Когда-то вся эта кухня нужна была потому, что ребенка и подростка считали неспособным усвоить настоящую научную пищу - неподслащенную и неразбавленную. С ребенком не принято было говорить искренне, говорить серьезно. Автор сентиментальной и даже восторженной научно-популярной книжки нисколько не обязан был переживать всерьез те чувства, которые он высказывал ребенку. Все его сантименты были притворные, ханжеские, дидактические.
В наше время и в нашей стране отношение к читателю - ребенку и подростку - иное.
Лукавая и фальшивая дидактика нам не к лицу. Мы уважаем науку и уважаем ребенка. Мы помним особенности детского возраста, но это обязывает нас не к упрощению, а к простоте, к последовательности и ясности мысли.
Конечно, ребенок требует от книги занимательности, но занимательность должна быть достигнута не посторонними средствами, не развлекательными интермедиями, а самой сущностью книги, ее темпераментом, ее идейным богатством.
А это возможно только тогда, когда автор сам увлечен научной проблемой, когда он имеет право свободно и уверенно, по-хозяйски, распоряжаться своим научным материалом.
Но и это еще не все. Автор, владеющий терминологией науки, должен уметь отказываться от терминов там, где возможно без них обойтись. Такое умение дается лишь тому, кого точность научных формулировок не отучила навсегда от живой речи.
Итак, воображение, темперамент, живая и свободная речь, богатый материал, идеологический и фактический, - вот условия, без которых невозможна хорошая научная книга для детей. Другими словами, она подчинена тем же законам, что и всякое произведение искусства. Ее можно и должно мерить меркой, приложимой ко всем видам художественной литературы, - то есть степенью ее искренности, идейной высоты и литературного вкуса.
Есть ли у нас уже такая литература? Она создается на наших глазах. Книги Житкова, Ильина, Паустовского, Бианки, Н. Григорьева и других дают нам право надеяться, что научно-популярная литература уступит наконец место литературе научно-художественной.
Автор рассказа о "Солнечном веществе" М. Бронштейн - физик, сотрудник Ленинградского физико-технического института.
В литературе (я имею в виду не специально-научную литературу, а общую) он выступает впервые. Его "Солнечное вещество" выйдет отдельной книгой с дополнениями и иллюстрациями в ленинградском Детиздате {3}.
Книга М. Бронштейна - это не перечень успехов науки и техники, обычный в популярной литературе. Это рассказ о тех барьерах и затруднениях, которые стоят на пути всякого открытия. Это рассказ о коллективной работе множества ученых на протяжении десятков лет. Рассказ о единстве науки.
Несколько лет тому назад М. Горький писал: {М. Горький, О литературе. Сборник статей, стр. 145, Изд-во "Советская литература", 1933. (Прим. автора.)}
"Прежде всего наша книга о достижениях науки и техники должна не только давать конечные результаты человеческой мысли и опыта, но вводить читателя в самый процесс исследовательской работы, показывая постепенное преодоление трудностей и поиски верного метода" {4}.
Именно эту задачу и поставил перед собой автор "Солнечного вещества", рассказывая историю одного из самых Замечательных открытий физики и химии.
Удалось ли ему решить свою задачу - пусть судит читатель.
ДЕТИ О БУДУЩЕМ
Меня давно уже интересовал вопрос о том, как представляют себе наши дети будущее, о чем они мечтают, чего ждут.
Недавно под Ленинградом в одном из пионерских лагерей я спросил об этом ребят. Лил сумасшедший, грозовой дождь, и нам всем не оставалось ничего другого, как сидеть в лагерной столовой, похожей не то на летний театр, не то на барак, и беседовать. Тут было полторы сотни детей разных возрастов от восьми до пятнадцати лет.
Вероятно, мой вопрос показался ребятам неожиданным. Мы только что читали с ними книгу, и они настроились слушать, а не говорить сами. И вдруг - извольте: как вы представляете себе жизнь лет через десять, двадцать, пятьдесят, сто?
Наш разговор начался с молчания.
Потом ребята переглянулись между собой, и по их взглядам я понял, что хоть мой вопрос и застал их врасплох, но беседа все-таки состоится.
И в самом деле, с одной из дальних скамеек раздался голос:
- Не знаю, что будет. Не угадаешь! Думаю только, что будет очень хорошо.
- Ну, еще бы! - отозвались в другом углу.
- А как вы думаете, - спросил я, - какие у ребят будут лагеря лет через десять или пятнадцать?
Тут разговор сразу принял деловой и хозяйственный оборот.
- Ну, будет много мячей, игр... И все кровати будут с сетками, чтобы не проваливаться.
Это сказал маленький пионер, лукаво посматривая на вожатого.
Вероятно, этому пионеру не раз случалось проваливаться на пол вместе с тюфяком и одеялом.
- Вот тоже! Нашел о чем говорить! - засмеялся кто-то рядом. - Я думаю, в каждом лагере будет своя парашютная вышка!
Парашютная вышка сразу оторвала нас не только от лагерных кроватей, но и от земли. Следующий пионер заговорил уже о Марсе:
- Я не могу дождаться, когда люди долетят до Марса. Это надо сделать поскорее, и люди будут туда летать, вот как теперь ездят из Ленинграда в Москву.
- А первая остановка будет на Луне! После этого ребят уже не надо было вызывать на разговор. Одна за другой стали подниматься руки.
- Но ведь на Луне нет воздуха. Человек не может жить без воздуха и воды, - сказал какой-то скептик.
- Ну, и что ж с того! Будут брать с собой воду и воздух. Как сгущенное молоко в банках.
- Зачем в банках? В баллонах!
Долго говорили ребята о межпланетных путешествиях на "ракетопланах".
- Может, удастся устроить хозяйство на Луне или на Марсе! - сказала одна из девочек.
Очевидно, пионерка имела в виду не собственное хозяйство, а что-то вроде лунного совхоза или марсианского колхоза.
Та же девочка сказала:
- Государств на Земле не будет. Люди будут жить не в государствах, а в климатах. Неграм, например, я думаю, нужен жаркий климат.
В этом разговоре я заметил одну особенность.
Для наших ребят "будущее" и "коммунизм" - равнозначащие понятия. В разговоре то и дело одно слово заменялось другим, и этого никто даже не замечал.
Девочка, которая утверждала, что неграм нужен жаркий климат, так описывала будущее:
- Трамваев не будет, а только аэропланы. Кондуктор скажет: "Площадь Льва Толстого!" Гражданин выскочит и спрыгнет на парашюте... Если не на остановке спрыгнет, воздушная милиция его оштрафует.
- А если его ветром отнесет? - спросили ребята.
- Ветра при коммунизме не будет!
- Почему ж это не будет?
- Да научатся погодой управлять, вот и все.
- При коммунизме, - сказал мальчик, которого мне представили как лучшего музыканта в лагере, - при коммунизме музыку знать будут все, как теперь умеют читать и писать. Я читал, что животные и те хорошо воспринимают звук. Ведь вот телефон, радио передают звук на расстояние. Я думаю, что диких зверей можно будет приманивать звуками, и звуками можно будет сообщаться с разными планетами.
Много еще говорили ребята о будущем. Одни - о планетах, другие - о том, можно ли устроить в будущих городах движущиеся тротуары разных скоростей для тех, кто гуляет, и для тех, кто идет по делу; третьи спрашивали, нельзя ли искусственно провести в человеческом мозгу новые извилины, чтобы люди, стали умнее; четвертые говорили о подвижных домах; пятые - о воздушных велосипедах; шестые - о газонаполненных скафандрах для гигантских прыжков над землей; седьмые - о притяжении к Арктике теплых течений.
Впрочем, у всех ребят было одно общее: будущее представлялось им счастливым.
- Но у меня есть еще такое желание - сказал девятилетний мальчик с узенькими черными глазами и с челкой на лбу. - Часто бывает, что два товарища уговариваются, что им делать. Один говорит: пойдем гулять, а другой говорит: не хочу, буду лучше читать. Так вот я бы хотел, чтобы в будущем люди научились так сговариваться, чтобы никто друг другу не отказывал.