После поражения врага под Москвой фашистские самолеты на нашем участке не появляются. Однако нервное напряжение первых месяцев войны еще сказывается. По ночам меня мучат кошмары. Вот вижу во сне, что фашисты сбросили десант в расположение нашего аэродрома. Немцы просочились через поселок, заполнили двор нашего дома и поднимаются по лестнице к комнате, где мы спим...

Просыпаюсь и обнаруживаю, что сижу на кровати с пистолетом в руке и вот-вот начну стрелять. При этом, оказывается, кричу: "Фашисты! Стреляйте!.."

- Где? - спрашивает Бланко, спавший на соседней койке.

Из угла, где спят Ариас и Дуарте, слышатся крепкие словечки и нелестные замечания в мой адрес. Я прихожу в себя...

* * *

Обстановка окончательно прояснилась. От Быкова война уходит все дальше. Живем почти мирной жизнью, и это нас совсем не устраивает.

- Так больше продолжаться не может, - заявил однажды Паскуаль. - На фронт, только на фронт!

- Надо идти к полковнику!

Однако проходит день за днем, а мы никак не можем договориться, кому идти к полковнику. От одного его грозного вида пропадает желание обращаться к нему с нашими просьбами. Дело в том, что полковник почти двухметрового роста, а плечи у него шире, чем у наших двух товарищей, вместе взятых. На голове - копна огненных волос, а глаза так и мечут молнии, когда он чем-то недоволен.

Мы, видно, долго бы еще искали подходящую кандидатуру для разговора с полковником, если бы не случай, произошедший во время одного из обычных полетов. Зима уже кончилась, снег растаял, и мы уже давно не встречали в воздухе врага. Поле аэродрома покрылось зеленой травой.

На этот раз в воздухе находились капитан Сурков и Бельтран. Возвращаясь, они пронеслись над аэродромом на бреющем полете. Первым пошел на посадку капитан Сурков.

- Как хорошо его слушается "миг"! Тебе нравится? - спрашивает Ариас.

- Это капитан Сурков отлично управляет самолетом! - отвечаю.

И действительно, самолет плавно приземлялся на "три точки" у самого знака "Т".

- Превосходно! Ничего не скажешь! Вот как надо приземляться! восклицает Ларио, которому почему-то нравится предвосхищать события.

Однако в момент, когда самолет плавно и легко касается зеленого поля аэродрома, из-под его плоскостей в направлении штабных помещений вылетают два реактивных снаряда и взрываются на середине поля. А самолет от внезапного пуска ракет переворачивается вниз кабиной и в таком виде вспахивает летное поле. Летчик забыл поставить на предохранитель гашетку реактивных снарядов. В авиации небольшие погрешности чреваты грозными последствиями...

Из-под самолета извлекают бездыханное тело капитана Суркова. На его похоронах мы, испанцы, пролили немало слез, оплакивая своего боевого товарища. И теперь мы не могли откладывать разговор с полковником. Выбор пал на Хосе Паскуаля, Антонио Кано и меня...

- Садитесь! - сказал нам полковник, указав на стулья, стоявшие вдоль стен его кабинета, - Что вас привело ко мне?

- Хотели бы действовать, товарищ полковник...

- Как действовать?! Вам не нравится летать здесь?

- Хотелось бы на фронт - воевать по-настоящему.

- Скоро придется, - говорит полковник, поднимается из-за стола и начинает ходить по комнате. Мы тоже вскакиваем со своих мест.

- Сидите! Это у меня такая привычка... Где бы вы хотели воевать?

- Куда направят. Здесь мы ничего не делаем. Поднимаемся с полным боекомплектом и садимся с полным боекомплектом. Хотелось бы в воздухе встречаться с врагом и использовать боеприпасы против него, а не так, как это случилось с капитаном Сурковым.

И хотя мы не совсем хорошо изъясняемся по-русски, полковник нас понимает.

- Хорошо, хорошо. Я знаю, что вас готовили к выполнению заданий в тылу врага, но каких именно - мне никто не говорил. Я сообщу о вашем желании командованию.

Из кабинета полковника мы вышли довольные. - Надо бы зайти к нему раньше, - сказал Кано. - Не так страшен черт, как его малюют!

- Думали, он нас "съест", а как хорошо принял!..

Проходит несколько дней. Ожидание всегда тягостно. Больше мы не летаем. Мой "як" переходит к командиру эскадрильи, а мы ждем приказа. Наконец он приходит.

Однажды после завтрака нас вызвали к дежурному офицеру.

- Сдайте книги в библиотеку и соберите вещи. Скоро придет автобус, и вы направитесь к новому месту службы.

- Можно спросить, где оно? - поинтересовался Фернандо Бланко.

- Это мне неизвестно, - ответил дежурный офицер. Быстро сдаем книги, карты, планшетки.

- Как вы думаете, куда нас?

- На какой фронт?

- А на каких самолетах будем летать?

Мы задаем вопросы друг другу, но никто из нас не может на них ответить. Полковник сдержал слово.

Вот и автобус. Прощаемся с товарищами по бригаде, с которыми вместе провели трудные дни с 7 ноября 1941 года по 25 июля 1942 года.

Прощаться с друзьями всегда тяжело, но мы успокаиваем себя мыслью о том, что впереди у нас настоящая, фронтовая жизнь.

Автобус набирает скорость. По московским улицам проезжаем молча. Улицы почти пустынны. В ответ на все наши вопросы водитель автобуса лишь пожимает плечами.

Миновав Москву, около часа едем по хорошему шоссе. Вот шофер затормозил автобус, пропуская грузовик, полный красноармейцев, и свернул на пыльную проселочную дорогу. Автобус ползет по склону холма, сворачивает направо и замирает у стены из красного, выщербленного временем и непогодой кирпича.

- Доехали! - восклицает шофер, и это единственное слово, которое он произнес за всю дорогу.

Здесь нас ждут. Это училище командиров-пограничников. Теперь в его учебных классах разместилось другое учебное заведение - школа по подготовке партизан. Здесь несколько отрядов разных национальностей, группа испанцев под командованием Перегрина Переса. Каждый отряд имеет свою программу военной подготовки. Почти все бойцы, за редким исключением, воевали в интернациональных бригадах в Испании.

- Вы знаете, чем будете заниматься? - спрашивает нас майор Винаров.

- Пока нет, - за всех отвечает Бланко.

- Расписание занятий висит на двери каждого учебного помещения: занятия, дежурства, походы. Все это будете выполнять вместе с испанцами, которые здесь уже находятся.

- А вам известно, что мы летчики? - спрашивает Исидоро Нахера.

- Забудьте об этом!

- А кто отдал такой приказ?

- Партия.

- Какая партия?

- Какая? Естественно, ваша. Испанская коммунистическая партия.

На следующий день назначен двадцатикилометровый поход. Антонио Ариас, Хосе Паскуаль и я решили самовольно не принимать в нем участия и обратиться по "личным" вопросам к начальнику местного гарнизона Орлову.

- От кого вы получили разрешение на это посещение? - в первую очередь интересуется Орлов.

- Ни от кого. Мы пришли без разрешения, чтобы выяснить свое положение.

- Что, это так срочно?

- Для нас - да!

Кратко объясняем, что мы - военные летчики, что у нас трехлетний опыт воздушных боев в Испании и что мы тренировались летать на немецких самолетах.

Начальник гарнизона слушает нас внимательно и, кажется, благосклонно.

- Вы мне подали хорошую идею, - наконец говорит он. - Когда будете находиться в партизанских отрядах, то в случае захвата немецких самолетов сможете переправлять их на Большую землю. Как вам это нравится?

- Идея неплохая, и мы готовы немедленно приступить к ее выполнению!

Орлов пишет записку майору Винарову и провожает нас к выходу. Винаров уже ждет нас.

- Вы что-нибудь принесли мне от Орлова?

- Да, записку, - весело говорит Ариас, уверенный, что наконец-то вопрос наш решен.

- А вы знаете, что здесь написано?

- Нет, не знаем.

- Мне делается замечание за отсутствие дисциплины в части, а на вас приказано наложить взыскание.

Три дня проводим на гауптвахте. За это время окончательно принимаем новое решение. На четвертый день самовольно покидаем училище, не имея на руках никаких документов. На этот раз нас четверо: Фернандо Бланко, Ладислао Дуарте, Антонио Кано и я.