Марз Ф

Одинокий разведчик

Ф.Марз

ОДИНОКИЙ РАЗВЕДЧИК

На опушке леса, где высокие тихие сосны вытянулись совсем прямой линией, словно посаженные руками человека, стоял одинокий волк и смотрел голодными, но зоркими и умными глазами на равнину, которая расстилалась перед ним, в своей ослепительной белизне похожая на застывший океан, весь белый от края до края.

На сколько хватал глаз зверя, до самого горизонта и еще дальше за горизонтом, тянулась все та же белая пустыня, необозримая, бесконечная...

Было холодно, так холодно, что можно было видеть, как дыхание зверя клубами белого пара вырывалось из пасти, словно скатываясь по красному высунутому языку; и было так тихо, что, когда в лесу трещала ветка, не выдержавшая тяжести снега, этот треск гулко разносился на версту кругом, как раскат отдаленного выстрела.

Вдруг одинокий серый хищник на лесной опушке вздрогнул и застыл на месте, еще более неподвижный, чем неподвижные деревья.

Что это за черная точка там, вдали? Она движется, ползет. А вон и другая и третья, еще и еще... Все они движутся то медленнее, то быстрее, останавливаются, опять движутся, снуют туда-сюда, словно муравьи. Но это, конечно, не муравьи, потому что муравьи - дети солнца и лета.

Что это?.. Стало еще больше этих точек...

Зорко всматриваясь, зверь низко опустил голову и поднял плечи, как это иногда делают наблюдающие собаки, чуть не касаясь мордой земли. И по мере того, как число черных точек увеличивалось и они ползли вперед по белой скатерти равнины, зверь начал дрожать всем телом, но не от страха, а от возбуждения.

Эти черные точки были люди - летучий отряд криницы, который собирался напасть врасплох на военный обоз со съестными припасами, остановившийся в деревушке за лесом. Что он остановился там, в этом не могло быть сомнения, - производивший разведку летчик видел его.

Недвижно, как пень, стоял волк в тени высоких, густо растущих сосен и даже ухом не повел, когда передние разведчики отряда рассыпанным строем наискось пересекли поле его зрения, ближайший из них шагах в двухстах от него.

И когда главная сила отряда сплошной колонной проскакала мимо и последняя лошадь, почуяв вдруг близость серого разбойника, зафыркала и испуганно дернулась вперед, далее и тогда волк не пошевельнулся - только шерсть ощетинилась на его спине. А когда показался арьергард, проскакавший так близко, что зверь мог видеть дыхание крайнего всадника, он опять ни малейшим движением, ни малейшим звуком не выдал, что он, одинокий волк, производит тут свою разведку, смотрит, наблюдает и отмечает...

Отряд скрылся в лесу, и глубокая тишина снова сомкнулась над белой равниной. Словно отряд конницы никогда и не проезжал тут.

Старый хищник хорошо знал свое дело и в совершенстве умел замирать на месте. Недаром ни один всадник не заметил его присутствия. Только долго спустя после того, как все опять стало тихо, волк решился выйти в открытое поле и принялся исследовать взрытый снег.

Опустив морду к земле, он тщательно все обнюхал, не упустив ни малейшей подробности. Если бы даже он и не видел проехавших здесь людей, его нос в точности сказал бы ему, - умей только его мозг считать, сколько именно их проехало.

Он пробежал немного вперед по следу и все более возбуждался по мере того, как в нем разгорался охотничий инстинкт; он принюхивался направо и налево, должно быть, с той целью, чтобы выяснить, не проехали ли тут еще люди и лошади, кроме тех, которых он видел.

Наконец он остановился.

Все это время с неба тихо и медленно падали редкие снежинки. Теперь снег повалил большими хлопьями, и в то же время поднялся ветер.

Одинокий зверь не думал об этом и не обратил на это никакого внимания. Его мозг был не настолько развит, чтобы учитывать подобные обстоятельства. Иначе он, может быть, не сделал бы того, на что он решился.

Своей обычной легкой, быстрой поступью вернулся он на лесную опушку, уселся среди высоких сосен и, подняв к небу заостренную морду с холодным носом, протяжно и заунывно завыл...

В любой обстановке этот одинокий вой не был бы приятной музыкой. Но здесь, в сумраке надвигающейся ночи, среди бесконечной белой пустыни, он был положительно ужасен.

Волк все выл и выл, не переставая.

И всадник, замыкавший арьергард колонны, которая уже успела отъехать на несколько верст от опушки, где выл одинокий зверь, повернулся в седле, когда порыв ветра донес до его ушей это завывание, и со страхом оглянулся на мрачные тени, в каждой из них подозревая волка.

Волчий вой далеко разносится над белыми равнинами и в снежном лесу. Наконец волк умолк и приподнялся. Потом опять сел и стал чесаться. Но взгляд его неотступно был устремлен на восток, и навостренные уши были обращены в ту же сторону. Тонкая верхняя губа приподнялась и обнажила огромные, больше собачьих, и белые, как снег, клыки.

В течение нескольких секунд все было тихо. Вдруг волк встрепенулся, вскочил на ноги и весь насторожился.

С востока, издалека, из глубины леса, донесся какой-то смутный шепот - жуткий и зловещий.

Волк опять сел и снова завыл. И издали, с востока, пришел ответ отдаленное, едва слышное, ответное завывание волка.

Подождав с минуту, одинокий зверь покинул лесную опушку и направился к следу, оставленному на белой равнине проехавшей конницей, к глубоко взрытой дорожке, которую теперь мало-помалу засыпало снегом, падавшим все гуще и гуще.

Но вдруг он остановился, поднял морду и выжидательно устремил глаза на длинную темную линию леса. Там ничего не было видно, но чувствовалось, что там крадутся какие-то невидимые существа. Возможно, что зверь почуял что-нибудь чутьем.

Несколько секунд царила полная тишина; только где-то в отдалении затрещала в лесу ветка, обломившаяся под тяжестью снега. Все было, казалось, тихо и неподвижно.

Одинокий волк постоял еще одно мгновение, потом вдруг решительно сорвался с места и трусцой побежал по следу летучего отряда. И в тот же миг весь снег позади него засерел от темных силуэтов, которые галопом неслись от опушки леса.

Безмолвные и быстрые, бежали волки следом за одиноким волком, все опустив морды вниз и энергично поводя носом. Но вдруг с их собратом, бежавшим впереди, произошла мгновенная неожиданная перемена.

Хвост его опустился между ног, уши опали, все тело сжалось, а на морде ясно выразилось - так же ясно, как если бы он это высказал словами - безнадежно-смертельное отчаяние.

Запах проехавшего тут конного отряда совершенно исчез.

Снег валил так густо, что, хотя дорожка и видна была явственно, все же трудно было сказать, свежий ли это след, или ему уже несколько дней давности. Полное же отсутствие запаха с несомненностью доказывало, что это старый след.

Одинокий волк был одним из разведчиков, которых голодная стая, охотясь в новых для нее местах, разослала во все стороны снежной пустыни, чтобы они отыскали для нее поживу или свежий след к поживе.

Он не мог сказать своим товарищам, что, хотя след и казался старым и хотя запах каким-то непостижимым образом исчез, он совсем недавно явственно видел, как тут прошли лошади и люди. Он не мог этого сказать им, и они должны были судить на основании собственного чутья и собственных глаз. А что им скажет их чутье и зрение, это одинокий волк в точности знал в тот момент, когда заметил отсутствие запаха.

Рослый волк с черным пучком волос на кончике хвоста знал, что его ждет, как кара, смерть. Вот почему с ним произошла такая перемена, вот почему он весь съежился, поджав хвост, опустив уши и оскалив зубы. Он был один, а их было много. Они, несомненно, могли в один миг разорвать его на клочки.

В этих делах у волков существует известный порядок. Вначале происходит нечто вроде поединка на глазах всей стаи, которая сама участвует лишь в завершении. Почти всегда у провинившегося есть враг, который и спешит воспользоваться случаем, чтобы свести с ним счеты.