• «
  • 1
  • 2

Одоевский Владимир

Opere del Cavaliere Giambattista Piranesi

В. Ф. Одоевский

OPERE DEL CAVALIERE GIAMBATTISTA PIRANESI

(Труды кавалера Джиамбаттисты Пиранези (итал.))

Перед отъездом мы пошли проститься с одним из наших родственников, человеком пожилым, степенным, всеми уважаемым: у него во всю его жизнь была только одна страсть, про которую покойница - жена рассказывала таким образом: - Вот, примером сказать, Алексей Степаныч, уж чем не человек, и добрый муж, и добрый отец, и хозяин - все бы хорошо, если б не его несчастная слабость... Тут тетушка останавливалась. Незнакомый часто спра шивал: - Да что, уж не запоем ли, матушка? - и готовился предложить лекарство; но выходило на деле, что эта сла бость - была лишь библиомания. Правда, эта страсть в дяде была очень сильна; но она была, кажется, единственное окошко, чрез которое душа его заглядывала в мир поэтический; во всем прочем старик был - дядя, как дядя, курил, играл в вист по целым дням и с наслаждением предавался северному равнодушию. Но лишь доходило дело до книг, старик перерождался. Узнав о цели нашего путешествия, он улыбнулся и сказал: - Молодость! молодость! Романтизм да и только! Что бы обернуться вокруг себя? уверяю вас, не ездя далеко, вы бы нашли довольно материалов. - Мы не прочь от этого, - отвечал один из нас, - когда нам удастся посмотреть на других, тогда, может быть, мы доберемся и до себя; но начать с чужих, кажется, учтивее и скромнее. Сверх того, те люди, которых мы имеем в виду, принадлежат всем народам вместе, многие из наших или живы, или еще не совсем умерли: чего доброго - еще их родные обидятся... Не подражать же нам тем господам, кото рые заживо пекутся о прославлении себя и друзей своих, в твердой уверенности, что по их смерти никто о том по по заботится. - Правда, правда! - отвечал старик, - уж эти родные! От них, во-первых, ничего не добьешься, а во-вторых, для них замечательный человек не иное что, как дядя, двоюродный братец, и прочее тому подобное. Ступайте, молодью люди, померьте землю: это здорово для души и для тела. Я сам в молодости ездил за море отыскивать редкие книги, которые здесь можно купить в половину дешевле. Кстати о биб лиографии. Не подумайте, чтоб она состояла из одних реест ров книг и из переплетов; она доставляет иногда совсем не ожиданные наслаждения. Хотите ль, я вам расскажу мою встречу с одним человеком в вашем роде? - Посмотрите, не попадет ли он в первую главу вашего путешествия! Мы изъявили готовность, которую рекомендуем нашим читателям, и старик продолжал: - Вы, может быть, видали карикатуру, которой сцена в Неаполе. На открытом воздухе, под изодранным навесом, книжная лавочка; кучи старых книг, старых гравюр; наверху Мадонна; вдали Везувий; перед лавочкой капуцин и молодой человек в большой соломенной шляпе, у которого маленький лазарони искусно вытягивает из кармана платок. Не знаю, как подсмотрел эту сцену проклятый живописец, но только этот молодой человек - я; я узнаю мой кафтан и мою соломенную шляпу; у меня в этот день украли платок, и даже на лице моем должно было существовать то же глупое выражение. Дело в том, что тогда денег у меня было не много, и их далеко не доставало для удовлетворения моей страсти к старым книгам. К тому же я, как все библиофилы, был скуп до чрезвычайности. Это обстоятельство заставляло меня избегать публичных аукционов, где, как в карточной игре, пылкий библиофил может в пух разориться; по зато л со всеусердием посещал маленькую лавочку, в которой до держивал немного, по которую зато имел удовольствие пере рывать всю от начала до конца. Вы, может быть, не испы тывали восторгов библиомании: это одна из самых сильных страстей, когда вы дадите ей волю; и я совершенно понимаю того немецкого пастора, которого библиомания довела до смертоубийства. Я еще недавно, - хотя старость умерщвляет все страсти, даже библиоманию, - готов был убить одного моего приятеля, который прехладнокровно, как будто в библиотеке для чтения, разрезал у меня в эльзевире единственный листок, служивший доказательством, что в этом экземпляре полные поля (Известно, что для библиоманов ширина полей играет важную роль. Есть даже особенный инструмент для измерения их, и несколько линий больше или меньше часто увеличивают или уменьшают цену книги на целую половину. (Примеч. В. Ф. Одоевского.)), а он, вандал, еще стал удивляться моей досаде. До сих пор я не перестаю посещать менял, знаю наизусть все их поверья, предрассудки и уловки, и до сих пор эти минуты считаю если не самыми счастливыми, то по крайней мере приятнейшими в моей жизни. Вы входите: тотчас радушный хозяин снимает шляпу и со всею купеческою щедростию предлагает вам и романы Жанлис, и прошлогодние альманахи, и Скотский Лечебник. Но вам стоит только произнести одно слово, и оно тотчас укротит его докучливый энтузиазм; спросите только: Где медицинские книги? - и хозяин наденет шляпу, покажет вам запыленный угол, наполненный книгами в пергаментных переплетах, и спокойно усядется дочитывать академические ведомости прошедшего месяца. Здесь нужно заметить для вас, молодых людей, что еще во многих наших книжных лавочках всякая книга, в пергаментном переплете и с латинским заглавием, имеет право называться медицинскою; и потому можете судить сами, какое в них раздолье для библиографа: между Наукою о бабичьем деле, на пять частей разделенной и рисунками снабденной , Нестора Максимовича Амбодика, и Bonati Thesaurus medico-practicus undique collectus ( Полный медико-практический словарь Бонатуса (лат.)) вам по падется маленькая книжонка, изорванная, замаранная, запылепная; смотрите, - это: Advis fidel aux veritables Hollandais touchant ce qui s'est passe dans les villages de Bodegrave et Swarcrriprdam . 1673 ( Достоверный отчет о природных голландцах, касающийся происшедшего в деревнях Бодеграве и Сваммердам (франц.)),- как занимательно! Но это никак эльзевир! эльзевир! Имя, приводящее в сладкий трепет всю нервную систему библиофила... Вы сваливаете не сколько пожелтевших Hortus sanitatis , Jardin de devo tion , Les Fleurs de bien dire, recueillies aux cabinets des plus rares esprits pour exprimer les passions amoureuses de 1'un et de 1'autre sexe par forme de dictionnaire ( Сад здравия , Сад благочестия , Цветы красноречия, выбранные в форме словаря из библиотек лучших авторов для выражения любовных страстей лиц обоего пола (франц.)),- и вам попадается латинская книжка без переплета и без начала; развертываете: как будто похоже на Виргилия, - но что слово, то ошибка!.. Неужели в самом деле? не мечта ли обманывает вас? неужели это знаменитое издание 1514 года: Virgilius, ex recensione Naugerii ? (Вергилий, изданный Наугерием (лат.)) И вы не достойны назваться библиофилом, если у вас сердце не выпрыгнет от радости, когда, дошедши до конца, вы увидите четыре полные страницы опечаток, верный признак, что это именно то самое редкое, драгоценное издание Альдов, перло книгохра нилищ, которого большую часть экземпляров истребил сам издатель, в досаде на опечатки. В Неаполе я мало находил случаев для удовлетворения своей страсти, и потому можете себе представить, с каким изумлением, проходя по Piazza Nova (Новая площадь (итал.)), увидел груды пергаменов; эту-то минуту библиоманического оцепенения и поймал мой незваный портретист... Как бы то ни было, я со всею хитростию библиофила равнодушно приблизился к лавочке и, перебирая со скрытым нетерпением старые молитвенники, сначала не заметил, что в другом углу к большому фолианту подошла фигура в старинном французском кафтане, в напудренном парике, под которым болтался пучок, тщательно свитый. Не знаю, что заставило нас обоих обернуться, - в этой фигуре я узнал чудака, который всегда в одинаковом костюме с важностию прохаживался по Неаполю и при каждой встрече, особенно с дамами, с улыбкою приподнимал свою изношенную шляпу корабликом. Давно уже видал я этого оригинала и весьма был рад случаю свести с ним знакомство. Я посмотрел на развернутую перед ним книгу: это было собрание каких-то плохо перепечатанных архи тектурных гравюр. Оригинал рассматривал их с большим вниманием, мерил пальцами намалеванные колонны, при ставлял ко лбу перст и погружался в глубокое размышление.