Народ в то время не бедствовал, и добрая душа русского человека легко зажигалась состраданием, тем более что в те времена память о Великой Отечественной войне еще жила в сердцах людей. Наряду с медными и серебряными монетками в банки нередко попадали бумажные рубли, трешки, а иногда даже червонцы.

Коля был не жмот, и за трудную работу по сбору средств он честно выплачивал октябрятам комиссионные – по пятьдесят копеек за каждую банку. Естественно, что дело, ведущееся с подобным размахом, было невозможно держать в секрете, и об афере вьетнамского фонда вскоре стало известно в школе. Директор школы и классный руководитель от такой новости буквально встали на уши. Предпринимателя вызвали на ковер, и он произнес пламенную и прочувственную речь о солидарности с бедными детьми маленькой страны и о том, что он на свой страх и риск решил внести свой вклад в дело международной помощи Вьетнаму.

Вопрос был столь щекотливым, что наказывать Петрова, особенно учитывая, какую должность занимал его папочка, было бы неосмотрительно, и, для вида мягко пожурив раскаявшегося борца за лучшую долю для пострадавших от агрессивного американского империализма детей, его обязали сдать все собранные деньги.

Коля с гордостью приволок в школу чемодан, наполненный мелочью. О бумажных деньгах никто и не вспомнил. Подшефных октябрят заставили вернуть неправедным образом заработанные полтинники, папа хорошенько надрал бизнесмену задницу ремнем, а Коля зарыл в гараже алюминиевый бидон, набитый деньгами.

Понимая, что организовывать новый фонд было бы слишком опасно, Петров не долго думая переключился на аферу с лотерейными билетами. Вырезая из газет старые таблицы с результатами розыгрыша очередного тиража лотереи, Коля монтировал к ним заголовки текущего тиража, и заменял этой компиляцией таблицы текущих розыгрышей на стендах около сберкасс. Естественно, что граждане, проверив номера билетов, тут же выбрасывали негодные билеты в ближайшую урну, а Петров, под предлогом сбора макулатуры, эти билеты периодически выгребал. Так Коле удалось сорвать пару крупных и приличное количество мелких выигрышей.

Со временем, уже в студенческие годы, на последних курсах института, Коля дорос до того, что начал перегонять самолеты с дефицитными товарами из одного региона нашей необъятной родины в другой, на чем делал на сей раз действительно серьезные деньги. Но там, где речь идет о больших деньгах, нередко возникают и большие проблемы.

Вскоре после окончания института Колю убили. Он гостил в загородном доме своего товарища по классу и в момент убийства в одиночестве рыбачил на озере. Убийц так и не нашли.

Однако в то время, когда Коля помог мне устроиться на работу, он еще не перегонял самолеты, а был обычным, не слишком хорошо успевающим студентом, в вечернее время подрабатывающим санитаром в венерологическом отделении больницы.

Ввиду не слишком утешительного экономического положения моей семьи, я периодически искал подработки на стороне, не отнимающие слишком много времени и в то же время приносящие более или менее приличные деньги.

– Устраивайся санитаром в мою контору! – предложил мне Коля. – Там такие бабки можно делать – закачаешься!

Я удивился.

– А сколько получает санитар? – спросил я.

– Чудак-человек! – усмехнулся Петров. – Важно не то, сколько он получает, а то, сколько он зарабатывает. Усек?

– Усек, – с некоторым сомнением в голосе откликнулся я.

Я слишком хорошо знал Колю. Но как ни крути, а деньги мне были нужны, и я устроился ночным санитаром в венерологическое отделение.

– Ты будешь работать на меня, – объявил мне мой приятель. – Скоро ты начнешь купаться в бабках.

– А на чем ты здесь зарабатываешь деньги? – удивился я. – Ты же простой санитар.

– Санитар в больнице поважнее врача, – с гордостью объяснил Петров. – Особенно когда речь идет о вензаболеваниях. Врачи-то на ночь домой уходят, а кто остается? А? Санитары! А как ты думаешь, к кому пойдут за помощью люди, которые свои болячки не хотят на весь свет афишировать?

– К тебе, что ли? – проявил сообразительность я.

– А то! – довольно улыбнулся Коля.

И, действительно, бурная ночь венерологического отделения начиналась с длинной очереди больных, которым Коля делал уколы украденными в больнице же медикаментами. Конечно, спирт он тоже крал, но тратить его на своих пациентов он не собирался. Спирт стоил денег.

Петров старательно тер место для укола ваткой, щедро смоченной водой, а подпольные пациенты, чувствуя на ягодицах обильную влагу, были так довольны тщательно проведенной дезинфекцией, что без сожаления расставались с приличными суммами, которые Коля брал за лечение.

Покончив с чередой больных, Коля переключался на иную роль, становясь чем-то средним между сводником и сутенером, а венерологическое отделение на время превращалось в хорошо организованный бордель.

Изучив медицинские карты больных, Петров осторожно выяснял, кто из пациентов страдает от сексуальной неудовлетворенности, а затем подбирал пары со сходными заболеваниями из мужских и женских палат. Показывая сексуально изголодавшимся людям фотографии возможных партнеров, Коля договаривался в конце концов с обеими сторонами, и с каждого из партнеров сдирал за посредничество приличную сумму, приблизительно равную четверти месячного оклада инженера. За повышенную плату Коля приводил партнеров и со стороны.

За несколько месяцев упорного труда Петров ухитрился поставить дело на такой хороший уровень, что уже не справлялся с работой, и он предложил мне стать его помощником. Хотя я действительно нуждался в деньгах, его предложение не вызвало у меня энтузиазма. Все это слишком попахивало криминалом, да и вообще мне было противно заниматься сводничеством и обманывать больных.

Поскольку мы знали друг друга с детства, я не хотел ни во что вмешиваться или читать Коле мораль. Я просто решил, не входя в конфликт с приятелем, как можно быстрее выбраться из двусмысленной ситуации и сказал ему, что работа в венерическом отделении мне слишком неприятна, что я постоянно испытываю страх перед случайным заражением и что вообще мне слишком отвратительны венерические заболевания.

– Тогда могу устроить тебя санитаром в психушку, – пожал плечами Петров. – Там-то ты уж точно не заразишься. Разве что крыша поедет.

Он весело рассмеялся своей шутке.

– Это мне подходит! – обрадовался я.

Так я вместе с еще одним нашим общим знакомым начал работать санитаром в психушке.

Живописная территория симферопольской психбольницы располагалась недалеко от Салгира, примерно на полпути между улицей Пушкина и железнодорожным вокзалом, знаменитым своей уникальной архитектурой. Об этой психушке по городу ходили самые невероятные легенды, в которых вымысел причудливо переплетался с реальностью.

Люди пересказывали истории о том, как чокнутые барышни из женского отделения похищали студентов-медиков, пришедших к ним на практику, и сообща всей палатой насиловали их. Большой популярностью пользовались рассказы о маньяках, каждую ночь сбегающих из сумасшедшего дома, несмотря на хорошо организованную охрану, а под утро возвращающихся в родные стены.

В истории с маньяками действительно была реальная база, поскольку нередко по улицам города прогуливались люди в больничных пижамах с накинутыми на плечи плащами. Как я потом узнал, психи без особого труда договаривались с санитарами или с охраной, и за небольшую мзду их выпускали погулять. При этом санитары или охранники тщательно разрабатывали легенду о том, как больной ухитрился сбежать, и заставляли пациента вызубрить историю наизусть, чтобы в случае поимки он полностью взял всю вину на себя. Так что многим психам смекалки было не занимать.

Мой новый напарник-санитар Саша тоже оказался личностью колоритной, но еще более колоритным был его пес, мрачная бестия, громадный дог благородного серо-стального цвета по кличке Дэмон.

– Почему ты называешь его Дэмон, а не Демон? – спросил я Сашу после того, как он познакомил меня с догом.