- Да, я, - отвечал он мрачно и раздраженно, в смущении снова поправляя очки, уже водруженные на место. - Кто бы мог подумать... Вот так совпадение!
Марта не заметила или сделала вид, что не заметила, его раздраженного тона.
- Ты не можешь себе представить, как я рада тебя видеть! - продолжала она, улыбаясь так же, как два года назад: ее улыбка казалась неуклюжей, неспособной выразить радость и не вязалась с милыми ямочками, которые при этом появлялись у нее на щеках. - Право, Лука, ты представить себе не можешь...
Он холодно поглядел на нее.
- Рада? Может быть, может быть! Зато уж я-то не рад этой встрече! Ну что же, счастлив был видеть вас в добром здравии, все такой же красивой и веселой, - и всего хорошего.
Он, хоть и против воли, сделал шаг к двери. Она не двинулась с места и только смотрела на него, мигая глубоко посаженными глазами с редкими ресницами; это всегда означало, что она больно обижена.
- Лука... - произнесла она.
- Ну что еще? - резко спросил молодой человек, останавливаясь и в упор взглянув на нее.
- Лука... - повторила она, и это патетическое и униженное движение век наводило на мысль, что из глаз ее вот-вот брызнут слезы. - Лука, почему ты так грубо со мной говоришь? Мы так давно не виделись... И потом, почему на вы?..
И этот умоляющий голос, такой робкий и полный искреннего раскаяния, еще больше, чем ее лицо и фигура, пробудил в душе Луки куда более сильную, нежели досада и злость, прежнюю страсть, которая казалась ему умершей навсегда. Однако изо всех сил стараясь скрыть охватившее его чувство, Лука отвечал:
- На вы? А почему я должен говорить тебе ты? Между нами все кончено, я думал, что хоть в этом мы согласны... Впрочем, ты или вы - какая разница? Давай говорить друг другу ты, если это доставляет тебе удовольствие.
Марта еще чаще замигала длинными, лучистыми ресницами. Потом, сложив руки и приблизившись к нему, она снова принялась умолять:
- Лука, не говори со мною так! Если бы ты знал, как мне больно от твоих слов! И как раз сегодня...
Они отошли немного дальше, туда, где в углу вестибюля стоял автомат с сигаретами. Лука не мог удержаться и ответил с гневом:
- А разве ты два года назад не сделала мне больно? Прикажешь забыть об этом, да?
Как человек, который боится сойти с ума, она на миг сжала лоб своей белой худой рукою с длинными пальцами.
- Лука, - сказала она, подняв на него сокрушенные глаза, - никто так не раскаивался в своем проступке, как я теперь раскаиваюсь, что так с тобой обошлась... И никто не поплатился за свою ошибку так жестоко, как поплатилась я... Прошу тебя, не надо меня отталкивать теперь. Если и ты меня оттолкнешь... Ведь ты один на всем свете знаешь меня и можешь мне помочь. Право, я боюсь сойти с ума...
Она и в самом деле была трогательна со своими чуть сутулыми плечами, сложенными ладонями, жалобно мигающими редкими ресницами и с блестящими от слез, полными смирения глазами. И Лука, секунду назад решивший не поддаваться никаким мольбам, никаким уловкам кокетства, а теперь разжалобленный и заинтригованный туманными намеками Марты на какое-то неведомое ему несчастье, уже не мог сохранять с ней прежний уклончивый и пренебрежительный тон.
- Пусть так, но я тебя не понимаю, - ответил он, взглянув на нее; в его глазах была нерешительность человека, колеблющегося между двумя противоположными чувствами. - Не понимаю, какое отношение я имею к твоим делам? Допустим, я знаю тебя - да и это не совсем верно: знай я тебя по-настоящему, не вышло бы так, как вышло у нас... Но зачем мне отталкивать тебя или не отталкивать? Что вся эта история значит?
- Если бы ты знал, что со мной случилось, - пробормотала она и при этом не удержалась и окинула глазами вестибюль кинотеатра. Лука на лету поймал ее взгляд.
- Ну, уж во всяком случае, ничего особенно страшного,- сказал он зло. Иначе бы я не встретил тебя здесь, когда ты шла в кино, такая оживленная и довольная.
Она бросила на него изумленный, печальный и укоризненный взгляд.
- Я зашла сюда, в кино, потому что не знаю, что делать, не знаю, куда податься. - В волнении она прижала сложенные руки к груди. - Мне казалось, что эта комедия поможет мне хоть на два часа забыть о том, о чем я не хочу думать.
Она всегда отличалась склонностью к театральным позам, к драматическим сценам, подумал Лука, наблюдая за ней, но сейчас и тон ее и жесты казались искренними. Притом он вспомнил, что и сам направлялся в кино с тем же настроением, и эта мысль уняла его досаду.
- Что же ты собираешься делать? - резко спросил он. - Иди туда или обратно! Ведь нельзя же нам бесконечно торчать здесь, в вестибюле.
Марта взглянула на него, потом огляделась вокруг.
- Ты прав, - лихорадочно, словно вне себя, отозвалась она. - Но куда идти? Я подумала о кино, потому что там темнота, никого не видно... Мне не хочется видеть людей, один вид чужих лиц меня раздражает. Куда идти?
- Ко мне... - с неохотою предложил Лука.
- Нет, - прервала его Марта, - к тебе - нет. Куда угодно, только не к тебе.
- Тогда к тебе.
Она переспросила в нерешительности:
- Ко мне?
- Да, к тебе. Но, - он намеренно-пристально поглядел ей в глаза, - но при условии, что я не рискую встретить там некоторых лиц.
- Нет, тут ты ничем не рискуешь, наверняка не рискуешь, - и впервые Марта засмеялась, но каким-то бессильным, ироническим и непонятно-многозначительным смехом. - Значит, ты говоришь, ко мне? Погоди, я подумаю немного... Ко мне домой? А в конце концов, почему бы и нет? - И неожиданно, лихорадочно-торопливо, как человек, который едва отдает себе отчет в своих поступках, она кинулась к двери.
Они вышли на улицу. На смену знойному пасмурному дню, подернутому странной желтоватой дымкой (говорили, что причиной тому песок африканских пустынь, приносимый сильными удушливыми порывами сирокко), пришла тьма, такая немая, непроглядная и густая, словно над крышами города навис не слой облаков, а плотный, не проницаемый для воздуха войлок. В этой духоте огни еле мерцали, голоса звучали глухо, а белесые от пыли машины, которые, возвращаясь с загородных прогулок, быстро мчались вдоль многолюдных тротуаров, казались гостями из другого мира, где есть еще солнце, зелень деревьев и пение цикад, и от этого еще ощутимее становился неподвижный, удушающий сумрак, нависший над городом. Должно быть, на окрестных холмах шли маневры, там зажигались прожектора; шагая рядом с Мартой, Лука взглянул вверх и увидел, как бесконечный белый луч остановился над крышами зданий посреди небосвода, колеблясь и слегка перемещаясь, словно чего-то ища; и на узкой полосе неба, по которой вытягивалось лезвие бледного света, на мгновение появлялись темные набухшие борозды и бугристые выпуклости грозовых облаков, делавшие их похожими на какой-то гигантский мозг, полный мрачных, угрожающих дум.