Обухом и Шилом, вы того, поаккуратнее, повежливее. Я сам разберусь...

Он кивнул своим сопровождающим и ушел в рынок, в его глубины, где торговали инструментами, запчастями и прочими полезными в домашнем хозяйстве железками.

Мы ещё покрутились и решили уезжать. Как-то сегодня не очень у нас клеилось. То ли настроения не было, то ли отойти от последних событий никак не удавалось.

Мы сидели дома, пили чай, лениво думали, как поставить в известность Креста, и вдруг на улице послышался крик:

- Убили! Убили!..

Мы выскочили за ворота, там уже суетились соседи. Крикнув Алику, чтобы оставался дома, мы бросились к толпе.

Народ собрался около дома нашего консультанта - деда Андрея. Калитка ворот была открыта, да и заборчик у деда был хиленький, низкий, не по здешним меркам сделанный. Возле ворот стоял уже милиционер, никого не пуская. Но и отсюда было видно тело деда, лежащее лицом вниз, головой он был повернут к крыльцу, значит, гости шли за ним следом. На затылке у него зияла черная и большая рана, под телом натекла черная лужа крови. Рядом валялся топор, на обухе его тоже запеклась кровь.

Мы молча переглянулись. Вот он, тот самый сигнал, на который намекал Обух.

- Вот сволочь! - прошипел мне на ухо Димка. - Даже подпись, гад, оставил. Видал обушок топора?

Я кивнул, мол, вижу. В это время подъехала "скорая помощь" и милиция. Следом машина с собакой и экспертами. Быстро стали разгонять зевак, попросив остаться тех, кто обнаружил труп и что-то видел. Все стали потихоньку расходиться.

Осталась только соседка деда, толстая баба Дуся, которая почти вопила на молоденького следователя в милицейской форме:

- А че я знаю? Че я знаю-то? Ну видала, ну и че? Так я че видала-то? Как он уже мертвый лежит. Вышла курей кормить, а он лежит мертвый, отседа видно, через забор, так я даже и не заходила туда. Я по телефону зараз участковому позвонила, он и прибег.

- Врет, чертова баба! - сказала женщина, которая уже уходила в компании ещё нескольких товарок. - Все она видела, от окна не отлипает. Да милиция и сама знает, что это дело рук Обуха и Шила, или их дружков-приятелей.

- А почему все молчат? - возмутился Степан.

- А кому жить надоело? - ответили ему сзади.

Мы оглянулись и увидели трех мужчин, которые шли за нами, мы и раньше встречали их в этом районе. Они жили на соседней, кажется, улице.

- Но ведь если кто-то видел, надо сообщить, - продолжал недоумевать Степа.

- А ты будто сам не знаш, кто убил, - хитро и немного зло прищурился мужичок.

- Да не замай ты ребят, Гриш, - попробовал оттянуть его приятель.

- А чего они дурачков из себя корчат, - обиженно дернул плечом Гриша. - Будто не видал никто, что давеча к ним заходили Шило и Обух? Может, это они сами деда порешили?

- Гриш, ой, ты чего-то совсем не в ту степь загнул, - попробовал его урезонить и другой мужичок.

- Чего я загнул? - с горечью махнул рукой Гриша. - Все всё знают и дурочку валяют. Моя хата с краю...

- Да отстань ты от людей, в самом-то деле! - схватил его чуть не за шиворот дружок. - Вы уж его извиняйте, он поддатый малость, лепит сам не знает чего.

И друзья утащили рвавшегося выяснять с нами отношения Гришу.

- Надо оружие припрятать, - понизив голос, сказал Степа.

- Это точно, - подхватил Дима. - Теперь нас потягают. Все знают, что дед на нас работал.

Мы заспешили к дому и постарались спрятать оружие, насколько это нам удалось в такой суете и спешке.

Вопреки ожиданиям, никуда нас не вызывали и не возили на скучные и длинные допросы. Через три часа после того, как мы узнали о смерти деда Андрея, в ворота к нам постучали и вошли двое: тот самый молоденький следователь, которого мы видели во дворе деда, и пожилой участковый, толстый и степенный.

- Капитан Точилин Вячеслав Николаевич, - представился следователь, как только мы вышли навстречу.

Он сообщил, что пришли они, обходя дворы на предмет того, кто что видел и слышал. Ну и узнать про наши с дедом общие труды. Был он предупредителен и вежлив.

Чего нельзя было сказать об участковом. Он, как только вошел в дом по нашему приглашению, сразу принялся совать нос во все углы и щели, нисколько не стесняясь хозяев, то есть нас. Он открывал и закрывал дверцы шкафов, заглянул в кастрюлю на кухне, поколдовал над пепельницей, сунул нос в мусорное ведро, проявив к нему большой интерес, потом остановился возле камода, в котором лежало наше постельно-нательное. И пока мы отвечали на нехитрые вопросы следователя, участковый полез в ящики. Тут уж Манхэттен не выдержал:

- Товарищ Точилин, скажите, у нас что, обыск?

- Почему вы так решили? - смутился следователь.

- Да вот товарищ участковый, э-э-э, не расслышал, как его звать-величать, в ящиках наших роется, словно у себя дома.

- А что, хозяева возражают? - удивился участковый, задвигая один ящик и выдвигая следующий. - Я могу и не смотреть.

- Товарищ Чугунов, - строго обратился к нему следователь. - Прекратите это.

- А я чего? - сделал детское лицо участковый. - Я ничего. И закрыв ящик, подошел к столу. И там вдруг завертелся вокруг чего-то, одному ему видного. Присел так, что столешница оказалась вровень с его взглядом. Потом наклонился над столом, по-собачьи вынюхивая, довольно хмыкнул, осторожно дотронулся пальцем до чего-то, лизнул этот палец, потом выхватил из кармана широких галифе здоровенный маркер, и не успел никто из нас даже пикнуть, как он обвел жирный черный круг на белой скатерти.

- Вы что это себе позволяете? - ахнул следователь.

- Я сотру, - успокаивающе поднял руки участковый Чугунов.

- Только можно я пару вопросиков задам?

- Пуская он сначала ответит, как это он собирается чернила со скатерти стирать? - возник Степа.

Но следователь смотрел на участкового с интересом.

- Спрашивайте, Чугунов, - разрешил он. - Вы, конечно, за скатерть извините, но на вопросы вам придется ответить. А с этим мы потом разберемся.

Чугунов с удовольствием закивал и не стал откладывать дела в долгий ящик:

- Вы мне скажите, ребятки, кто-то из вас охотой балуется?

Он смотрел на нас своими невинными голубыми глазками, а у меня по спине побежали мурашки.

- Это в каком смысле? - осторожно спросил Дима. - Если дома, то я, например, а если здесь, то никто. У нас и ружей нет. Можете посмотреть.

- А что же вы тогда на столе ружейным маслом мазали, хлеб, что ли? спросил посуровевший разом участковый, мгновенно потерявший свою чрезмерную полноту и вальяжность.

Он сидел, наклонившись вперед, зорко следя за каждым нашим движением. Но на него никто не бросился, да и не собирался. Мы молчали. Ни звука не нарушало звонкой тишины.

- Вы не ошибаетесь, Чугунов? - спросил следователь, наконец, сообразив, в чем суть вопроса.

- Да что вы! Как можно! - отпарировал весело участковый. - Это никогда в жизни.

- Прошу ответить, господа, - сурово обратился к нам следователь.

- Извините, - растолкал нас Манхэттен. - Я не знаю, о чем идет речь, я не охотник. Но масло на столе пролил я. Капнул немного. Только вы, товарищ участковый, ошиблись. Это не ружейное мало, это я купил на рынке веретенку. У меня, простите, радикулит, так мне посоветовали мазать веретенным маслом, и знаете, помогло. Ничего не помогает, только веретенка, представляете!

- Что скажете, Чугунов? - посмотрел следователь на погрустневшего и покрасневшего участкового.

Тот замялся, переступая с ноги на ногу, потом чувство справедливости взяло верх, и он нехотя пробурчал:

- Возможно. Это, в принципе, одно и то же.

- И что, ружейным маслом лечат радикулит? - совсем по-мальчишечьи заинтересовался следователь.

- Лечат, - вдохнул Чугунов. - Сам иногда это дело пользую. Извините, малость перебдел, - развел он руками.

Мы охотно его простили, а со слов следователя поняли, что нас особо не подозревают, дед Андрей очень дорожил работой с нами, можно даже сказать гордился. И всем нас нахваливал. Что все соседи и подтвердили. Они стали прощаться, но камень с ружейным маслом, который в нас запустил участковый, был не последним у него за пазухой. Уже на пороге он вдруг спросил, как бы между прочим: