Изменить стиль страницы

– Почему приступ продолжался так долго? – спросил я, прежде чем уснуть на постеленном прямо на полу времянки матрасе. – Никогда не думал, что припадок падучей может быть столь продолжительным.

– Перед твоим приходом я дал ей лекарство, – ответил Ким. – Оно усилило болезнь для того, чтобы мы смогли ее окончательно изгнать.

Девушку, уснувшую прямо на столе, накрыли теплым одеялом, и я, опустившись на предназначенный для меня матрас, немедленно погрузился в сон.

По мере общения наши отношения с Кимом становились все более теплыми. Убедившись, что я не собираюсь нарушать его инструкции, он начал более щедро делиться со мной информацией. Я познакомился с методами лечения, казавшимися мне почти невероятными, и однажды мне даже довелось самому стать пациентом корейского целителя.

Я тренировался с одним из моих учеников, когда во время выполнения приема у меня в позвоночнике что-то хрустнуло, и тело пронзила жуткая боль. Я с трудом выпрямился. Каждое движение доставляло почти невыносимые страдания. Я с трудом мог передвигаться, причем исключительно в одном четко зафиксированном положении, хорошо хоть, что в вертикальном.

Ситуацию усугубляло то, что Учителя не было в городе, а обращаться в больницу мне казалось делом почти бесперспективным. В те времена в Советском Союзе только начинали говорить о мануальной терапии, о ее результатах ходили легенды, и чудесные излечения доктора Касьяна казались почти волшебством. Я был уверен, что в больнице мне только слегка облегчили бы мучения, а вылечиться мне нужно было быстро. Единственное, что мне оставалось, это обратиться к Киму, что я и сделал.

– Удачно, что травма пришлась на конец недели, – сказал кореец. – Тебе придется остаться у меня на несколько дней.

Он предложил мне пройти в сарайчик, расположенный рядом с времянкой, где он принимал больных, и служивший своеобразной «больничной палатой». В углу сарайчика стояло грубо сколоченное большое деревянное ложе с возвышающимися над ним сантиметров на десять деревянными бортиками. Про себя я окрестил его «корытом».

Ким помог мне раздеться догола и улечься на живот в центр «корыта». Помощницы целителя внесли тазик с обваренными кипятком остро пахнущими травами, и кореец принялся обкладывать этими травами все мое тело. Боль вскоре затихла. Я понял, что бортики ложа предназначались для того, чтобы целебные смеси не падали на пол.

– Лечение займет три дня, – сказал Ким. – Все это время тебе придется голодать.

– Как скажешь, – без особого энтузиазма согласился я.

Лекарь усмехнулся.

– Пожалуй, я навещу дедушку Давы, – сказал он. – Надеюсь, ради тебя он разрешит опустошить свою библиотеку.

Около часа спустя Ким вернулся, нагруженный двумя мешками книг.

– Надеюсь, здесь ты найдешь что-нибудь интересное для себя, – сказал он.

Я читал книги, а один состав на моей спине сменялся другим. Меня мутило от голода и от запаха трав, но особые неудобства доставлял валик, подложенный под живот.

Последним лечебным составом оказалось разогретое нутряное свиное сало, смешанное с жиром нескольких животных, начиная от щенков и кончая барсуками и медведями. Вонь этого состава была столь невыносима, что у меня началась рвота, но поскольку из-за длительного голодания рвать было просто нечем, тело сотрясали мучительные рвотные спазмы, и я пытался ослабить их, нажимая на соответствующие точки.

Наконец Ким деревянным скребком содрал с меня слой сала и обтер меня влажными тряпками. По его указанию в сарай вкатили стол с кустарно приделанными к нему колесиками от детской коляски. Подкатив его вплотную к моему ложу, кореец передвинул меня на стол, который заскрипел и прогнулся под тяжестью моего тела. Подталкивая угрожающе раскачивающийся и скрипящий стол, лекарь отвез меня к еще более жуткому сооружению, сделанному на основе детского спорткомплекса и напоминающему ожившую иллюстрацию ужасов инквизиции. Спорткомплекс ощетинился множеством причудливых блоков и цепей, лямок, веревок и мягких поддерживающих накладок для различных частей тела.

Прямо на столе Ким начал меня массировать. К тому времени Учитель уже успел показать мне основные приемы мануальной терапии, и меня удивило то, что техника, используемая корейским лекарем, была совершенно иной.

Хорошенько размяв и размассировав мое тело, корейский лекарь начал выполнять всевозможные манипуляции, начиная с суставов пальцев, как бы выгибая и освобождая их, и кончая вытягиванием головы в сочетании с вибрацией. Затем он взял меня обеими руками за челюсть и принялся тянуть, выравнивая таким образом позвоночник.

Закончив массаж, Ким на несколько часов приковал меня к спорткомплексу, подвесив за разные части тела с помощью лямок и блоков. К своему удивлению, я совсем не чувствовал боли, и меня поразило, насколько странным и непривычным стало ощущение моего тела. Оно было ужасающе мягким и казалось не моим. Я испытывал легкость и подъем. Мышцы отказывались слушаться. Я попытался ощупывать себя пальцами, и пальцы без труда проникали в толщу мышц, как в желе, хотя в обычном состоянии из-за напряжения в мышцах такое проникновение было бы невозможным.

Потом вернулся Ким, и началась процедура окончательного вправления позвонков. Он подкладывал пальцы сбоку от позвоночника, вдавливая их вглубь и в сторону, а затем ударял по ним пальцами или кулаком другой руки.

Не упоминая имени Ли, я сказал, что немного знаком с техниками мануальной терапии, и описал приемы, показанные мне Учителем, а потом спросил, в чем состоит принципиальное отличие манипуляций, которые Ким проделывал со мной, от известных мне методов.

– Приемы, о которых ты говоришь, годятся для холодного тела, – объяснил Ким, – а у тебя сейчас тело горячее, размягченное.

Его пальцы бегали у меня по позвоночнику, как пальцы пианиста по клавиатуре рояля.

Наконец кореец еще раз полностью обтер мое тело, снял меня с пыточного станка и, обернув плотной тканью, на несколько часов уложил на живот на матрасик на полу времянки. Затем он дал мне указания особым образом покататься по полу сарайчика, а затем лежать, меняя позы, то на спине, то на боку, то на животе, потихоньку напрягая и расслабляя определенные группы мышц.

Боль полностью прошла, и позвоночник нисколько меня не беспокоил.

– Ну как тебе методы народной медицины? – усмехнулся Ким.

– Мучительно, но на редкость эффективно, – вынужден был признать я. – Похоже, я потерял счет времени.

– Ничего, теперь тебя ожидает нечто приятное, – сказал лекарь. – Дедушка Давы приглашает нас на ужин.

Я вспомнил рекомендации медиков о том, что при выходе из продолжительного голодания необходимо ограничение в приеме пищи, и ужаснулся, представив неизменно ломящийся от яств стол корейского патриарха.

– А разве я могу наедаться после голодания? – осторожно спросил я.

– Никаких ограничений! – великодушно разрешил Ким. – Ты можешь есть все, что пожелаешь.

Дедушка Давы принял нас с распростертыми объятиями, и, многословно поздравляя меня с излечением, увлек нас к столу, один вид которого привел меня в состояние почти неземного экстаза. Мы ели, пили и разговаривали. Дедушка Давы всю ночь рассказывал истории из своей жизни. К моему удивлению, я не ощутил никаких неприятных последствий обжорства. Наоборот, я испытывал необычайный душевный подъем и прилив сил.

Я уже успел рассказать Ли о том, что прохожу обучение у удивительного корейского целителя, но мы не слишком углублялись в эту тему. Однако теперь, как только Учитель вернулся, я тут же забросал его вопросами о Киме и о том, что думает Ли о его методах излечения.

– Тебе посчастливилось встретиться с удивительным врачом, – сказал Учитель, – возможно, единственным в своем роде. Но не стоит вкладывать особые надежды в применение его методик. Его методики не для многих, они – для одного. Ким – мастер высочайшего класса. Он из тех, кто всегда применяет индивидуальные методы лечения. В этом его искусство сродни высшим формам искусства Шоу. Ким создает уникальный способ лечения для каждого конкретного больного, в отличие от подавляющего большинства врачей, которые, наоборот, пытаются каждого больного подогнать под стандартные методы лечения.