Меня разобрало любопытство. Не зная, как привлечь внимание незнакомца, я стала выстукивать пальцами по столешнице ритм какого-то вальсочка, игранного в детстве на пианино.
- Что это вы настукиваете? - вдруг спросил он, проворно сложив широкие крылья газеты и обернувшись ко мне.
- Не знаю.
- Не знаете?..
Он говорил совсем без акцента, только интонации звучали какие-то странные.
- Не помню, - совсем растерялась я, - какая-то давняя мелодия...
- Да, - туманно высказался тевтонец и снова завернулся в свою газету.
- Послушайте, - не выдержала я, - может, вы все-таки поговорите со мной?..
Это было идиотизмом и прозвучало по-идиотски, но ведь меня, в конце концов, похоже, нарочно интриговали.
Незнакомец с видимым удовольствием сложил бумажные крылья и развернулся уже вполне, всем своим видом показывая, что отныне он в полном моем распоряжении.
- Спрашивайте, - милостиво разрешил он.
Вдруг стало заметно, что он не слишком-то выбрит, а рубашка свежая, но неглаженая, и правый глаз прищурен. Я слегка испугалась, но народу в траттории было полно, и на улице - день.
- С чего вы взяли, что я хочу вас о чем-то спросить? - произнесла я и ради пущей независимости тоже прищурила глаз.
- Ну, хорошо... -Он пожал плечами. - Тогда я спрошу вас, можно?
- Давайте, - хмыкнула я.
- Как вы находите Рим?
Ничего себе - оригинальный вопрос, еще бы про погоду спросил. И я с некоторой насмешливостью воскликнула:
- О, Рим!.. Вечный город...Потрясающе!..
- Благодарю вас. - Он был столь очевидно польщен, что пришлось усомниться: нет, все-таки итальянец, римлянин. Коренной.
-Не стоит благодарности, - отмахнулась я, - в конце концов, это не вы его сочинили.
- Что? - возмутился он. - Не я! А кто же тогда?
Негодование было столь неподдельным, что у меня по коже пробежал холодок,и я растерянно проговорила:
- Бросьте, неостроумно.
- Вы мне не верите?
- Ни на йоту.
- Ну, хорошо, -усмехнулся он. - Тогда как объяснить вот это?
Он подал мне сделанный четкими, отрывистымилиниями, на какой-то странной бумаге, толстой и желтоватой, карандашный набросок, на которомвиднабыла площадь, угадывалась едва намеченная вывеска траттории и... Я вздрогнула. Справа в углу красовалась моя собственная физиономия, в темных очках, но все же вполне узнаваемая.
Секунд пять в моем мозгу со скрипом ворочались колесики. Наконец машинка выдала перфокарту, где зияли сплошные дыры. Стало ясно: надо немедленно уносить ноги.
- Вы начеркали это минуту назад! - вскочила я. - Мошенник, что вам от меня надо!
На нас оборачивались люди.
- А... - Страшное разочарование мгновенно отразилось на лице римлянина. - Ну что ж, я вас не виню. Да, - тихо подтвердил он. - И вам не стоит корить себя. Я мог бы все это предвидеть. Извините, что потревожил...
Он встал, шурша газетными крыльями и явно намереваясь уйти.
- Стойте, - что-то заставило меня пойти на попятную, - простите. И давайте присядем.
Больше не было желания противиться происходящему.
- Когда я был чистеньким, беленьким мальчишкой, - он вновь уселся за стол и заговорил медленно и размеренно, - я изобретал себе страны. Перед моим мысленным взором без скончания проходили истории мною выдуманных народов, небольшие вооруженные столкновения и жестокие битвы. Вам, уверен, известна эта склонность детского воображения... Вас не удивляет, что я без ошибок говорю по-русски? - вдруг спросил римлянин.
- Немного.
- Это очень сложный язык для европейца. Я пробыл в Москве неделю, и с тех пор русский для меня - родная стихия.
- Вы долго изучали его?
- Я, кажется, сказал, что пробыл в Москве неделю. - Он внимательно всмотрелся в меня.
- Да-да, конечно. Но все же, много ли времени вы потратили?..
- Поймите, никогда до посещения вашей столицы я не изучал его и никогда после им уже не занимался.
- Ну да...
- Естественно, вы не верите... Но слушайте дальше. Мальчик вырос и принялся изучать историю в Гейдельберге. Он обнаружил, что жестокие детские фантазии ничуть не отличались от тех спектаклей, которые разыгрывались на мировых театрах военных действий.
- Ну, разумеется, - сказала я. - Ведь все взаимосвязано, не так ли? Переплетено, слито, перепутано... В детстве вы смотрели телевизор, читали книжки, слушали радио. Все это оседало в вашем сознании...
- Как объяснить, - перебил он, - что я в деталях разыграл в своем воображении сражение на Калке? И был просто поражен, увидев в одной книге расположение войск? Хотя нет, должен признать, на картинках в учебниках есть некоторые неточности...
- Ну уж, - перебила я не слишком вежливо. - И что же, позвольте спросить, сказал на это ваш психиатр?
- Мой психоаналитик?.. - Мужчина сделал ударение на слове "психоаналитик". - Он сказал, что я утомляю себя чрезмерно детальным изучением наук и нуждаюсь в некоторомотдыхе.
- Но вы не последовали его совету?
- Напротив, последовал. И сейчас у меня как раз отпуск.
- Прекрасно! - Надо же. Мне не хватало для полного счастья только бесед со сдвинувшимся немцем или итальянцем, кто он там на самом деле! А может, он вообще русский? Больно уж складно врет...
Тем временем мой полузнакомец продолжал с увлеченностью лектора:
- Именно так все и было! Просто народы, населяющиеэту планету, не что иное, как совокупность наших фантазий, понимаете?Вы считаете сражение на Калке действительно состоявшимся, хотя никогда не видели его, ну и я тоже это делает возможным наше теперешнее общение. А если бы для кого-то из нас слово "Калка" ничего не значило?
Я пожалела о том, что оно знакомо нам обоим. А мужчина тем временем продолжал:
- Как, по-вашему, когда на Земле все забудут самое названье той речки, можно будет счесть, что сражения просто не было?..
- Только в каком-то смысле...
- Но хоть в каком-то смысле, - не без ехидцы отозвался он, - вы допускаете это?.. Так почему бы не допустить, что на свете есть человек, от которого реальность и исход той битвы зависитв несколько большей степени, чем от прочих? - вкрадчиво проговорил он.
- И что человек этот - вы? - досказала я. - Ну что ж, в самом деле, почему бы и нет...
Вид у него вполне мирный, взгляд спокоен, зрачки нормальные, говорит логично. Впрочем, логика сумасшедших всегда безупречна. Но следует ли из этого, что способностьлогически мыслить есть признак безумства?
- Нет, этот человек... - Он расхохотался, да так весело, азартно, что я не сразу вспомнила, о чем мы говорили, и улыбнулась: ведь и душевные болезни излечимы.
- Этот человек, повторяю, вы сами, - заметил он веско.
Нет, если и излечимы, то, вероятно, не все.
- Не верите, - констатировал он, вглядываясь в мое лицо. - Нет, и не надо. Это даже хорошо. Может, вам надоело разговаривать?.. Хотите, потанцуем?
Из динамиков лилась приятная музыкалилового цвета.
- Нет, -застеснялась я. - К сожалению, танцевать не умею... - И подала ему руку.
Мы танцевали. На благопристойном расстоянии друг от друга, и осанка незнакомца была прямой. На мне было легкое платье, голубое в синий горошек. Вокруг нас кружились кирпичные стены с нишами, в которых стояли копии античных статуй, и эти статуи, казалось, тоже вальсировали друг с другом. В окне вращалась безвестная площадь, сердце щемило. Да, мой собеседник болен, и помочь ему не в моей власти.
- Человек - модель Вселенной, только каждый своей... - продолжал мой кавалер.
Быть может, он просто философ, как и все философы, немножко чокнутый, но где был бы наш мир без таких сумасбродов...
- Приехав в Рим, я не был удивлен, увидев то, что давно ожидал увидеть, - беззаботно рассуждал тевтонец. - Это - знаменитый фонтан Треви... У меня было чувство, что я придумал его вчера. А сегодня экскурсоводы на всех языках болтают, будто акведук девятнадцатого века Anno Domini был восстановлен в пятнадцатом... Ну, пусть! Ведь я сам все так и задумал...