Хоть и не видит греха,

Их ум, пораженный корыстью,

В уничтожении рода,

Вероломстве преступном,

Как не понять постигающим эло

Поражения рода,

Что нам от такого греха отрешиться надо?

С гибелью рода погибнут непреложные рода законы.

Если ж законы погибли - весь род предается нечестью/6/.

Арджуну пугает грозящее смешение каст, он опасается, что поколебленные семейные и родовые законы отомстят за себя.

Следовательно, нужно помнить, что перед нами не просто человек, скорбящий о зле мира, но и арий, на глазах которого совершаются события, ломающие его привычные представления о жизни.

Ответ Кришны Арджуне и составляет содержание поэмы. Канва эпоса: соперничество бхаратов и надвигающийся бой - становится лишь поводом для того, чтобы открыть перед человеком тайну жизни. Но хотя князь задает Кришне вопрос вполне конкретный: что он должен делать в настоящий момент, его собеседник начинает издалека. Автор песни как бы уносит нас с поля боя в сферу вечных вопросов. Он говорит Арджуне о смысле бытия, о Высшем Начале, о мироздании и о том, какое место занимает человек во Вселенной.

Прежде всего Кришна призывает Арджуну перестать ужасаться перед зрелищем взаимоистребления людей: пусть их постигнет самая горькая участь; не следует слишком трагически относиться к этому. Нужно стать выше, уметь взглянуть на жизненную борьбу с точки зрения вечности.

Познавшие не скорбят ни о живых, ни об ушедших,

Ибо я был всегда, также и ты, и эти владыки народов,

И впредь мы все прибудем вовеки.

Как в этом теле сменяется детство на юность,

Зрелость и старость,

Так воплощенный сменяет тела;

Мудрец не смущается этим/7/.

Нет в мире поистине ничего вечного, кроме Атмана, кроме высочайшего духа. Это он воплощен в каждом человеке. Он составляет бессмертную сущность смертного. Повторяя слова Упанишад, Кришна говорит, что нельзя убить или быть убитым. Убить можно только тело, ветхое, разрушающееся, бренное тело. Но не в нем сущность человека. Невозможно убить бессмертный дух. Поэтому живые не должны поддаваться слабости и плакать над погибшими. В действительности они не погибли и не могут погибнуть. Они лишь освободились от бремени воплощения/8/.

Познав эту истину, человек должен бесстрашно смотреть в глаза смерти и не смущаясь выполнять свой долг. Правда, нелегко дается это познание. Те, кто привязан к земным утехам и наслаждениям, неспособны возвыситься до него. Они лишь покорные рабы "трех гун", т.е. материального мира. Ибо материальный мир сплетен из трех качеств (гун): гармонии, страсти и инерции (саттва, раджас, тамас). В их борьбе и сочетании созидается Вселенная/9/. "Отрешись от трех гун, Арджуна, - говорит Кришна,- от противоречий свободный, в действительности стой неизменно. Откажись от владенья, будь Атману предан"/10/.

В этом учении мы слышим мотивы, знакомые нам еще из Упанишад. Кришна сам не отрицает, что откровение его - древнее, данное людям в далеком прошлом, но потом утраченное ими. Оно дает смертным силу подниматься над временным и устремлять свой взор в бессмертие.

Два пути, согласно Гите, ведут человека к истине: философское мышление (санхья) и мистическое самоуглубление (йога), и оба они приводят к одному, к адвайте, монизму, или отрицанию множественности/11/. Все бытие едино и объемлется Брахманом. Он есть единственная Действительность в полном смысле этого слова. Здесь Кришна вновь вторит Упанишадам. Он говорит:

Я тебе сообщу, что подлежит познанью.

Познавшие это достигают бессмертия.

Безначально запредельное. Брахман

Ни как Сущее, ни как Не-Сущее Его не определяют.

У Него везде руки, ноги,

Везде глаза, головы, лица,

Все слыша, все объемля,

Оно пребывает в мире;

Качествами всех чувств сверкая,

Ото всех чувств свободно,

Бескачественное качествами наслаждается,

Все содержащее, лишенное связей,

Вне и внутри существо недвижное,

Все же в движении,

Оно по своей тонкости непостижимо,

Оно далеко и близко,

Нераспределенное в существах,

Оно пребывает как бы распределенным.

Подобает знать:

Оно носитель существ, пожиратель-производитель /12/.

Здесь учение Кришны пытается преодолеть трудность, возникшую в Упанишадах. На вопрос: как мог Абсолют быть и Творцом, Ишварой, - кришнаизм отвечает: мир есть результат творчества, результат действия, но действует не сам по себе Брахман, а Его "частица". Она созидает миры и вливается в них живительной силой, духовной энергией/13/. Но противоречие этим ответом не снимается. С одной стороны, Гита провозглашает по - прежнему адвайту, а с другой, говорит о какой-то "частице". Сверхличное Божественное Начало превращается в личное, в творящего Бога. Но Гита идет еще дальше этого предвосхищения идеи Логоса. По ее словам, Бог, спускаясь еще ниже, в саму природу, становится Душой мира: Войдя в землю,

Я существа поддерживаю силой.

Я взращиваю все растения, став вкусоносящей Сомой,

Став огнем Вайшванарой, в тела живых входящим,

Я перевариваю четверовидную пищу.

Сияние от солнца исходит и весь мир озаряет,

Так же от луны, от огня. Знай, это мое сияние.

В сердце каждого Я пребываю /14/. Бог есть лоно, на котором покоится мир. Он - его начало и конец. Выше меня нет ничего...

Все на мне нанизано, как жемчуг на нити.

Я - вкус воды... Я - блеск луны и солнца,

Я - во всех ведах живоносное слово,

Звук в эфире, человечность в людях,

Я - чистый запах в земле, в огне, сиянье,

Жизнь во всех существах.

Я - подвижников подвиг, я - вечное семя существ...

Ибо не я в них, а они во мне постигли это /15/.

В этих словах Бога как будто бы провозглашается пантеизм - всебожие. Но пантеизм этот - своеобразный. "Не я в них, - говорит Кришна, - а все во мне". Божественная сила - не только внутренняя, имманентная энергия природы, она превышает природу и несоизмерима с ней.

Во всем, казалось, следуя брахманизму. Гита тем не менее делает в сравнении с ним шаг вперед. Она перестает удовлетворяться лишь "отрицательным богословием", а открывает личного Бога, Которому поклонялся мир во дни своей юности. Этот Бог все проникает Своей силой, жизнь и мир заключены в Нем.