Вот положение. Оно трагично. Поймите, что все-таки перед нами победившее восстание пролетариата, то есть, почти весь пролетариат стоит за Лениным и ждет от переворота социального освобождения и притом понимает, что он вызвал на бой все антипролетарскне силы. При этих условиях не быть, хотя бы в роли оппозиции, в рядах пролетариата -- почти нестерпимо. Но демагогические формы, в которые облечен режим, и преторианская подкладка господства Ленина не дают смелости идти туда особенно в этот период, когда власть новая еще не утвердилась и, борясь с пассивным сопротивлением обществ[енного] организма, прибегает к насилиям всякого рода. Вчера, например, после московской Думы, распустили петроградскую и назначили через день перевыборы, октроировав бонапартистские изменения избирательного закона103, И сделали все это помимо "Народного совета", в порядке декретов. Затем, не желая "соглашения" с буржуазной демократией и социалистической интеллигенцией, новые правители вынуждены окружать себя карьеристами самого гнусного типа (уже целый ряд высших чиновников разоблачен, как уголовные типы и люди старого режима). А между тем, наш "бойкот" Смольного не только нас (особенно нас) сделал ненавистными большевистским массам, но и наших собств[енных] рабочих страшно смущает. Многие рабочие уходят из партии. Они говорят: "Вы были в Предпарламенте с кадетами104, а в большевистском рабочем парламенте не хотите быть". В Европе, я боюсь, наш "абсентизм" тоже не поймут. Но изменить положение я считаю возможным только в том случае, если и наше (и эсеровское) правое крыло согласятся войти в ленинский парламент, чтобы там вести агитацию. Может быть, экстренный партийный съезд105, созываемый на 27-е, решится на это. В противном случае мы можем оказаться вне всяких реальных средств воздействия на рабочие массы (на заводах очень часто нашим ораторам не позволяют говорить) .
Symma summarum, значит, я не думаю, чтоб ленинская диктатура была обречена на гибель в скором уже времени. Армия на фронте окончательно переходит, как видно, к нему. Германия и Австрия фактически его признали, и возможно, что союзники займут выжидатель[ную] позицию. До тех же пор, пока армия не разочаруется в мире, добытом Лениным, может не найтись материальной силы для какой-либо контрреволюции. Опаснее для него экономический крах, конечно.
Самочувствие наше, как можете догадываться, весьма плохо. Присутствуешь при разгроме революции и чувствуешь себя беспомощным что-нибудь сделать. Отчасти поэтому я советовал ЦК ответить Вам советом не ехать сейчас. Имел в виду, что Ваше присутствие в Стокгольме может еще очень понадобиться.
Я не хотел бы, конечно, специально порочить перед Европой большевистскую диктатуру, так как это могло бы объективно помочь врагам революции и социализма вообще. Но меня угнетает мысль, что немецкие, французские и итальянские товарищи не поймут причин нашего "абсентизма" в "новой революции". Хотел бы поэтому отправить специальное заявление для Европы от нас, как фракции, примыкающей к Цимервальду106, с объяснением. Однако не успел этого сделать с этой оказией. Придется следующий раз. Но Вас попрошу ознакомить с моими сообщениями Раковского107, который, вероятно, и сам чувствует как авантюристски большевики повели дело мира. Если сможете с чьей-либо помощью составить для "Leip[zi]g[er] Volkzeit[un]g"108 на основании моего письма сообщение о позиции, занятой меньшевиками-интернационалистами, буду Вам очень благодарен. Важно, чтоб левые немцы знали, что мы не сочли возможным поддержать большевиков.
Передайте, пожалуйства, Раковскому, что его письмо о сыне Доброджана109 я получил только теперь и что пока не вижу способов, какими теперь можно помочь ему: вероятно, у Троцк[ого] с румынами нет дипломатич[еских] сношений. Попытаюсь поднять шум в печати.
Привет от всех наших. Как чувствуете себя? Видели, вероятно, Гольденб[ерга]110 и узнали от него о здешних делах. Крепко жму руку.
Ю. Цедербаум
ПИСЬМО П. Б. АКСЕЛЬРОДУ
1 декабря 1917 г.
Дорогой Павел Борисович!
На днях (с неделю) я послал Вам с оказией громадное письмо о наших здешних делах. Надеюсь, получили его? Теперь пользуюсь новой оказией, чтоб написать Вам вот о чем. По моим сведениям, в Стокгольме сейчас должны быть Гаазе111 и Ледебур112. Мы считаем очень важным, чтобы они были осведомлены о том, почему мы все -- интернационалисты -- сочли невозможным принять какое-либо участие в осуществлении т. н. "диктатуры пролетариата". К сожалению, специальной декларации для европейцев мы не успели выработать, и я, на всякий случай, лишь прилагаю проект нашей резолюции, внесенный в ныне заседающий чрезвычайный съезд нашей партии. За последние дни ленинский режим обогатился объявлением "вне закона" всей кадетской партии (без всякого внешнего повода к тому) и первым открытым нападением на Учр. Собр.: члены его (эсеры), собиравшиеся на частные совещания (их пока съехалось меньше 100), разогнаны вооруженной силой и "декретировано", что УС соберется лишь тогда, когда его членов будет выбрано и съедется 400 (а так как все к[а]д[еты] будут арестованы, а челов[ек] 150 избранных большевиков, наверное, намеренно не явится, то таков кляузно-гнусный план Ленина --пройдет еще с месяц, пока со всех отдаленных углов соберется нужный кворум). До тех пор, впрочем, вероятно арестуют и часть эсеров, так что диктатура может длиться ad infinitum113. Необходимо, чтобы немецкие товарищи поняли: 1) что, хотя масса рабочих за Лениным, его режим все более становится режимом террора не пролетариев, а "санкюлотов"114 -разношерстной массы вооруженных солдат, "красногвардейцев" и матросов все более, как было и с французскими санкюлотами, превращающихся в пенсионеров государства; 2) что попытка управлять, а тем более производить коммунистические эксперименты против воли громадного большинства крестьян (не менее 20 миллионов избирателей на выборах голосовало за эсеров умеренного толка) и против всей массы городской демократии (казенных, общественных, частных служащих, техников, либеральных профессий, народных учителей и т. п.) ни к чему, кроме краха, привести не может; 3) что режим террора, попирания гражданских свобод и надругательств над Учредительным Собранием во имя "классовой диктатуры" убивает в корне зачатки демократического воспитания, приобретенного народом за 8 месяцев, и готовит самую благодарную почву для всякого бонапартизма; 4) что гражданская война и распад страны (Украина, казачьи области, Крым, Сибирь, даже "Башкирия" объявили свою полную автономию, а Кавказ фактически самоуправляется) делают позицию ленинцев при переговорах с немецким правительством совершенно беспомощной, заставляя тем более "торопиться" с получением мира, что они -во власти ими разнузданной солдатской стихии; 5) что нам, при всем нежелании играть в руку буржуазии, которой достанется наследство после банкротства большевиков и при решительном нашем отказе образовать "блок всех честных людей" против Ленина и Ко. (к чему у некоторых правых социалистов есть охота) приходится сейчас всю энергию концентрировать на обличении и разоблачении ленинской политики в надежде, что лучшие элементы внутри идущей за ним рабочей массы, поняв, куда их ведут, образуют ядро, способное направить курс "диктатуры" в другую сторону. Наш лозунг --объединение большинства Учредительного Собрания (социалистичсского) путем соглашения между ленинцами и всеми остальными на почве разрешения задач мира, регулирования промышленности и аграрной реформы с отказом от террора и социально-утопических экспериментов.
От немцев мы ждем. что они, в меру возможности, будут мешать своим империалистам использовать безумие внешней политики Троцкого, чтобы окончательно наступить на горло России. Настоятельно необходима международная конференция.
Скажите при случае Раковскому, что его письмо к ленинскому правительству произвело здесь неблагоприятное впечатление. Мы все смеемся, когда читаем, что он предлагает ленинцам добиться от Румынии свободы печати и созыва У чр[едительного] Собр[ания]. II est bien qualifie pour cela115, наш милый Троцкий, разгоняющий здссьУчред. Собрание и закрывший по всей России добрую сотню социалистических газет.