Та вздохнула и поднялась.

- Накал веселья повышается, - отметил Мальцев, когда повел в танце партнершу. - Вы не устали?

- Я плохо танцую или у меня понурый вид?

- Танцевать с вами удовольствие, а вид - радующий глаз... Просто это я несколько сник от обилия впечатлений. Может быть, нам уйти потихоньку? Через часок.

- Уже нам? - усмехнулась она. - Не знаю, нам ли, но я уйду очень скоро.

Кружа с Викой Лоховой, Воронцов нет-нет да поглядывал на Русанову и ее партнера. Пара оставляла отменное впечатление, этого нельзя было не признать. Но что-то ежилось внутри, когда он смотрел на Мальцева: вот танцует себе человек и танцует, с партнершей беседует, а обвались сейчас потолок, он и к этому будет готов... Постоянная готовность ко всему, что бы ни произошло, вот что в том чувствовалось! Это что же, журналистская практика такое вырабатывает? - подумал Сергей Александрович, удачно ответив на очередной и довольно коварный вопрос Вики.

Ветер раскачивал на столбе фонарь под жестяным колпаком, и желтое пятно света то и дело выхватывало из полутьмы угол дощатого забора.

За забором залаяла собака, услышав чьи-то шаги, двое человек, пройдя вдоль него, пересекли световое пятно, направились к продуктовой палатке поодаль.

- Привет, Любушка, пивца не осталось? - искательно спросил один, облокотясь на узкий прилавок перед оконцем.

- Откуда бы? Хватился на ночь глядя, - продавщица убирала с витрины перед стеклом какие-то банки, передвигала картонные ящики. - Закрылась я давно, зато тут торчу, что завтра хозяйство сдавать... Другая теперь хозяйничать будет, а я отмучилась с вами, слава богу, ханыги несчастные! Иди домой, жена ждет сидит, а он все-о пиво к ночи ищет.

- Да я так, вдруг осталась бутылочка. Веселее б стало до остановки топать...

- Ну и пошли, Вить, - позвал жаждущего его спутник. - Чего зря ля-ля разводить.

- Ладно, счастливо, Люба!

- Идите-идите... Ох, мужики! И без вас скушно, ну и с вами маета.

Продавщица обозрела оставляемое хозяйство и, переставив еще поглубже одну из коробок, опустила навесную раму на оконце.

И в это время оттуда, где лаяла за забором собака, вышел еще один человек.

Сгорбившись, приволакивая ногу, он подошел к палатке, постучал в стекло.

- Простите, мне бы пачку чая, если можно.

- Ну закрыто же, видите! - вознегодовала Люба из-за стекла. - Одним пива, этому - чаю, что я вам, всю ночь дежурить буду? Да и нету его, один кофейный напиток... - И вдруг сжалилась, рассмотрев за стеклом лицо старика. - Будете брать? Мне ждать некогда.

- Нет-нет, я бы чаю... Извините.

Старик отошел от палатки, на самом краю колеблющегося фонарного пятна остановился, сунув в рот сигарету, охлопал карманы - искал спички.

Рука с зажигалкой выдвинулась из темноты, огонек вспыхнул после щелчка, погас на ветру, и зажигалка щелкнула снова.

- Н-ну? - спросил поднесший огня. - Будешь тут прикуривать или к себе позовешь? Ловко ты нырнул, да теперь дошла коза до воза: хотим послушать, кто Шмеля прибрал!

Увидев, что за спиной говорившего темнела другая фигура, старик невольно обернулся к палатке: продавщица уже навешивала замок.

- Я... Да как вы меня поразнюхали? - Лицо старика передергивалось от волнения, потом окаменело, и глаза расширились в ужасе. - Как прибрал? Кто? Я ничего не знаю, ребятки, обождите... И худо мне, сердце дрыгает.

- А кому хорошо? Только птичке-ласточке, пока зима не пришла... Ты не придуривайся, темнила, а шагай к месту, где занорился, пока прямо тут не оставили. Ну!

С противным повизгиванием качался фонарь на столбе, светилась запертая палатка. Не очень далеко раздался низкий сигнал электрички.

Старик, сгорбившись еще больше, поплелся в сторону забора, за которым лаяла собака, и две тени двинулись за ним.

Русанова сама предложила идти пешком, и, охотно согласившись, Мальцев сразу вспомнил краткую характеристику, данную ей Воронцовым: "Живет без мужа, одевается хорошо, хотя зарплата не ахти..." Вспомнил и поймал себя на том, что подосадовал, ибо таилось в сказанном нечто бросающее тень на женщину, идущую рядом, а эта женщина ему нравилась, что было совсем некстати.

- ...Самые высокие цены обычно итальянцы дают, - рассказывала Елена Андреевна. - Особенно когда доходит до модных мехов.

- Это какие же?

- Рысь, волк, серебристо-черная лисица, норка по-прежнему... И, конечно, пресловутый соболь, он только нами представляется. Входит в моду светлый хорь.

- Хорек? - удивился Мальцев. - Вот никогда подумать не мог... А вы какой мех любите?

- Белку, - рассмеялась она. - Нет, правда. Я ведь когда гляжу на шкурки, почему-то вижу самих зверей. Рысь, волк, лиса, хорек - одна кровожадная шатия. А белка никого не трогает, славная такая.

- А соболь, значит, вам тоже не нравится?

- Ну, этот никому спуску не даст! Ночной хищник, не брезгует никем. Из одного семейства куньих: соболь, куница, хорек, норка, выдра, барсук...

- И барсук из этих? - в удивлении приостановился Мальцев. - Он не похож на них совсем и спит зимой, как медведь... Вы меня не морочите?

- Зачем же? - опять засмеялась Русанова. - Просто все пальцеходящие, а он из стопоходящих и тоже хищник, правда, не столь активный, раз только на земле охотится и зиму спит. А на Дальнем Востоке живет куница-харза, такая крупная, что даже на косуль нападает.

- Экая дрянь! Но шашлык из косули - вкусно, приходилось пробовать... Ну вот, теперь вы остановились, вы против шашлыка из косули?

- Я против того, чтобы проходить мимо дома. И остановилась, потому что пришли, - Елена Андреевна заглянула в подворотню. - Только, знаете, проводите чуть дальше, у нас двор жутковатый.

Старый двор и впрямь казался недобрым в эту пору, у подъезда Русанова вздохнула с облегчением.

- Спасибо, что проводили.

- Подождите, - Мальцев взял ее руки в свои. - Ведь мы ушли с изысканного ужина как раз перед кофе с мороженым... Мороженое, ну его, а кофе хочется. Не пригласите?

- Вот это да! - сказала она, и в лице было одно любопытство. - Самое удивительное, что нет желания возмутиться. Вы всегда так напористы?

- Всегда, - сокрушенно признал Мальцев. - И действительно, душа просит хорошего кофе, а я знаю, что вас никто не ждет.

- Все-то вы знаете, - нахмурилась Русанова, высвободив руки. - Я видела, как вы беседовали с Воронцовым, и поняла, что речь шла обо мне... Он-то очень прост в обращении с женщинами, а о вас я думала иначе.

- Значит, все-таки думали... Это хорошо. Чем же провинился Воронцов?

- Ничем особенным. Мужчина как мужчина: пригласил на прогулку на своем катере, потом других гостей высадил и был очень предприимчив... По-моему, с тех пор сердится на меня, - она снова вздохнула. - И вы еще обидитесь, что прогоню... Идемте, напою вас кофе, пусть и ни к чему это к ночи.

На второй этаж поднялись молча, Елена Андреевна повозилась с ключом, отворила дверь.

- Проходите и не судите, гостей не ждали.

Мальцев шагнул в освещенный коридор, а из комнаты вышел мальчик лет десяти.

- Вот хорошо! - сказал, окинув гостя взглядом с материнским прищуром. Я сколько раз в окно смотрел, все нету и нету... А тебя проводили.

- А меня проводили... Уже поздно, но ты здоровайся и веди человека к себе, я на кухне разберусь.

- Здравствуйте. Я Дима Русанов, прошу сюда.

- Виктор Сергеевич, вечер добрый.

Озадаченный Мальцев последовал за ним в небольшую комнату. Письменный стол освещала настольная лампа, на шахматной доске застыли фигуры. Он подошел, заглянул в запись ходов, лежавшую рядом.

- А почему конь на це-шесть не сыграл? Хотя да - тогда ладья выходит на седьмую с угрозой. И потом третьим ходом можно выиграть качество. Понял.

- Вы мастер? - с уважением посмотрел на него мальчик.

- Нет, я дилетант. Но с большим стажем.

На кухне Елена Андреевна зажгла газ, поставила чайник. Достав из шкафчика кофемолку, засыпала зерна, но не включила ее. Застыла в задумчивости, держа ее в руках, и рассеянно улыбалась чему-то.