Но ведь есть же ребята - осваивают просторы, на полюс пехом экспериментируют, корабли поднимают, следы канувших в небытие цивилизаций ищут... У них что, все иначе? А что иначе? Да и не все ли равно что? Служение высоким идеалам материальных выгод не приносит, это я усек наверняка. Это служение надо совмещать с меркантильным моментом, иначе под старость ждет тебя нищета и забвение. И коллекция наград-жестянок, что после смерти растащится в неведомые стороны.

Вечером я прибыл к Мишке. Товарищ являл тучу грозовую. Мать его хлопотала по хозяйству с невесткой, свадебное торжество еще витало в доме, но так, умирая в обыденности бытия.

- Затаскали, - сказал Михаил. - Бумаг написал - рука отваливается. И орут все, будто я виноват! В механиках пока что... А завтра - к следопыту...

- Зря мы... - сорвалось у меня.

- Знаешь, - отозвался он, - я завязываю. И с иконами, и... - Вздохнул. Сначала оно вроде увлекательно, потом засасывает, зараза, а после не знаешь, чего ради этих денег кровь себе портишь: завтра или косая придет, или с обыском... Не мое призвание, Игорек. И еще скажу тебе - обхохочешься: я же, понимаешь ли, на всяких там пионерских гимнах был воспитан. И вот отзвуки этих гимнов - для дурачков, видимо, придуманных - остались. Туманно я, да? В общем, от делишек отхожу, работу меняю. Мне тут ребята шепнули: интересуются, говорят, тобой дяди в штатском. В смысле - общаюсь ли я с иностранцами в нерабочее время? Понял, чем пахнет? Тут колхоз неподалеку, у меня среднее техническое, а там есть вакансия завгара, может, возьмут, не знаю... Но на грани фола - все, хватит.

Я промолчал. В самом деле - хватит.

- Нинке я про иконы... ну, там... сказал... - стеснительно продолжил Мишка. - Такое было! Или развод, или прекращай! Еле успокоил. И на тебя она... это. Остатки долларов сменяю, батя на "жигуль" в очереди на работе стоит, куплю тачку - и шабаш!

Насчет "сказал Нинке" я попытался разозлиться, но не смог. Сил не нашлось - усталость и безразличие.

- Ужинать садитесь, безбожники, - проскрипела за дверью Мишкина бабка, и мы прошли в комнату.

Нинка взирала на меня как на змею.

Вернулся Мишкин отец. Под этим делом. С халтуры. Сообщил, что меняли всем трудовым коллективом гаража какому-то профессору полуось. Папаня был веселый, но в скучной домашней обстановке тоже постепенно сник и озлобился. Долго смотрел в тарелку с картошкой, посыпанной зеленью петрушки и лука, выслушивая нарекания жены по хозяйству - то не сделано, это... Затем треснул прямо в тарелку кулаком, заорал, разевая пасть:

- С кем живу, а?! О чем с тобой говорить?! Ты ведь... не знаешь, что такое интегральное и дифференциальное исчисление даже!

- От профессора научился, - холодно констатировал Мишка.

Я встал. Надо было уходить.

Дома, на кухне, папан и маман садились за ужин. Играл приемник, было уютно, тепло... Неожиданно накатило рассказать папане кое-что из своих криминалов, но как бы во втором лице, что и сделал. Дескать, был друг, пай-мальчик, но вдруг прорезался в нем неслыханный авантюризм, и понесла парня нелегкая по ухабам стези неправедной... Представляешь, папа, как оно в жизни-то бывает, а?

Папаню честнейшего буквально затрясло. Возмущению не было конца, края и предела. Сурово блестели стекла очков, звучало: "Сажать! Бандит! Ты обязан сообщить!.." Мать даже успокаивать его начала и на меня зыркать: к чему, мол, такие страсти рассказываешь?

И я испугался. Как маленький, как в детстве, когда набедокуришь и ждешь, что накажут. И так хотелось быть маленьким! Но с этим кончено, все. А когда кончено - и не заметил.

ВЛАДИМИР КРОХИН

За ночь написал пять стихотворений. Подряд. Накатило. Утром перечел и восторженно осознал: получилось! Значит, могу!

Светлые чувства омрачила теща: сижу, видите ли, над своими писаниями, грызу ручку всю ночь, потом дрыхну до полудня, а ей вставать, отводить ребенка в садик - было бы из-за чего! Тесть тоже вмешался, сказал, что не уважаю их старость. Я ответил аналогично про свою молодость. Ну, скандал.

Отскандалив, поехал, а вернее, сбежал из дома в редакцию, хотя сегодня мог бы в ней и не появляться. Но остро хотелось вставить в воскресную подборку афоризмов фразу: "Хоронили тещу, порвали два баяна..."

До редакции, однако, не доехал: забарахлила машина. Катастрофический расход топлива. Пришлось завернуть в гараж в надежде застать кого-нибудь из специалистов. Застал Игоря.

- Что-то с зажиганием, - пожаловался я, опуская стекло. - Бензин жрет, как волчица.

Ни слова не говоря, однако с видимой неохотой и неприязнью даже, он показал коротким взмахом руки - открывай капот. У нас с ним в последнее время, по-моему, подпортились отношения - думается, я измучил его всякими "достань-устрой-почини" при нулевой практически отдаче со своей стороны.

Подошла и остальная публика: кто с советом, кто полюбопытствовать. Постепенно вокруг машины сгрудились человек шесть в попытке поставить диагноз.

- Течь, - изрек Игорь, осмотрев движок. - Она! - И оказался прав, хотя поначалу такая гипотеза подверглась резкой, нецензурной критике.

Треснул бензопровод. Новую трубку Игорь мне подарил, но, так как сам он куда-то торопился, а никто из праздношатающихся советчиков сменить ее не пожелал (копеечная работа), я, человек в технике несведущий, впал в стремительную меланхолию.

- Трагедия? - поинтересовался Игорь, и опять в голосе его я ощутил странную недоброжелательность.

Поведал: редакция далеко, дом близко, но там филиал ада, и куда деться не представляю.

- Могу прихватить с собой, - предложил он. - В гости к приятелю моему. Художник, реставратор, йог, очень похож на тебя - то есть как устроен телевизор или машина - ни бе ни ме, каменный век, но знает, в чем смысл жизни и вообще то, до чего наука пока не добралась. Подруга моя туда подъедет, кстати, посидим...

Это был расчудесный вариант.

Поехали на его "Волге". Когда он успел отремонтировать ее - загадка. Мне бы жизни на такое не хватило. Все же как ни кичись духовностью и интеллектом, а специалист - это... Стоп. А есть ли во мне духовность, вот вопрос! И если независимый ответ на него отрицателен, тогда я вообще банкрот. Вводящий того же рукастого Игоря в заблуждение своим общественным статусом и стихотворными публикациями. Тогда я - ничтожество... Вот так.

Дверь нам долго не открывали. Наконец послышались шаги... всхлипы... и на пороге возник плачущий, с сумасшедшими глазами парень. Мелко икая, он вытирал скрюченной, как у прокаженного, кистью руки распухший нос. И било его всего, будто испуганную лошадь.

- Про-одал! - прогнусавил он с горькой торжественностью. - Себя!

Тут я заметил, что одет он в купальный халат, и только в купальный халат. Борода у него была неестественно клочковатая, словно вначале ее решительно начали стричь, а затем раздумали да так и оставили.

- Про-одал! - мотая головой, канючил парень, готовый брякнуться нам в ноги. - Все-о!

- Что продал-то? - равнодушно осведомился Игорь и представил мне человека: - Олег.

- Вот! - Тот протянул ему мятый паспорт. В паспорте стояла устрашающая печать: "Захоронению не подлежит". - Наглядным пособием для студентов, значит, пойдешь, - сказал Игорь, разоблачаясь. - Перед вами труп закоренелого, значит. Видны явные изменения печени... Ну а чего? Сам же говорил: тело кокон, оболочка, главное - дух... Дух-то не продан пока?

Олег, зажмурив глаза, треснул себя кулаком по лбу в отчаянии.

- Спокойно, старина, - сказал Игорь, обнимая его за плечи. - Тебе же не завтра концы отдавать? Выкупим кокон. Пойди умойся; борода... чего такое? Стриг?

- А выкупить? - оживился тот. - Можно разве?

- Устроим, - пообещал Игорек. - Все можно в нашем мире, где правят дензнаки. Как в другом, загробном, - это у тебя спрашивать надо, ты в курсе вроде, а тут, в предбаннике, придумаем.

- Уже два дня... ни-ни! Хотя бы каплю! - бормотал Олег, позволяя увести себя в ванную. - Ни грамма! И знаешь, авангард - не то, не мое. Я понял... Шум воды скрыл, что он понял.