В древности возникло учение под именем метриопатии, занимавшееся исследованием цели нравственной жизни, сообразной с природой. Учение это было принято большим числом философов, но его практическое применение было весьма различным. Так, по мнению стоиков, "высшее благо и высшая цель или счастие может заключаться только в жизни, сообразной с природой. В своем поведении человек должен сообразоваться с мировым разумом и всякое сознательное и разумное существо должно стремиться исключительно к тому, что вытекает из познания этого общего закона" (Целлер, изд. 1, т. III, стр. 193).

Тот же основной принцип жизни, сообразной с природой, привел эпикурейцев к тому выводу, что "наслаждение составляет естественное благо, т. е. состояние, сообразное с природой и доставляющее внутреннее удовольствие" (Целлер, там же, стр. 401).

Исходя из общего основного начала, теории стоиков и эпикурейцев приняли совершенно противоположные направления.

Zellеr. Die Philosophic der Griechen. 3 Ausgb., II, 1, 1875, S. 74.

27

Римские философы признавали как принцип жизнь прямолинейную, сообразованную с природой. Так, Сенека (De Vita beata, гл. VIII) высказал следующее положение: "руководствуйтесь природой; разум ее наблюдает и советуется с нею; вот это значит быть счастливым и жить сообразно с природой".

Мы не можем подробно проследить вековое развитие этой идеи и ограничимся указанием на то, что ее выдвигали всякий раз, когда искали рациональный принцип, направляющий поведение людей помимо религиозной санкции.

Мы встречаем эту идею даже у последователей христианского учения, восставших против аскетизма и презрения к человеческой природе, столь явно выраженных у христиан первых веков.

Эллинское учение о жизни, сообразной с человеческой природой, нашло свое лучшее выражение в рационалистических теориях эпохи Возрождения и последующих веков. Шотландский философ XVIII века Гютчесон1 настаивал на той мысли, что все наши естественные склонности вполне законны и что удовлетворение их есть высшая добродетель. Он становился, таким образом, в оппозицию к идеям шотландского духовенства, проповедовавшего величайшее презрение к человеческой природе. "Гютчесону принадлежит немалая честь, говорит Бокль2, - он первый в Шотландии стал бороться против этих унизительных принципов".

Французские философы XVIII века, стремившиеся заменить религиозную основу поведения чисто рационалистическими принципами, также прибегали к человеческой природе.

Незадолго до революции появилось сочинение барона Гольбаха в трех томах "Всеобщая нравственность или обязанности человека, основанные на его природе" 3. Становясь на резко материалистическую и атеистическую точку зрения, писатель этот выставляет следующее основное положение: "Для того, чтобы стать всеобщей, нравственность должна сообразоваться с природой человека вообще, т. е. быть основанной на ее сущности, на свойствах и качествах, неизменно присущих природе всех подобных ему существ, которыми он и отличается от других животных". Для своего прочного установления "нравственность требует знания человеческой природы" (т. 1, стр. 32).

Принцип этот, взятый у древних философов, мы вновь встречаем у рационалистов XIX века. Вильгельм Гумбольдт говорит, что "конечная цель человека, т. е. та цель, которая предписы

1 Moral Philosophy, London. 1755.

2 Buckle. Histoire de la civilisation on Angleterre. V, 1865, p. 194.

3 Напечатано в Амстердаме в 1776 г.

28

вается ему вечными, неизменными, велениями разума..., состоит в наивозможно гармоническом развитии всех его способностей в одно полное и единое целое".

Знаменитый историк Лекки 1 дает подобное же определение цели жизни: по его мнению, она "состоит в полном развитии всего существующего в положенных природой размерах и отношениях".

Эллинский рационализм был принят не одними философами и историками: в том же смысле высказывались натуралисты, и между ними самые передовые. Легко узнать тот же принцип у Дарвина 2 в следующих словах: "Термин "общее благо" может быть определен как обозначение развития возможно большего числа особей, обладающих полной силой и здоровьем, с соответственными способностями, развитыми в степени, наиболее совершенной при данных условиях".

Еще более приближается к воззрению древних один из последователей великого английского натуралиста Георгий Зейдлиц3. По его мнению, нравственная и разумная жизнь состоит "в удовлетворении всех отправлений тела в должной степени и в должном взаимном отношении друг к другу".

Анализируя цель существования, Герберт Спенсер 4 приходит к тому выводу, что нравственность должна быть направлена к достижению возможно более полной и широкой жизни. Точно так же для физического совершенства человека английский философ признает критерием исключительно "наиболее полное приспособление всех органов к выполнению всех функций"; этот критерий, поскольку он касается нравственного совершенствования, не может быть ничем иным, как "содействием общему благу". Идеи эти менее определенно, но достаточно ясно выражают идеал древнего миросозерцания.

Однако, в то время как теоретики-рационалисты всех времен искали основ нравственности в человеческой природе, которую они считали хорошей или даже совершенной, многие религиозные учения проповедывали совершенно противоположный взгляд.

Природа человеческая считалась состоящей из двух враждебных элементов: души и тела. Из них одна душа достойна внимания, так как тело служит неисчерпаемым источником всяких зол. Отсюда бичевание и увечья, развивавшиеся до поразительных размеров у многих народов. Примеры индийских факиров, вешающихся на крюках, дервишей и мусульманских айсауа, вдавливающих себе череп ударами булавы, русских скоп

1 History of European Morals. London, 3 ed., 1877. 2 La Descendance de 1'homme et la Selection sexuelle, фр. пер. 3 Die Daiwinsche Theorie. 2 Ausgb., 1875, S. 272, прим. 25. 4 The Data of Ethics, 1879.

29

цов и многие другие ясно показывают, что далеко не все основывают свое поведение на совершенстве нашей природы.

Будда 1 вполне определенно высказал свое мнение о низком качестве человеческой природы.

После посещения женских покоев он составил себе ясное представление о порочности тела, возбуждающей отвращение и порицание; размышляя о собственном теле, видя его немощь, вытекающую из склонности к плоти, постигая идею чистоты, проникая в идею порочности, он увидел, что от головы до пяток, до границы мозга, тело рождается из нечистого, выделяя из себя только нечистое. Размышления эти приводят его к следующему выводу: "где тот мудрец, который, увидав все это, не стал бы считать свое собственное тело себе враждебным?" (стр. 184).

К концу древней эпохи эллинское воззрение на человеческую природу уступило место совершенно иному взгляду. Противоречие между нравственными понятиями стоиков и их преклонением перед человеческой природой побудило одного из последних римских стоиков Сенеку, знаменитого современника Иисуса Христа, отвергнуть древнее учение. Убеждение в нравственной слабости, несовершенстве человека и в вездесущии и всесилии порока привели Сенеку к признанию неразумного и порочного начала в самой человеческой природе. Начало это лежит в нашей плоти; она до того ничтожна, что о ней не стоит и думать. Она составляет только оболочку души, кратковременное ее вместилище, в котором душа никогда не может найти покоя, - бремя, которое ее давит, тюрьма, от которой душа стремится освободиться. По мнению Сенеки, душа должна бороться с телом, доставляющим ей всевозможные страдания. Сама же она по существу чиста и неприкосновенна и настолько же выше тела, насколько божество выше материи (Целлер, там же, стр. 63).

Еще больший дуализм и связанные с ним пренебрежение телом и возвеличение души характеризуют христианское воззрение на человеческую природу. В IV и V вв. н.э. взгляд этот настолько установился, что борьба с чувственной стороной нашей природы была возведена в принцип.