Маргарита смотрела озадаченно, старалась в уме разложить свои и дочери поступли, чтобы отвести подозрения и не слишком разойтись с правдой.
- А ты, Маргарита?
- А я ещё раньше просто вышла из комнаты Антонио... И видела, как Ингрид пробежала на лестничную клетку...
- Как ты объяснила полиции свое присутствие в коридоре сразу после убийства?
- Как дочери - спустилась на второй этаж, потому что кончились сигареты, расчитывала, что у Антонио найдутся. Не застала его - на мой стук не ответили. И тут в соседнем номере - крик.
- Выходит, ты просто закопала его - лишила алиби... За что ж ты с ним так?
Маргарита нервно и стремительно заходила по комнате из угла в угол, машинально запахивая полы длинного халата, затягивая его плотно вокруг талии, довольно ещё тонкой. Волчица в зоопарке. Да нет, просто обстоятельства загнали в угол, - невольно постарался оправдать её Павел, но только в мыслях, вслух же ничего не произнес. Пусть сама оправдывается.
- Завтра. Доживем до завтра. Ингрид уедет, все станет проще. Она и Макс - вот кого я боюсь. остальные не в счет... Пусть говорят, что хотят.
"остальные" - это опять таки я. Мой отец. Кстати, и Антонио тоже. Не больно мы ей дороги. Да и с чего бы? Ишь какой я добренький, готов все списать..."
Павел усмехнулся собственной снисходительности.
- Ладно, допустим. Антонио оказался в комнате соседа только после того, как раздался этот вопль. И только потому, что следом за ним вскрикнула женщина. Не Ингрид...
- Ингрид тоже слышала женщину.
- Ты уверена? Веришь ей?
- Видишь ли, Пауль, - Маргарита помедлила, словно прикидывая, говорить или нет, но так и не решилась, - Завтра, все завтра...
- Нет, нет, нет, я хочу сегодня, - ответил Павел словами детской песенки, и тут явились с балкона забытые девушки, и сам собой прекратился разговор.
Еще не открыв глаза, Павел почувствовал божественный запах кофе. Должно быть, от него и проснулся. Однако, продолжая жмуриться, похлопал ладонью сбоку от себя и обнаружил Лизу. М-мм... Если она ещё спит - откуда кофе? Пришлось все же открыть глаза - и встретить смеющийся взгляд.
- Вставай, лежебока, сегодня предпоследнее утро. Не жалко время терять, а?
Вместо ответа Павел сцапал неосторожно придвинувшуюся подругу, затормошил, как бы невзначай подмял под себя:
- Кто тут собираеьтся время терять?
Она попыталась вырваться, но угомонилась, сомкнула руки на его шее, приготовилась лечь поудобнее...
Жизнь прекрасна! Каждое утро бы так начинать - солнце пробивается сквозь шторы, запах кофе, женщина, с которой вечером занимался любовью и утром обнимается с тобой в смятой постели...
Потом пили кофе на лоджии, где солнце появляется только после полудня, а от утреннего, бьющего в окно, удается кое-как отгородиться плотными темножелтыми шторами. Свет сквозь них кажется солнечным, но это обман, сохраняется ночная прохлада...
- На пляж, на пляж... - Лиза уже кидала в распахнутую сумку полотенца и прочие купальные принадлежности. Сунула туда же подобранный на улице - не покупать же! - пестрый журнал, но вдруг остановилась и пристально посмотрела на приятеля, все ещё восседавшего за столиком, с которого уже были убраны, вымыты и спрятаны в кухонный висячий шкафчик кофейные чашки заодно с блюдцами.
- У тебя что, другие планы?
- Лизок, - виновато сказал Павел, - Вовсе мне не хочется ехать в Пальму. Но надо...
- Какого черта?
- Кто-то все же прирезал этого борова. Разобраться бы...
- А без тебя большевики не обойдутся? Ты же сказал - девчонка отсюда смоется и мамаша её тут же своего хахаля отмажет. Что за ночь изменилось?
- Следует убедиться, - уже без всяких искательных интонаций произнес Павел: агрессивность подруги дело свое сделала, теперь и он разозлился, - Я двину в Пальму, оттуда к Маргарите... Нет, пожалуй, наоборот. А ты ступай в Иллетас. Вот тебе сто песет, вот ещё двести. Триста всего...
- И ни в чем себе не отказывать? - язвительно спросила Лиза, - Тут всего-то на одно кофе.
- Один кофе, - поправил Павел, чем и вывел её из себя окончательно... А как славно начался день...
Где кто? Автобус подъезжает к конечной остановке, к Пласа де ля Рейна. Сам он - в десяти минутах ходу от полицейского участка, где рассчитывает застать Маргариту. Если Ингрид не опоздала на самолет - а он должен был вылететь сорок минут назад, то мать, заботливо проводив дочку, уехала из аэропорта и сейчас где-то здесь, в Пальме. Лиза, надо полагать, в Иллетасе, валяется на песочке, уткнувшись в иллюстрированный журнал. Павел отогнал видение местного красавчика или долговязого спортивного шведа (англичанина, немца), устроившегося рядом в ожидании повода заговорить с красивой одинокой незнакомкой. Повод не заставит себя долго ждать: погода температура воды, тот же чертов журнал с дурацкими картинками...
Надо полагать, Лиза знает цену местным кавалерам, а молодых шведов и прочих здесь и в помине нет, не сезон... Что за чушь, право, лезет в голову... Но поссорился он с ней утром зря, не надо бы...
В полицейском участке возле двери, ведущей к начальнику, сидела Марина.
- А ты ещё зачем? - даже не посчитала нужным скрыть, что неприятно удивлена.
- Лизу ищу, - не растерялся Павел, - Она здесь где-то. Вчера специально за ней приезжали, опять просят переводить.
- Не понимаю, - пожала плечами Марина, - Переводить и я могу, уж наверно получше, чем полиглотка твоя. Я, кстати, здесь полчаса, но её не видела.
- Может, ещё не доехали, - как бы забеспокоился Павел, - Подожду на улице. Кстати, паспорт Горгулова у тебя?
- У меня. А что?
- Да так. Ты его в полицию не отдала разве?
- Только показала - и обратно взяла. Мне же тело сопровождать, чтоб его.
Маргариту он успел перехватить прежде, чем она вошла в участок.
- Пойдем в бар, - позвал он в надежде, что она откажется, и тогда можно будет просто посидеть на скамейке. Рамбла - коротенькая улочка-бульвар - манит тенью, располагает к разговорам по душам. Маргарита, однако, предпочла бар, и он, вздохнув про себя, мысленно пересчитал оставшиеся деньги. И отправились все в тот же Босх, минуя прочие, с раннего утра работающие заведения. Однако именно вожделенный этот бар не готов был принимать гостей: двое мужчин в длинных, до земли белых фартуках передвигали столики, выметали из-под них мусор. А тенистый бульвар вот он, рядом, и Павел с белокурой, по-утреннему свежей дамой расположились-таки на одной из скамей, которая при ближайшем знакомстве оказалась каменной, а потому крайне неудобной.
- Ну что, Паульхен, что, сынок? - спросила Маргарита, и этот иронический тон был, пожалуй, единственно верным в данных обстоятельствах. Не в мексиканском же сериале они, на самом деле. Цивилизованным людям ни к чему лить слезы и заламывать руки. А если у взрослого, трезво мыслящего человека, каким считает себя Павел, все же щемит сердце, то по единственной причине: он горячо любил ту, которую считал матерью, а её уже нет на этой земле и не заменит никто. Похоже, что никто и не собирается: взгляд Маргариты ласков и, как было уже сказано, слегка ироничен, к выражению чувств не располагает.
- Ингрид улетела?
- Да. - вздохнула Маргарита, - Теперь увижу её только на рождество. Если она захочет приехать...
- Может и не захотеть?
- Кто знает... Первая любовь - и такое потрясение. Ее чувство оскорблено, обожжено. Поверила она мне или только сделала вид - не могу поручиться. Твоя младшая сестра - человек сложный.
Опять она о родстве. Видимо, именно в это утро Павлу Пальникову суждено проникнуть во все семейные тайны. И причина ясна: та, что готова их раскрыть, хочет загородиться прошлым, далеко, кажется, не безупречным, от ещё более непривлекательного настоящего... Что ж, Павел терпелив и выслушает её, тем более, что времени много...
Глава
Из какой вы семьи, господин Пальников? Этот вопрос задал ему когда-то один подследственный, вернее - подозреваемый. Вальяжный такой господин, похожий с виду на Чехова Антона Павловича - то бишь на эталон российского интеллигента, а на самом деле человек дурной, непорядочный, хотя, по законам божеским и человеческим, никак не преступник. Просто старый греховодник, и грешки его двум женщинам и одному мужчине стоили жизни, однако судить его оказалось не за что. Что-то в манерах следователя не устроило этого барина, вот и задал Павлу такой странный вопрос, да ещё глянул при этом высокомерно, вскинув голову. А, может, просто пытался получше рассмотреть Пашину физиономию сквозь сползающие с носа очки. Что тогда Павел ответил? Запамятовал, не больно много значения придавал собственному происхождению. Какая разница, кто из рабочих, кто из крестьян, а кто ещё откуда-то...