал два листа чистой бумаги, подумал, достал еще два листа и положил их перед Антоном.
- На ручку, пиши.
- Что писать?
- Сейчас я тебе продиктую.
В прокуратуре их встретил все тот же жизнерадостный Ступак.
- Сухари с собой?
- Пошел в задницу со своими шутками, - Царенко нервничал и шутить расположен не был.
- Какие шутки? - продолжал резвиться Димка. - Вон машина со спецконвоем для вас, - он показал на машину ветеринарной помощи.
- Что она тут делает? - не понял Антон. - У Луженкова приступ водобоязни?
- Много смеемся, - хмуро бросил Царенко, - чтоб потом не заплакать.
Прокурор был по обыкновению своему груб и громогласен. Он заявил, что мнения своего в отношении этих преступников не переменил и менять не намерен, кто бы ему что ни говорил. Потому он немедленно возбуждает уголовное дело против младшего сержанта Царенко, обвиняя его в краже личного имущества солдат. Что же касается младшего сержанта Байкалова, то в случае малейшего нарушения воинской дисциплины и уставов, последующего с его стороны, будет он привлечен по своей статье. В чем Антон и расписался. Все произошло стремительно, и Антон не успел опомниться, как вновь очутился за пределами прокурорского гнезда. Серега Царенко остался внутри.
- Прокурорское предостережение называется, - объяснил Ступак, когда курили они на крыльце прокуратуры, дожидаясь машины из части. - Честно говоря... Повезло тебе. Они ведь, и Луженков, и Ушатников, в первую очередь на тебя бочку катили. Понять не могу, почему он отступил. Стареет, наверное... Не знаю. Если бы... Слушай, - лицо Ступака осветилось пониманием, - может ты на лапу ему дал?
- Из сержантской получки? - Антон выдавил из себя смешок.
- Не валяй дурака, - Ступак смотрел на него с уважением, - родственник с лампасами надавил, да? Точно. А Сереге не повезло. Селявуха... Ну, я побежал бумажки ваши печатать. В роте увидимся.
Антон молчал. Он чувствовал себя как никогда мерзко. Договариваясь с Матвейчуком, он был уверен, что вытаскивая себя, вытаскивает и Царенко. Теперь он понимал, вспоминая разговор с особистом, что некоторые слова для него и для Матвейчука в этом разговоре имели разный смысл.
"Игрушки детские. Клички, явки. Из-за этой ерунды он охотился на меня почти год. - Антон сидел в курилке у входа в казарму. Его взвод скоблил асфальт на плацу и ровнял по нитке сугробы. - На что, интересно, рассчитывает особист? Что я ему сеть шпионскую тут найду? Всего вернее, план выполняет. Леший с ним, пусть меня как свой крупный успех запишет. Может, премию дадут человеку. Факт тот, что свое обещание он выполнил. Можно было и получше, но выполнил. Я же ничего конкретного ему не обещал. И в бумажках его, сегодня мной подписанных, никаких требований ко мне не было. Так что игрушки все", - уговаривал себя Антон, тщетно пытаясь заглушить этими речами едва различимый голос, доносившийся, как казалось, прямо с неба. Голос этот проникнут был отчаяньем и тревогой.
- Мы закончили, сержант, - услышал он из-за спины.
Антон медленно и бесшумно выдохнул, возвращаясь.
- Сдавайте лопаты - и в казарму. Через пятнадцать минут построение на ужин. - Антон встал со скамейки и оглянулся. Стрельцов с Курочкиным.
- Ко мне родные приехали. На КПП ждут... - Курочкин замялся.
- Отпустить бы его... вместо ужина, - продолжил Стрельцов, глядя в сторону.
По всем неписаным, да и по писаным законам части, молодым, не принявшим присягу, без взвода нельзя было ходить никуда. Даже в туалет. Тем более на КПП. Тем более вместо ужина.
- На ужин пойдешь с ротой, - Антон помолчал, пропуская солдат, возвращавшихся с уборки плаца, - когда все зайдут в столовую, выйдешь на КПП. Если остановит наш сержант, скажешь, что я разрешил. С офицерами не спорь, вообще не разговаривай, молча возвращайся в столовую. К половине девятого вернешься, мне доложишь, - он посмотрел на часы, - час времени у тебя. Хватит?