Это суждение особенно важно и знаменательно потому, что одно время распространились порочащие меня слухи, и в нашей дружбе появились трещины, не имеющие никакого отношения к экспедиции на дирижабле "Италия".
[Map_4.gif]
4.7. Романья мешает поискам дирижабля
Теперь, когда "Красин" находился у красной палатки, настал подходящий момент, чтобы обследовать окружающий лед в поисках следов дирижабля, исчезнувшего в тумане утром 25 мая. Ведь мы не могли сказать ничего, кроме того, что видели, как воздушный корабль, подхваченный ветром, исчез в тумане.
Прежде я был убежден, что когда ледокол подойдет к красной палатке, то самолетам будет совсем нетрудно найти останки дирижабля. При этом риск для летчиков минимальный; ведь случись что-нибудь, им тут же придут на помощь.
Много дней я с нетерпением ждал этого момента, и вот 12 июля, вскоре после полуночи, я составил радиограмму, которую тут же отправил Самойловичу:
"Не знаю, как выразить вам свои чувства в этот день, когда сердце мое переполнено радостью, вызванной вашим благородным, великодушным поступком. Могу ли я просить вас теперь, если это возможно в ваших условиях, попытаться обнаружить и дирижабль, который должен был упасть в десяти пятнадцати милях к востоку от палатки? Наверное, я прошу слишком многого, но я надеюсь, что вы простите меня. Для поиска дирижабля сейчас наилучшие условия. Если отложить его, потом окажется трудно найти то место, где находилась палатка, когда там уже никого не будет. Поиск следует вести в секторе 80-140 градусов по компасу, считая центром палатку и удаляясь от нее, как я уже говорил, на десять - пятнадцать миль".
Когда я вручил текст радиограммы старшему радисту, он предупредил меня, что сможет отправить ее лишь через несколько часов, потому что на очереди другие срочные послания. Я сказал, что сейчас не может быть ничего более срочного, чем эта радиограмма, так как она должна быть у Самойловича прежде, чем "Красин" покинет то место, где находилась палатка.
Радиограмма была передана. На следующий день, в 14 часов, пришел ответ от Самойловича:
"Сердечно благодарю Вас за любезную телеграмму. Я сделал только то, что должно было быть сделано. Что касается поисков группы, оставшейся на дирижабле, то я полагаю, что без самолетов поиски будут бесполезны. "Красин" не имеет достаточно угля на три недели, которые необходимы для поисков без самолетов. В таком случае мы должны будем пойти в Адвентбей [124] для погрузки и уже после этого вернуться для поисков".
Несколько часов спустя, точнее, в 17 часов 25 минут, Самойлович, все более убеждаясь в том, что поиски следует вести теперь же, снова радировал мне:
"Прошу Вас сообщить, намерены ли Вы начать поиск людей, оставшихся на дирижабле, при помощи гидросамолетов. В таком случае буду ждать на месте, у палатки".
Я попросил командира "Читта ди Милано" выделить для поисков два итальянских гидросамолета: "S-55" и "Марина-II". На это Романья ответил следующим образом (его объяснение приведено в рапорте комиссии по расследованию обстоятельств катастрофы дирижабля "Италия"):
"Двенадцатого июля были проведены все подготовительные и ремонтные работы, чтобы на следующий день самолеты могли вылететь в рекогносцировочный полет на поиски оболочки дирижабля, используя присутствие "Красина" у палатки. Но из Рима пришел приказ о немедленном возвращении всех потерпевших бедствие на родину и запрещении использовать большие самолеты".
Не говорится, от кого именно исходил приказ, но несомненно, что еще до получения его из Рима Романья по собственной инициативе сделал так, чтобы мой план поисков потерпел крах. Он спросил у Цаппи, должны ли, по его мнению, эти поиски состояться немедленно или нет? Неизвестно, почему он обратился именно к Цаппи, а не к Вильери, Трояни или Бегоунеку. Но факт, что, когда Самойлович поинтересовался мнением Цаппи о поисках дирижабля, тот с горячностью и нервозностью ответил: все дальнейшие поиски - пустая трата времени, поскольку шестеро итальянцев, оставшихся на дирижабле, без сомнения, погибли. То же самое Цаппи сказал и Романье.
Это безапелляционное утверждение Цаппи основывалось только на таком факте, как тонкий столб густого дыма, который, по мнению Бьяджи и Бегоунека, через полчаса после падения дирижабля был виден над льдом. Я писал по этому поводу в книге, посвященной экспедиции:
"Дым, который видели несколько человек полчаса спустя после падения, был ли он действительно сигналом, как подумали они в первый момент? Или же, что более вероятно, это загорелся дирижабль, упавший на землю? И если это случилось, то что стало с нашими товарищами? На эти вопросы никто не может дать ответ".
Менее других может судить об этом Цаппи, который после падения долго лежал распростертый на льду слева от меня, получив сильный удар в грудь. Но теперь, желая поскорее вернуться домой, он был совершенно уверен, будто видел своими глазами, как загорелся дирижабль и погибли люди.
Не знаю, действительно ли дирижабль загорелся, ударившись о землю. Не могу также утверждать, что дым, который видели мои товарищи и который, как утверждает Бьяджи, быстро исчез, был в действительности, потому что миражи нередки в полярных районах.
Но даже если допустить, что, во второй раз ударившись о лед, дирижабль загорелся, из этого еще не следует, что в огне погибли все шесть человек. Достаточно вспомнить о дирижабле "Рома", который в 1922 году загорелся от удара об электрические провода высокого напряжения. Из сорока пяти человек, находившихся на его борту, спаслись одиннадцать. Вспомним и о трагедии "Гинденбурга", загоревшегося 6 мая 1937 года в Лэйкхарсте, в Северной Америке. Из 97 пассажиров 62 вышли живыми из огромного костра [125].
Согласившись с мнением Цаппи, из Рима приказали летчикам Маддалене и Пенцо прекратить полеты, а Романья в свою очередь радировал на "Красин", чтобы потерпевшие бедствие поскорее были доставлены в Кингсбей, где находился "Читта ди Милано". Так была упущена наиболее благоприятная возможность узнать что-либо о судьбе наших шести товарищей, исчезнувших на дирижабле, и спасти тех, кто мог остаться в живых.
Оправдать такую грубую меру тем, что "Красину" было предложено прекратить поиски якобы из-за необходимости срочно прооперировать ногу Мариано, конечно, нельзя, так как операция была несложной и ее могли сделать на борту "Красина" в присутствии итальянского врача, приглашенного с "Браганцы". Тем более нельзя считать оправданием приказ из Рима, запрещавший вылеты двум итальянским гидросамолетам на том основании, что вместо них могли бы вылететь шведские самолеты.
И действительно, шведы были уже готовы и ждали только приказа на вылет. Но его все не было, да и не могло быть, потому что, как я уже говорил, Романья просил "Красина" поскорее вернуться в Кингсбей.
4.8. "Браганца" идет на помощь Чухновскому
В то время как разворачивались эти события, "Браганца" 8 июля вышла из Кингсбея с Бальдиццони и Джованини на борту в свой третий рейс вдоль северных берегов Шпицбергена. Корабль был послан Романьей с честолюбивыми намерениями, но без соответствующей подготовки в те дни, когда он уже не рассчитывал на помощь "Красина" из-за аварий и нехватки топлива на ледоколе.
Одиннадцатого июля "Браганца" вошла в залив Беверли, чтобы взять на борт поисковую группу в составе Альбертини, Маттеоды, Нойса, Тандберга и двух альпийских стрелков, охранявших склад продовольствия. Двенадцатого июля корабль снова лег на курс, и тут радио сообщило, что Мариано и Цаппи находятся на борту "Красина" и вот-вот будут спасены люди из красной палатки. Теперь "Браганце" уже не было смысла продолжать плавание на восток.
Но 13 июля, когда судно сделало остановку в 22 километрах севернее острова Скорсби и в 25 километрах северо-восточное мыса Вреде, Бальдиццони получил от Романьи приказ отправить патруль, состоящий из Альбертини, Маттеоды, Нойса и Гуальди с маленькими санями, которые можно было тащить вручную, на мыс Вреде, где приземлился Чухновский со своим "Юнкерсом", сломавшим при посадке шасси.