Погоняемая бичами из сплетенных воловьих жил, тесно сбившаяся группа мятежных военачальников углубилась в пустыню. Хлесткие бичи с бронзовыми бусинками на концах, уже успевшие до рукояти окраситься кровью, свистали над их склоненными головами, исполосовали им спины, изорвали поистертые за время похода одежды. Кляпы во рту затрудняли дыхание и не позволяли ни издать стон, ни выкрикнуть пересохшим ртом грозные проклятья. Смертники только мычали, судорожно сжимая кулаки, не в силах разглядеть в ночной темноте лица своих истязателей.
Отойдя от лагеря на расстояние в десять полетов стрелы, конвоиры зажгли факелы, прикрепили их к древкам копий, воткнутых наконечником в легко раступающийся песок. Чадящие огни роняющих смолу факелов осветили небольшую котловину; здесь конвоиры быстро выкопали двенадцать одинаковых ям. В них опустили связанных военачальников и засыпали так, что только непокрытые головы отступников торчали из песка. Белки их глаз, отражая пламя, казались красными, налитыми темной кровью...
На другой день, сразу же после душного полудня, войско персов выступило в долгожданный поход. "Домой", - как думали немногие. "На Сузы", - как догадывалось большинство, и как это и было на самом деле. Впереди многолюдной колонны шли меченосцы с плетеными кожаными щитами. За ними рослые копьеносцы в длинных и пестрых хламидах, подпоясанные длинными кусками материи - подобиями кушаков, концы которых, опушенные бахромой, свешивались до самой земли. За копьеносцами, на расстоянии полета стрелы, шествовали одетые в латы "десять тысяч", или, как их еще называли, "бессмертные", - отборная пехота, составленная исключительно из персов; следом двигались тысяча алебардщиков со своими сверкающими на солнце топориками на длинных рукоятях и тысяча конных царских телохранителей с Камбизом во главе, восседающие на темно-вишневых чепраках. Вслед им катились, погружаясь в рыхлый песок чуть ли не по самые ступицы, боевые колесницы и многочисленные, составляющие едва ли не половину всей колонны, тяжелогруженные повозки громадного обоза, за которым шли легковооруженные отряды метателей дротиков и лучников. Замыкали колонну те же лучники, восседающие на верблюдах.
Сильно вытянувшееся войско возвращалось на родину, следуя вдоль русла Нила; от внезапного нападения и удара во фланг огромную колонну защищали отряды мидийских и бактрийских всадников в штанах из мягкой, специально выделанной кожи. Широкогрудые нисейские скакуны, грациозные, рослые, неутомимые в беге, гордо несли своих черноголовых седоков, словно радуясь, что их наконец-то вывели из загона на вольный простор.
Во время похода Агбалу следовало находиться при обозе, вместе с другими жрецами, магами, знахарями, предсказателями судьбы и подобными им шарлатанами. Он уже давно не встречался с царем, владыка словно забыл о нем, а способность Агбала подчинять людей своей воле проявлялась только на близком расстоянии. И сейчас тяжелые сомнения терзали душу юноши. Он боялся предстать перед отцом, перед Верховным собранием жрецов Вавилона, не выполнив наказа. А время, отпущенное Мардуком, стремительно истекало войско персов, миновав Бирюзовые хребты [Бирюзовые хребты (древнеегип.) горы Синайского полуострова], приближалось к границам сирийской сатрапии. Скоро примкнувший к войску караван эламских тамкаров, возвращающийся из Египта на родину через Бабили, расстанется с персидским войском, отклонившись на восток, и Агбалу, если он не хотел вызвать ненужные подозрения, следовало присоединиться к каравану. Ведь он уже не раз ловил на себе косые взгляды Дария, Прексаспа, да и других царедворцев, иногда настороженно-грозные, иногда попросту завистливые, но и в том и в другом случае враждебные.
Но ведь ему еще не удалось, несмотря на все ухищрения, пробудить у великих Персии недовольство Камбизом! Даже Прексасп остался верен своему владыке! Не удалось также Агбалу вызвать гнев у номархов и жрецов Египта, чтобы они призвали свой народ к восстанию против пришельцев, посмевших посягнуть на древние святыни Тамеру [Тамеру - "Любимая страна", поэтическое название Египта] и осквернить их! И, самое главное, Камбиз до сих пор еще жив, а пока он жив, юноша не может покинуть персидское войско. Наказ отца и священнослужителей Бабили должен быть выполнен во что бы то ни стало, иначе ему нет обратной дороги в родной город!
Меч! Меч царя Хаммурапи, бронзовый клинок которого покрыт слоем яда из страны Синдху, должен лишить Камбиза жизни! Для этого вполне достаточно, чтобы владыка лишь слегка поранился, или даже едва надрезал кожу, пробуя остроту лезвия пальцем! И как мог забыть об этом Агбал, когда имел доступ в шатер царя!
И юноша решился! Если царь забыл о нем, он сам должен найти возможность приблизиться к Камбизу, даже если это будет сопряжено с опасностью для его собственной жизни - уже давно Дарий не сводит глаз с посланца вавилонских жрецов! И однажды такая возможность представилась, прекрасная возможность...
Ранним утром, перед очередным утомительным переходом, только что принявший клятву от влившегося в его войска отряда воинов-сирийцев Камбиз велел своим конюхам подвести к нему коня. Меч Хаммурапи, приносящий победу в сражении, висел у него на поясе, сверкая золотой рукоятью. Агбал, оказавшийся рядом, среди других жрецов и магов, охвативших полукольцом грозного владыку во время торжественной церемонии, затрепетал. Сейчас, или никогда, оправдает он доверие пославших его в лагерь персов.
Всегда отличавшийся ловкостью искусного наездника, на этот раз Камбиз был неузнаваем. Тяжело переставляя негнущиеся ноги, словно к каждой из них был привязан увесистый груз, сделал два шага к своему скакуну, неуклюже присел перед тем, как вскочить на чепрак, и при этом неловком движении ножны меча уперлись ему в бедро. Остро отточенный клинок легко пропорол истлевший за тысячу лет конец ножен и глубоко вонзился в бедро владыки, и тотчас же выступившая из раны кровь окрасила пурпуром его хламиду.
В тот миг, когда подбежавшие к Камбизу Прексасп и Гобрий подхватили побледневшего владыку на руки, Агбал почувствовал устремленный на него пристальный взгляд Дария. Он уже давно понял, что этот суровый телохранитель не поддается его мысленным внушениям, и сейчас был бессилен что-либо предпринять. Но как бы то ни было, он сделал свое дело, и теперь очередь за ядом. Если хоть малая толика его останется в глубокой ране, скорая смерть Камбиза неминуема. Забыв о царском телохранителе, Агбал с удовлетворением наблюдал за тем, как расторопные царские знахари спешили наложить тугую повязку на кровоточащее бедро, пытаясь остановить кровь. Когда им удалось это, Камбиз взобрался на коня, и выстроившееся в колонны войско двинулось в сторону сирийского города Акбатаны.