- Крылатые призраки! - ошеломленно бормотали схваченные диверсанты.

Моряки Куникова и впрямь возникали как призраки - стремительно и бесшумно. Мобильность отряда сделала береговую линию непроницаемой для врага.

"...Катаемся на коньках, постреливаем по самолетам, они по нас...

Твои строки о том, что посевная площадь увеличивается во много раз, что угля дают на-гора все больше и больше, вызвали во мне такое радостное волнение, что трудно сказать. В газете это читается более спокойно, а вот письма даже глаза туманят. Я их прочел многим бойцам и командирам..."

Одно и то же сообщение в газете и в письме действует по-разному, Цезарь это ощутил на себе. Во время войны письмо было интимной газетой, обращенной к каждому воину от имени родных и близких. Вот в чем заключалась особая сила военных писем. Атмосфера участливой дружеской непринужденности, которую установил Цезарь, сделала письма всеобщим достоянием.

Но отметить хочется совсем иное: этот хладнокровный командир, этот герой, кованый, кажется, из чистой стали, как он эмоционален, человечен, доступен слезам... Как далек он от примитивных представлений о героизме...

.

"24.111-42. Дорогой дядя! Во-первых, сообщаю, что я жив и здоров, даже здоровее, чем был. Конечно, имел немало возможностей "накрыться", как говорят в армии. Но, видимо, судьба меня бережет для чего-то лучшего. Впрочем, жизнь моя уже оплачена фашистской кровью. Отряд, которым я командую, уже почти 7 месяцев на фронте, были во многих боевых операциях, боях и т. д. Истребили гитлеровцев в 1,5 раза больше, чем у нас бойцов, потеряли 10 процентов своего состава, пополнились, хорошо вооружены, прекрасно обмундированы, освоили всевозможные виды оружия и тактику ночного диверсионного боя - это наше спесиалите де ля мезон (домашняя специальность. - П. М.). Боевая репутация нашего отряда в армии хорошая. Сам я владею пушкой, минометом, гранатами и пулеметами всех видов и новым автоматическим оружием, умею минировать, подрывать, вожу катера, управляю мотоциклом и (плохо) автомашиной. С удивлением иногда вспоминаю, что был директором научного института, начальником отдела в двух наркоматах, редактором центральной печати. После войны сына своего только и смогу обучать штыковому бою и метанию гранаты лежа. Впрочем, я могу его еще обучать ненависти. Ею мы снабжены сполна. Живем дружно, стараемся воевать весело и без трагедий. Недавно мне присвоили звание майора.

Крепко целую. Больше самолетов! Ваш Цезарь".

"Судьба меня бережет для чего-то лучшего..." Все жили этой надеждой. И все они надеялись, что судьба сбережет их для обыкновенного мирного застолья в кругу родных и близких.

Надеялись, но прежде всего помнили о Родине, о долге перед ней.

"Стараемся воевать весело и без трагедий..." Это тоже была фраза, всего только фраза в пору затишья, когда отряд не нес потерь, когда его люди не гибли. Для него ничего не было дороже людей, он быстро сближался с ними, в каждом таилось уникальное, лишь ему одному присущее внутреннее богатство. И потому-то неиссякаемый родник сердечной доброты, обращаемый им на товарищей, на своих боевых друзей, вызывал ответную волну любви и преданности. Он вел их в огонь - они шли безоглядно, знали, что не зря.

Не мог он мириться с потерями.

Доброта твоя, говорил он себе, жалостливость, сострадательность... Вот твоя слабость.

В этом была его сила.

***

Летом 1942 года на просторах советской земли завязалось новое грандиозное сражение.

28 июня 1942 года гитлеровские войска перешли в наступление. Фашистские армии прорвали оборону советских войск на фронте 300 километров и в глубину на 150-170 километров. Враг овладел промышленными районами Донбасса, богатейшими землями Дона. Падение Ростова открыло фашистским войскам дорогу на Северный Кавказ.

30 июля войскам был зачитан приказ No 227 народного комиссара обороны: "Мы потеряли более 70 млн. населения, более 800 млн. пудов хлеба в год и более 10 млн. тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше - значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину... Пора кончить отступление, ни шагу назад. Таким должен быть теперь наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности..."

Ни шагу назад... До последней капли крови... За каждый клочок советской земли...

Эта мысль билась, как пульс. Она стала смыслом жизни каждого.

Из письма Наталье Васильевне:

"От Азова до Тамани, с боями 5 раз выходя из окружения, мы шли на наших маленьких катерах. Шторм - шесть, семь, девять баллов. Часть утонула. Большинство выдержало. Затем меня назначили командиром батальона морпехоты ребята только с кораблей. Сутки дали на формирование, а через 16 часов бросили в бой. Мы приняли бой с дивизией, и она не прорвала нашей линии... Мы отходили из-за общей обстановки".

Он стал сухопутным командиром.

Бои за Тамань начались обороной Ейска 6 августа. Ожесточение их нарастало. Тогда-то и был создан батальон Куникова. Ввиду крайне тяжелой обстановки формирование его произошло за 16 часов. Батальон не имел номера, его назвали Азовским.

Выдвинувшись к станице Курчанской, батальон стал готовить рубеж обороны. Комиссар В.П.Никитин в сопровождении двух краснофлотцев вышел на рекогносцировку по направлению к школе, стоявшей особняком, и неожиданно нарвался на прицельный огонь противника. Раненный, он остался на ничейной земле. Рекогносцировка далась дорогой ценой. Комиссар партизанского отряда "Отважный-1" А. П. Даниловский, огромного роста мужик, ползком добрался к Никитину и на себе вытащил его из огня. Ранение Никитина оказалось тяжелым, эвакуация требовалась немедленная. Когда, узнав о несчастье, с другого фланга батальона примчался Куников, Никитина он уже не застал.

Бои не прекращались ни днем ни ночью. Авиация противника часами висела над позициями моряков. Однако ни это, ни десятикратное численное превосходство не принесло врагу успеха: он продвигался ничтожными темпами буквально по трупам своих солдат.

Но и моряки несли значительные потери: фронтальные и фланговые оборонительные бои с численно превосходящим противником - не ночные диверсионные налеты. Гибель людей удручала Куникова. Горечь и ненависть переполняли душу. Он менялся на глазах. Даже приказания, прежде подробные, стали лаконичны. (Ясности, впрочем, они не утратили.) Но смотрел при этом вопросительно и тепло: "Сможешь ли? Подумай. Но знай: нужно!"

Обстановка на Таманском полуострове становилась все тяжелее. Колоссальное численное преимущество{11} противника продиктовало морякам наиболее рациональную тактику. Занимая оборону на любом, хоть сколько-нибудь пригодном, рубеже, три батальона морской пехоты - Азовский, 144-й и 305-й - заставляли противника перестраиваться из походных порядков в боевые, активной обороной изматывали его силы и отходили только тогда, когда была подготовлена новая линия обороны, а общая ситуация делала дальнейшее сопротивление на данном рубеже неразумным.

Так, медленно пятясь, моряки, Азовской флотилии прикрыли свою последнюю базу - Темрюк.Началась героическая оборона города. В разгар боев командующий Северо-Кавказским фронтом маршал С.М.Буденный прислал командующему Азовской флотилией телеграмму: "Объявите всему личному составу, что оборона Темрюка войдет в историю Отечественной войны. За героизмом, проявленным личным составом, следит вся страна, как в свое время следила за героями Севастополя. По данным разведки, вы уничтожили до 80% состава 5-й румынской кавдивизии и до 85% состава 9-й румынской кавдивизии".

Но превратить Темрюк в новый Севастополь было невозможно. Не было резервов, чтобы компенсировать потери. К тому же угрожающее положение сложилось на подступах к Новороссийску. Необходимо было сдержать натиск во много раз превосходящего силами противника, оторваться от него и эвакуировать сохранившиеся подразделения в полной боеспособности в район Новороссийска, где им надлежало немедленно включиться в бой. Учитывая это, командующий Азовской флотилией приказал к вечеру 23 августа оставить Темрюк.