Я и подумать не мог, что у отца был револьвер. Но мать сказала, что это действительно его вещь. В молодости отец ездил в Токио за товаром к оптовому торговцу и привез оттуда револьвер. "Смотри, что я раздобыл", - похвастался он. Матушка задрожала от страха - настоящее огнестрельное оружие она видела впервые.

Отец сказал, что купил его для самозащиты. В то время раз в месяц он ходил через перевал в окрестные деревни собирать деньги за товары, проданные в кредит. Ходить приходилось пешком по глухим горным дорогам, и в пути могло случиться все что угодно. К тому же обратно он возвращался с туго набитым кошельком. Так что ничего не было странного в том, что он захотел купить оружие.

Матушка сразу эту вещь невзлюбила, но смирилась с ее существованием, раз уж револьвер был куплен для защиты. Однако что-то не было заметно, что отец им пользуется. Револьвер ни разу больше не попадался ей на глаза. "Может, убрал куда или одолжил кому-нибудь?" - думала она. Впрочем, для нее так было спокойнее, и она сперва делала вид, что забыла про оружие, а потом и впрямь забыла.

И вот после смерти отца револьвер вновь попался ей на глаза, хотя матушка считала, что его давно уже нет. Она восприняла это как коварный обман. Револьвер обошел всех и вернулся к ней в руки... Матушка с ненавистью поглядела на него, потом молча завернула снова в газету и положила на дно сейфа. "Пусть он тут лежит. Понадобится - возьмешь", - сказала она мне.

В то время мне было двадцать семь лет, мы с женой жили впроголодь в многоквартирном доме на окраине Токио, и я не был уверен, что у меня достанет душевных сил хранить столь опасное наследство. "Тем лучше! И для Будды так будет спокойнее", - сказал я. С тех пор я и не вспоминал о револьвере. И не подумал бы, что теперь он так беспокоит матушку.

Я вернулся с револьвером к очагу и стал рассматривать его, положив на колени. Потом взял в руку, и он показался мне значительно тяжелее, чем прежде, хотя этого и не могло быть. Револьвер заржавел, две строчки букв, вырезанных на его поверхности, невозможно было уже рассмотреть невооруженным глазом. В коробке лежало пятьдесят патронов. Значит, к нему никто не прикасался. Донышки патронов слегка позеленели - от масла или от пыли.

- Была только одна коробка для патронов? - спросил я у матушки.

Она сказала, что о других ничего не знает. А раз так, следовательно, отец ни разу даже из него не выстрелил, хотя и приобретал револьвер специально для себя. Ему ничего ведь не стоило пару раз стрельнуть для пробы, но он не выстрелил. Зачем же тогда он до самой смерти втайне хранил и револьвер, и патроны к нему? И тут мне вспомнилось, как, впервые после смерти отца увидев эту штуку, я в тот же миг понял, в чем дело.

Получив известие о том, что болезнь отца возобновилась, я приехал тогда на родину и, наблюдая, как отец потихоньку угасает день ото дня, размышлял: что же поддерживало его в жизни? Его, сына деревенского самурая, зятя городского торговца мануфактурой, имевшего двух дочерей-альбиносов, отца покончивших с собой дочерей и сбежавших из дому сыновей? И в тот миг, когда я увидел извлеченный со дна сейфа пистолет, я тут же все понял.

Этот пистолет давал ему силы жить. Имея его, он всегда мог умереть. И он смог дожить до своего возраста, потому что его поддерживала мысль, что у него есть верное средство уйти из жизни.

Я выуживал из коробки патроны и, рассматривая их, вспоминал прошлое.

- Ты что хочешь делать с ними? - спросила матушка.

- Ничего... Просто гляжу, и все.

- Смотри не брось в огонь.

И матушка строго взглянула на меня, будто говорила с восьмилетним ребенком.

Утром на станции соседнего городка я сел на поезд, идущий в Токио. Когда я проходил на платформу, то заметил, что волнуюсь, как провинившийся мальчишка. Но молодой контролер с заломленной назад фуражкой не знал, что перед ним прошел человек, незаконно провозящий револьвер с пятьюдесятью патронами к нему. И он лихо щелкнул компостером, словно танцующая цыганка кастаньетами.

Пантомима

I

Когда Мое в первый раз увидела туфли той женщины, она вытаращила глаза от изумления: какие огромные цветы шиповника! Не разглядев, что это были просто красные туфли, решила: шиповник расцвел. Но потом сразу же поняла, что ошиблась.

В этот северный городок Наори только дней пять тому назад пришла весна, и до цветения шиповника было еще далеко. К тому же растет шиповник на песчаных дюнах, здесь же, у края бухты, стоял завод тетраподов {Тетрапод бетонная конструкция, применяемая для укрепления морского берега от размывания.} и вся земля была покрыта асфальтом. А на асфальте шиповник не цветет.

Мое было всего девять лет, но она выросла на берегу моря и, уж конечно, знала, когда цветет шиповник.

Однако девочка сообразила, что видит не цветы шиповника, а что-то другое, вовсе не потому, что знала это. Просто она заметила, что красивые "цветы" как-то странно движутся.

Обычно цветы качают головой, когда подует ветер, а не скользят по земле, будто у них нет корней. К тому же оба цветка двигались совершенно одинаково: сначала порознь, а потом почему-то вдруг приблизились друг к другу. "Таких цветов шиповника не бывает", - подумала Мое.

Она находилась тогда на заводе в лесу тетраподов. Тетраподы - бетонные конструкции о четырех ногах. Изготавливают их очень просто. Собирают железный каркас и заливают в него бетон, когда же бетон затвердеет, каркас убирают.

Больших машин такое производство не требует - бетон привозной. Поэтому на заводской площадке не было ни здания, ни труб. Крыша не помешала бы в дождь или снег, но плохая погода стоит не круглый год, так что тетраподы можно делать и под открытым небом. К тому же грузить готовые тетраподы на большие грузовики краном гораздо удобнее без крыши.

Некоторое время тетраподы сохли на берегу под солнцем и ветром. Они стояли тесными рядами на большой площадке на берегу. Три ноги их упирались в бетон, одна торчала прямо в небо. И как бы их ни поворачивали, они всегда выглядели одинаково. Словно неуклюжие роботы.

Тетраподы были трех видов: большие, средние и маленькие. Но даже самый маленький был значительно выше Мое, а самые большие - раза в три выше. И поэтому, когда Мое играла среди них, ей казалось, что она заблудилась в чудесном сером лесу.