Когда после этих шутовских выборов он вступил во власть, было 26 июня, а затем 6 июля он был коронован. И это торжество оказалось обеспеченным по большей части теми самыми приготовлениями, которые предназначались для коронования его племянника.

Так совершилось это страшное преступление. И так как не бывает добра от того, что рождено во зле, то все время, пока он был королем, убийства и кровопролития не прекращались до тех пор, пока его собственная гибель не положила всему этому предел. Но если кончилось его время самой лучшей и самой справедливой смертью - его собственной {109}, - то началось оно смертью самой горестной и гнусной - я имею в виду прискорбное убийство его невинных племянников, молодого короля и его маленького брата {110}. Смерть и окончательная погибель их, однако, оставались под сомнением так долго, что некоторые до сих пор пребывают в неуверенности, были ли они убиты в те дни или нет. И это не только потому, что Перкин Варбек {111}, пользуясь коварством многих людей и глупостью еще более многих, так долго обманывал мир, и вельможами и простонародьем принимаемый за младшего из этих двух принцев, - это еще и потому, что в те дни все дела делались тайно, одно говорилось, а другое подразумевалось, так что не бывало ничего ясного и открыто доказанного, а вместо этого по привычке к скрытности и тайне люди всегда ко всему относились с внутренним подозрением: так искусные подделки вызывают недоверие к настоящим драгоценностям. Однако по поводу этого мнения и всех доводов в пользу него и против него мы сможем в дальнейшем рассказать подробнее, если нам удастся описать историю благородного покойного государя, славной памяти короля Генриха VII, или, может быть, в сжатом очерке изложить отдельно судьбу названного Перкина {112}. А здесь, по недостатку времени, я опишу лишь ужасный конец этих младенцев, и не по всем тем различным рассказам, которые мне приходилось слышать, а только по такому, который я слышал от таких людей и в таких обстоятельствах, что мне трудно считать его неистинным.

Король Ричард после своей коронации, направив свой путь в Глостер {113}, чтобы посетить в своем новом сане город, имя которого было в прежнем его титуле, решил по дороге исполнить свой давний замысел. Так как он понимал, что пока его племянники живы, люди не признают за ним права на королевскую власть, то он надумал без промедления избавиться от принцев, словно убийство родственников могло поправить его положение и превратить его в приемлемого для всех короля. Поэтому он и послал некоего Джона Грина {114}, особо доверенного своего человека, к констеблю Тауэра сэру Роберту Брэкенбери {115} с письменным и устным распоряжением, чтобы этот сэр Роберт так или иначе предал смерти обоих детей. И этот Джон Грин, коленопреклонясь перед образом богоматери в Тауэре, передал Брэкенбери такое поручение; но тот прямо ему ответил, что скорее сам умрет, чем предаст их смерти. С этим ответом и воротился Джон Грин к королю в Уорвик {116}, когда тот еще находился в дороге.

Услышав это, король впал в такое раздражение и раздумье, что той же ночью сказал своему доверенному пажу {117}: "Ах, есть ли человек, которому можно довериться? Те, кого я сам возвысил, те, от кого я мог ждать самой преданной службы, даже они оставляют меня и ничего не хотят делать по моему приказу..." - "Сэр, - ответил паж, - здесь в Фольговой палате есть человек, который, я смею надеяться, может угодить вашей милости: трудно найти такое, от чего бы он отказался". Он имел в виду сэра Джемса Тирелла {118}; это был человек выдающийся и по своим природным дарованиям мог бы служить более достойному принцу, если бы умел служить богу и милостью божией приобрести столь же много честности и доброй воли, сколько было у него силы и ума. Сердце у него было гордое, и он страстно стремился пробиться наверх, но не мог возвыситься так быстро, как надеялся, ибо ему мешали и препятствовали сэр Ричард Рэтклиф и сэр Уильям Кэтсби {119}, не желавшие ни с кем делить королевскую милость, а тем более с ним, который по гордости своей тоже ни с кем не захотел бы быть равным; а поэтому они тайными средствами держали его в стороне от всех секретных поручений. Все это паж замечал и знал. Поэтому когда приключился такой случай, по некоторой особой дружбе своей с Тиреллом он решил, что пора выдвинуть его вперед и оказал ему такую услугу, что все его враги, кроме разве самого дьявола, не смогли бы сделать ему хуже.

После слов пажа Ричард встал (во время беседы он сидел на стульчаке подходящее место для такого совета!) и вышел в Фольговую палату, где он нашел в постели сэра Джемса и сэра Томаса Тиреллов {120}, схожих лицом и братьев по крови, но очень разных по своему положению. Король сказал им запросто: "Что это вы, господа, так рано в постели?" - и позвал сэра Джемса к себе. Тут он поведал ему тайно о своем преступном намерении, и тому оно показалось ничуть не странным. Убедившись в этом, король поутру послал его к Брэкенбери с письмом, в котором предписывал передать сэру Джемсу на одну ночь все ключи от Тауэра, чтобы он мог здесь исполнить королевскую волю в таком деле, о котором ему дано распоряжение. И когда письмо было вручено и ключи получены, сэр Джемс избрал для убийства наступающую ночь, наметив план и подготовив все средства.

Принц, едва он узнал, что протектор отказался от протекторского звания и зовет себя королем, тотчас понял из этого, что царствовать ему не придется и что корона останется за дядей. При этой вести он горько загрустил и, вздыхая, сказал: "Увы! если бы мой дядя оставил мне хотя бы жизнь, если уж не королевство!" Тот, кто принес ему эту весть, постарался его утешить добрыми словами и ободрить, как можно; однако и принц и его брат тотчас были заперты на замок и все друзья отстранены от них, и только один, по имени Черный Виль, или Уильям Душегуб {121}, остался им прислуживать и следить за их безопасностью. С этого времени принц никогда не завязывал на себе шнуровки, перестал следить за собой и вместе с малым ребенком, своим братом, влачил тревожное и горькое существование в сомнении и скорби, пока предательское убийство не освободило их обоих от страданий.