- Давай сейчас выскочим? - предложил Димка.

- Дохлый номер. Высоко. Пока вываливаться будем, нас постреляют, как куропаток. Сидите молча.

Мы затихли, слыша приближающиеся шаги.

- О! Кумовья! - словно не знал, кто едет, приветствовал их остановившийся гаишник. - Чего это вы на пару?

- Да вот решил кума до работы подбросить, у него машина забарахлила.

- Ладно, вези, - лениво разрешил гаишник. - А чего везешь? Фу! Ну и запах от тебя, Петр. Ты бы хоть чем закусил, что ли? Аж с ног сшибает.

- Я закусывал, - не очень уверенно ответил кум Петя.

- Чем? - спросил гаишник.

- Ну, этим. Закусывал в общем, - вздохнул Петр, так и не вспомнив чем именно.

- Ты даже сказать не можешь, чем закусывал, - укорил его гаишники. Это ж надо так нажраться. Сгоришь так, без закуси.

- Я говорю, что закусывал! - совсем обиделся Петя.

- Как же ты закусывал, когда не помнишь даже чем?

- Я помню! Только забыл, как называется!

Патруль гаишников чуть со смеху не поумирал, а смешливый Манхэттен корчился, как роженица, затыкая сам себе рот.

- Чего везешь? - просмеявшись, спросил кто-то из патруля.

- Ты че? Не знаешь, что я вожу? - удивился кум Петр. - Сколько лет все одно и то же.

- Скворцов! Залезь, глянь, чего там.

- Слушаюсь! - буркнул под нос тот, кого назвали Скворцовым, и нехотя, ворча полез на платформу.

- Вот мать твою! - выругался он. - Испачкал штаны. Ты бы хоть машину вымыл, что ли. Грязища тут у тебя. Не можешь, что ли из шланга её окатить?

- Да все как-то некогда, - неопределенно ответил Петя.

- Ну и вонища! - фыркнул Скворцов. - Ничего тут нет. Мусор в бачках и вони жуть!

- Ладно, слезай, - разрешили ему, и он тяжело спрыгнул с платформы.

Мы с трудом перевели дух. Лукавая фортуна погладила нас по головам, продолжая свои извечные забавы.

- Давай, вали отсюда, вониша от тебя! И если не вымоешь машину, пеняй на себя, - безо всякой надежды в голосе, проводили кума Петю гаишники, судя по всему, уже привычным напутствием.

Тот согласно что-то прогудел и стронул машину с места, завиляв дальше по дороге.

Остановился он минут через двадцать. Мы с трудом вылезли из бака все перечуханные и тут же бросились к маленькой канавке у дороги, где протекало какое-то подобие ручейка, чтобы по возможности смыть с себя эту липкую грязь. Кое-как нам это удалось. Приведя себя в относительный порядок, мы огляделись по сторонам. Метрах в ста проходила большая трасса, как мы догадались, шоссе на Ростов. А мы стояли возле маленькой рощицы, на убегающей в сторону проселочной дороге, которая вела к какому-то далекому шлагбауму.

- Это чего там? - спросил я у кума Петра.

- Там свалка, - махнул он рукой в сторону шлагбаума. - Это тетя Паша, королева свалки, устроила, чтобы мимо неё не проезжали.

- А зачем ей это?

- Она за проезд деньги берет с частников. Ух, хитра баба!

- Она на этой свалке себе такое подсобное хозяйство развела, - добавил кум Вася. - Кур тут у неё видимо-невидимо, поросята, козы. Живности всяческой. А че? Им тут воля вольная. Жратвы от пуза.

- Ладно, хрен с ней, с королевой свалки. Давай, Василий, рассчитаемся, да мы двинемся потихоньку. Время идет, а дорога дальняя.

Я стал доставать деньги, кумовья деликатно отвернулись, словно их вовсе не интересовал и не касался этот процесс.

Я отсчитал им пятнадцать миллионов, которые и вручил Василию.

- Вот вам, мужики, пятнадцать миллионов, только ты, Петр, будешь свою долю получать у кума, он потрезвее, если несопьется на радостях. Спасибо вам и прощайте.

Мы распрощались с мужиками, которые сели в машину и поехали в сторону свалки, а сами пошли к шоссе, закинув на плечи сумки с автоматами. Навстречу нам летел теплый ветерок, грело ласковое солнышко, небо было чисто-чистое. И на какое-то мгновение нам показалось, что все уже позади, что мир прекрасен и ярок и закончилось все страшное: погони, пальба, смерть.

- Эх, мужики! Уеду в Штаты и куплю себе Манхэттен! - завопил радостно Манхэттен, размахивая от восторга руками.

И действительно все, вроде, пошло в нашу пользу. Нам удалось сесть на рейсовый автобус до Армавира, дорога в город сворачивала перед самым большим блок-постом, который стоял чуть дальше, контролируя выезд из города и основную трассу.

На автовокзале в Армавире мы не привлекли ничьего внимания, разойдясь по одному, налегке, без громоздких вещей. Так и пошли в сторону вокзала, порознь друг от друга.

Но садиться на поезд мы не решились. Там для покупки билетов требовались паспорта, и к тому же вокруг вокзала бродили усиленные патрули. Мы пошли в сторону площади, к гостинице и рынку, вдоль торговых рядов: лотков, палаточек, тентов.

Так и шли порознь, пока не вышли на площадь. Площадь была большая. И на этой большой площади стоял маленький памятник Ленину. Совсем крошечный Ильич застыл на пьедестале, который одновременно был и трибуной для праздничных выступлений местных бонз. По замыслу автора скульптуры, Ильич стоял на ветру, и пиджак его развевался.

А поскольку Армавир, как известно, город бесконечных ветров, то все соответствовало замыслу. Только пиджак, вернее, бронза, потерлась, и издали вид был такой, словно пиджак на вожде изорван в клочки, и они лентами вьются за его спиной.

Мы прошли на рынок, минуя памятник. И этот придурок Манхэттен не смог удержаться от дурацких штучек: проходя мимо, он отдал честь памятнику. Его тут же заметили и оценили. С ним подошел поближе познакомиться патруль казачков, в безумных нарядах. Один был в черкеске с газырями, из-под неё выглядывали штаны с лампасами, а на ногах нелепо белели кроссовки. Остальные соответствовали.

Мы с Димкой остановились неподалеку, затаив дыхание. Нам ещё только этого не хватало! Стоило им попросить Манхэттена открыть сумку, в которой лежал автомат... Устраивать беготню и перестрелки в городе, который я весьма плохо знал, было бы просто безумием.

Но все обошлось на удивление мирно. Манхэттен что-то важно пояснил казакам, после чего те почтительно взяли под козырек, долго расшаркивались перед ним и что-то объясняли, прижимая руки к сердцу.

Манхэттен, сволочь, косясь на нас хитрыми глазами, похлопал их всех по очереди по плечу, всем пожал руки, со всеми расцеловался и, сделав им ручкой, пошел на рынок.

- Ты что им наплел, сукин сын? - прошипел я на него, догнав у входа в рынок.

- А что? - состроил невинную мину Манхэттен. - Я просто сказал им, что являюсь правнуком атамана Платона и приехал в город, чтобы возглавлять казачье движение на Кубани, возродив и объединив его.

- Вот как дал бы! - стиснув зубы, процедил я.

Мы протолкались в самую сердцевину рынка, остановились возле пивного ларечка, взяли по кружке пивка, и встали возле столика, потроша купленную тут же воблочку. Три мужика, занимающиеся таким обыденным делом, как питье пива, вряд ли у кого могли вызвать интерес и подозрение.

- Что будем делать дальше? - спросил Димка.

- Давайте купим машину да махнем в Москву! - предложил Манхэттен, блаженно жмурясь и цедя напиток.

- Да нас в момент засекут. Машину ещё и оформить надо, - проворчал Димка.

Спорили мы долго. Решили было уже выбираться из города, миновать блок-пост на шоссе, пройти как можно дальше, а там попытаться сесть на автобус до Ростова, откуда до Москвы рукой подать. Порешив на этом, мы направились к выходу с рынка, где нас и поджидал тот самый казачий патруль, который недавно останавливал Манхэттена.

- Господин атаман Платов! - выступил вперед самый старший.

- Мы имеем честь от имени всекубанского казачьего войска пригласить вас на торжественный обед в вашу честь.

Манхэттен явно не ожидал такого поворота, он забормотал что-то невнятное, сообразив, чем оборачивается его глупая шутка. Но его уже почти подхватили под белые рученьки здоровенные казаки и потащили к автомобилям, стоявшим напротив. Его запихивали в "Волгу" с каким-то флажком на капоте, когда он высунулся оттуда и закричал, указывая на нас пальцем: