— Три, — сказали сверху.

Я посмотрела наверх, вздохнула и запустила туда лежащей неподалеку шишкой.

— Я уже горю?

Голос явно нарывался, но я его гордо проигнорировала, занявшись подсчетом своих порезов, синяков и ссадин, попутно пытаясь их заживить, но магии накопилось слишком мало, пришлось вновь отползать к ручью, но уже на четвереньках. Голос некоторое время помолчал, но вскоре не выдержал.

— Эй, ведьма, хорош в моей воде руки полоскать, чего воду мутишь без разрешения.

— Твоего, что ли.

— А хоть бы и моего, вынь руки, говорю.

— А ты кто сам-то будешь, такой нахальный.

В ветвях что-то завозилось, послышался треск, а потом на землю вывалилось что-то маленькое, сильно лохматое и грязное, прокатилось пару метров, а потом развернулось и встало на короткие волосатые ножки, сверкая злобно красными, как искорки глазками и громко ругаясь, на чем свет стоит.

— Так ты леший, что ли?

— Наконец-то, дошло до нее, шлём! Да ты, шлём, самая невоспитанная ведьма, из всех, млёхом, которых я видел. Мало того, что хозяину не поклонилась. Так еще и угрожала, ругалась и вообще… мой ручеек замутила, вльшом, шлём, шлём.

Мне стало стыдно, и впрямь нехорошо как-то получилось. Лешие издревле были хозяевами и оберегателями лесов, а я вон как с ним поступила.

— Ну, извини, была не права. Хочешь, амулет подарю или наговор от хвори какой прочитаю.

Лешик остановился посреди своей длинной ругательной тирады, состоящей в основном из шлёмов и влёмов и задумчиво сверкнул глазками.

— Два амулета, и эта, от хвори давай, — наконец-то решился он. Я в общем и не сомневалась, лешие существа довольно вредные, но отходчивые, если знать каким подарком задобрить.

Лешик осторожно подошел ко мне и плюхнулся рядом, указывая узловатым пальцем себе на спину.

— Тута лечи, ведьма, уж больно замучила меня болячка окаянная, то стреляеть, то болить, а зимою прямо-таки спасу никакого нет.

Я пожала плечам и принялась детально осматривать поясницу лешика. Из спутанных зарослей мне на руку прыгнула одинокая блоха, ошарашено огляделась и нырнула обратно в надежную шерсть. На ощупь я ничего необычного не нашла, но если посмотреть магически…, то там был старый очаг воспаления, довольно странной и разросшейся формы, видимо неоднократно лечившийся народными средствами. Я вздохнула и закрыла глаза покрепче. Очень медленно перед внутренним взором проявилась внутренняя картина организма. Я видела, как по ниточкам сосудов весело бежит кровь, как бьется светящееся ярко алым сердце и медленно раздуваются и спадают бледно-голубые легкие, оплетенные паутинкой капилляров. Внутренние органы открывались медленно, как бы нехотя проявляясь из сумрака тени, но цвет их в основном был чистым, незамутненным, лишь кое-где чуть сгущался, но лишь слегка. Я быстро пробежала глазами общую картину и наконец сконцентрировалась на очаге. Сосуды в нем были чуть более разбухшие, вокруг ткань светилась более темным цветом, да и вообще он весь был как одно большое корявое пятно темно розового цвета. Я передвинула руки поближе и прошептала первые два аккорда, чувствуя, как котенок просыпается и мягко касается лапкой моих пальцев, из которых сила, уже набирая мощь течет дальше, впитывается в мгновенно темнеющий очаг и пропадает в нем, запуская процесс восстановления, отсекая разрушение и боль. Лешик тихонько застонал, но сидел не шевелясь, стараясь даже дышать потише. Еще бы, магичек, которые могли бы лечить волшебством, а не травками, на всей земле можно сосчитать по пальцам, да и те не шляются по лесам и весям, а сидят в городах и получают при дворе королей приличные деньги за свой редкий дар.

Через пять минут все было закончено, очаг рассосался и исчез навсегда, а в крови лешика теперь плескалась толика живительной магии, которая еще лет пятьсот не даст ему захворать. Я устало опустила руки в воду ручья, пытаясь восстановить недавние потери. Лешик неуверенно встал, потер спину, наклонился, присел и вдруг широко улыбнулся.

— Вот вы где, а я тебе поесть принес.

Из-за деревьев вышел немного помятый и поцарапанный Мася, держа в руке двух довольно аппетитных кроликов. На плече у него сидела взъерошенная Ошер, которая, увидев меня, тут же слетела с импровизированного насеста и с громким писком, от которого закладывало уши, спикировала мне на колени, тут же пропоров когтями и так сильно пострадавшие штаны.

— Я же говорил, что оставил лешего за ней наблюдать. Коул, можешь лично теперь убедиться.

Следом за Масей вышел хмурый оборванный Коул, ведя в поводу наших лошадей, на крупу одной из которых восседал наш кот. Замыкал процессию Эль с до ужаса виноватым и потрепанным видом. Кот тут же бросился ко мне, причитая и стеная, как старая бабка, пытаясь подвинуть Ошер, которая тут же зашипела в ответ на такое хамство. Мася занялся костром, велев Элю найти побольше дров, а Коул, окинув меня внимательным взглядом и убедившись, что со мной все впорядке, пошел расседлывать и поить натерпевшихся за день лошадей. Лешик в это суматохе как-то незаметно исчез, видимо считая свою миссию выполненной, и я решила, что разрешение на использование ручейка по своему усмотрению мне было выдано, а потому сидела около него с опущенной в воду рукой до тех пор, пока кролики не зажарились, а рука не околела окончательно, утратив всякую чувствительность.

Я села у огня, потеснив кота в сторону и пытаясь ухватить кусок побольше, так как после волшебства голод был просто зверский. Но Коул перехватил левитирующую в мою строну тушку и деловито начал ее разделывать, а точнее разрывать на части. Меня оделили двумя ножками и тарелкой сваренной неподалеку на соседнем костерке похлебки, она отдавала травой и тиной. Я принюхалась и внимательно осмотрела содержимое тарелки, подозревая, что меня наконец-то решили отравить. Подняв глаза на друзей, я встретила три пары заинтересованных глаз. Кот тоже полез в тарелку, глубоко вдохнул и… смачно чихнул, добавив последний и окончательный штрих.

— Это что?

— Травки, — робко вставил эльф, очень смущаясь, — Мася за тебя беспокоился и просил меня тебя подлечить.

На поверхность, булькнув, всплыл клок волос, немого продрейфовал и снова затонул, меня затошнило.

— Этому рецепту две тысячи лет, по-моему, и…, если я ничего не перепутал, то он восстановит твои силы и укрепит дух.

Да, чтобы выпить это, надо иметь и впрямь сильный дух и железные нервы. Подумав, я вручила это Масе, мстительно наблюдая за сменой оттенков на его лице. Он тоже зачем-то углубился в изучение ее содержимого, ковыряясь в бульоне пальцем. Эль заинтересованно пододвинулся ближе и с интересом наблюдал за процессом, только Коул сохранял при этом глубокое спокойствии и молча поедал зажаренное на прутьях мясо. Вдруг Мася икнул, вынул из тарелки палец с чем-то длинным и извивающимся, позеленел и резко бросился к кустам, разлив по дороге лечебный супчик. Я сосредоточенно вгрызлась в хрустящую ножку, а Эль, пунцовый от стыда, что-то бормотал себе под нос, кажется ингредиенты. Я постаралась не прислушиваться, чтобы не портить аппетит.

Уезжая с места стоянки, я оставила на приметном камне у истока ручья два берестяных амулета. Один был заряжен на тепло: носящий его долго мог не бояться холода, а второй был заряжен на плодородие: положи его на дерево, и увеличится количество белок, птиц, насекомых, а брось его в озеро, и вскоре в нем кишмя будет кишеть рыба.

Уже отъезжая на своей лошадке за деревья, я в последний раз оглянулась и увидела, что амулеты исчезли.

Пегги уныло помахивала хвостом и попутно пыталась сорвать наиболее привлекательные листья с окрестных кустов. Кот дремал в своей корзинке, мелодично похрапывая и в кои-то веки не доставая меня своей болтовней. За ним наблюдала сидящая на моем плече Ошер, то ли рассчитывая цапнуть в наиболее подходящий момент, то ли просто не понимая как можно так громко спать, да еще и кверху пузом. Подумав, я догнала Эля.

— Так, где вы все пропадали, пока я валялась у ручья, истекая кровью?