Настроение войска было угнетенное, печальное, все осуждали короля: зачем он прервал переговоры с городом. Почему, по крайней мере, не сообщили войску причины этого разрыва, если эта причина была справедлива?

Угрюмые, сидели люди у сторожевых огней и в палатках, молча осматривали свои раны и. чистили оружие: Не слышно было, как раньше, пения за столами, и когда начальники проходили среди палаток, они слышали то здесь, то там слова досады и гнева против короля.

На другой день Витихис позвал к себе главных предводителей своего войска – Гильдебранда, Тейю и Гильдебада. К удивлению, они нашли его в полном вооружении, хотя, чтобы держаться на ногах, он должен был опираться на меч. На столе подле него лежала королевская корона и священный королевский посох. Лицо его, еще вчера такое мужественное, прекрасное, спокойное, так сильно изменилось за ночь, что друзья испугались: видно было, что он выдерживал очень тяжелую внутреннюю борьбу.

– Как велики наши потери за вчерашний день? – спросил Витихис.

– Три тысячи убитых, – мрачно ответил Тейя.

– И шесть тысяч раненых, – добавил Гильдебранд.

– Что же делать? – с болью сказал Витихис. – Иного пути нет. Тейя, отдай приказ к новому штурму.

– Как? Что? – вскричали в один голос все три предводителя.

– Это необходимо, – ответил Витихис.

– Король, – сказал Тейя, – вчера мы не взяли ни одного камня этой крепости, а сегодня у тебя на девять тысяч человек меньше.

– И притом они впали в уныние и сильно устали, – добавил Гильдебранд.

– Но мы должны овладеть Равенной! – вскричал Витихис.

– Мы не возьмем ее штурмом, – ответил Тейя.

– Посмотрим!

– Король, – сказал ему Гильдебранд, – я стоял перед этой крепостью с великим Теодорихом. Мы штурмовали ее семьдесят раз – и все напрасно: мы взяли ее только голодом, после трех лет осады.

– Другого выхода нет, – ответил Витихис. – Мы должны взять ее. Тейя, иди, отдай приказ.

Тейя собрался идти, но Гильдебранд удержал его.

– Подожди, – сказал он ему. – Мы не должны молчать. Король, штурм невозможен: готы ропщут, они не послушают тебя сегодня.

– Да? – с горечью ответил Витихис. – Штурм невозможен? В таком случае возможно только одно, и если бы я сделал это вчера, то три тысячи павших готов жили бы. Гильдебранд, возьми эту корону и посох, отнеси в лагерь бунтовщиков и отдай Арагаду. Пусть он женится на Матасунте, тогда я и мое войско признаем его королем.

И в изнеможении он бросился на постель.

– Ты в бреду! – вскричал Гильдебранд.

– Это невозможно, – решил Тейя.

– Невозможно… Все возможно! И битва невозможна? И отречение? Говорю тебе, старик, что после требований Равенны нет другого пути. Он замолчал. Друзья его переглянулись, и затем старик сказал:

– Не чего же они требуют? Скажи нам, ведь, может, мы придумаем иной исход: восемь глаз видят лучше, чем два.

– Нет, – сказал Витихис. – Ничего нельзя придумать. Вот их условия. Прочти!

Старик взял пергамент и прочел:

«Готы и граждане Равенны объявляют обоим войскам, обложившим город, что они, вспоминая благодеяния великого короля Теодориха, останутся верны его дому, пока существует хотя бы один потомок его. Поэтому в настоящее время мы признаем своей королевой только Матасунту и только ей откроем ворота».

– Непостижимо! – вскричал Гильдебад.

– Они с ума сошли! – поддержал Тейя.

– Я понимаю, в чем дело, – ответил Гильдебранд, складывая пергамент. – Город в руках приверженцев Теодориха. Этот король взял с них клятву, что они всегда будут верны его роду и не признают короля из другого дома. Я также клялся вместе с ними, но я подразумевал только мужских потомков, – вот почему я и признал Теодагада. Но граф Гриппа, начальник Равенны, очевидно, считает себя связанным этой клятвой и относительно женщин. И верьте мне – я хорошо знаю его, – этот седой упрямец, который дрался рядом с Теодорихом и мной, скорее позволит изрубить в куски и себя, и всех своих людей, чем изменит клятве.

– Вот видишь, – сказал Витихис. – Город необходимо взять силой. Вчера я пытался, но безуспешно. Сегодня вы говорите, что войска не пойдут на штурм. Следовательно, надо уступить. Я и уступаю. Пусть Арагад женится на княжне и будет королем. Я первый принесу ему клятву верности и рядом с его верным братом буду защищать государство.

– Никогда! – вскричал Гильдебад. – Ты наш король и должен им оставаться. Никогда не склонюсь я перед тем мальчишкой! Позволь мне завтра отправиться в лагерь бунтовщиков, я один вырву из их рук эту княжну, перед рукой которой, точно по волшебству, откроются крепкие ворота, и приведу ее в наш лагерь.

– И что же мы выиграем этим? – спросил Тейя. – Она ничем не поможет нам, если мы не признаем ее королевой. А разве тебе хочется еще женского владычества? Мало тебе Амаласунты и Теодолинды?

– О нет, – засмеялся Гильдебад. – Да хранит нас Бог от женщин-правительниц!

– Вот потому-то я хотел взять город силой, – сказал Витихис.

– Так мы голодом заставим их сдаться.

– Это невозможно, – ответил Витихис. – У нас нет времени ждать: через несколько дней может явиться Велизарий. Он быстро разобьет и нас, и бунтовщиков, и возьмет Равенну. А тогда – прости царство готов! Мы имеем только два выхода: штурм…

– Он невозможен, – сказал Гильдебранд.

– Или уступка. Тейя, возьми корону.

– Подожди, Тейя, я вижу выход, – сказал Гильдебранд, с тоской и любовью взглянув на короля, – единственный, тяжелый выход. Но ты должен согласиться на него, хотя бы он семь раз разбил твое сердце.

Витихис вопросительно взглянул на него.

– Выйдите, – сказал старик, обращаясь к Тейе и Гильдебаду. – Я должен поговорить с королем наедине.

Глава VIII

Долго говорил Гильдебранд с королем. Все громче и болезненнее звучал голос Витихиса, в страшном волнении ходил он по палатке. Гильдебранд же сидел, опершись подбородком на руки, спокойный, как сама судьба.

– Нет! Нет! Никогда! – кричал Витихис. – Это жестоко! Преступно! Невозможно!

– Это необходимо, – ответил Гильдебранд, не двигаясь.

– Нет! Говорю тебе, – вскричал снова король и обернулся, потому что за дверью палатки слышался хорошо знакомый ему голос. Действительно, вслед за тем вбежал гот, весь покрытый пылью, очевидно, только что приехавший издалека. Это был Вахис, верный раб его, который жил в его имении, где оставалась его жена Раутгунда с восьмилетним сыном его Атальвином.

– Вахис! – с испугом вскричал король. – Ты из дома! С какими вестями? Что случилось?

– Ах, господин, – бросаясь на колени, с плачем вскричал слуга. – Мое сердце разрывается. Но я ничем не могу помочь! Я только отомстил, как мог!

– Говори! – вскричал Витихис, схватив его за плечо и подняв; как ребенка. – Говори, за что понадобилось мстить? Моя жена…

– Она здорова и едет сюда. Но ваш сын…

– Атальвин, дитя мое, что с ним? – побледнев, спросил Витихис.

– Он умер, мой бедный господин!

Со страшным криком бросился Витихис на постель, закрыв лицо руками. Все молча, с состраданием смотрели на него. Наконец, он опустил руки. По щекам его текли слезы, и герой не стыдился их.

– Кто же убил его, моего мальчика? – спросил он. – Кальпурний?

– Да, сосед Кальпурний, – ответил Вахис. – Как радовался бедный мальчик, когда пришла к нам весть, что ты выбран королем и зовешь их к себе! Он все говорил, что теперь он, как сын короля, должен также отличаться в приключениях, побеждать диких великанов и драконов. Между тем, сосед возвратился из Рима. Я хорошо видел, что он смотрит еще злее и завистливее, чем раньше, и зорко смотрел за домом и конюшнями. Но трудно сторожить ребенка!.. Кто мог бы подумать, что даже детям грозит опасность! Мальчик не мог дождаться, когда увидит отца в военном лагере, и тысячи воинов, и битву вблизи. Он бросил свой деревянный меч, говоря, что сын короля должен иметь железный, особенно во время войны. Я должен был найти ему охотничий нож, да еще и наточить. С этим мечом он каждое утро убегал из дома. И если госпожа Раутгунда спросит его: «Куда?» – он, смеясь, крикнет: «На подвиги, милая мама!» и исчезнет в лесу. К обеду он возвращался усталый, в изодранной одежде, но всегда веселый и гордый. Никогда ни словом не обмолвился он о том, что делал в лесу, но я начал догадываться, а когда заметил один раз кровавое пятно на его мече, то прокрался вслед за ним в лес. И оказалось правдой то, что я подозревал. В одной расщелине скал, которые круто поднимаются за ручьем, было гнездо змей. Я как-то показал ему это гнездо и предостерег, чтобы он не подходил близко, потому что змеи ядовиты. Он тогда же схватил свой деревянный меч и хотел броситься в гнездо. С большим трудом удержал я его. И вот теперь мне вспомнились эти змеи, и я задрожал. Действительно, скоро я увидел его подле пещеры: он достал из кустов огромный деревянный щит, который сам себе сделал и спрятал там, потом вытащил свой меч и с криком бросился в пещеру. Я оглянулся: кругом лежали шесть громадных змей с рассеченными головами. Это он убил их в прежних битвах. Я бросился за ним в ужасную пещеру и увидел, что он с криком торжества метнул камень в громадную змею, которая лежала, свернувшись толстым кольцом. Гадина со злым шипением бросилась на него, но он с быстротой молнии выставил вперед свой Щит и перерубил ее мечом надвое. Тут я позвал его и стал бранить. А он только крикнул мне: «Не говори ничего матери. Потому что я решил уничтожить их всех!» Я погрозил, что отниму у него меч. «Ну что же, – ответил он, – тогда я буду сражаться деревянным, если это тебе приятнее. И какой это будет позор для сына короля!» В следующие дни я брал его с собой на луг, где паслись наши лошади. Там ему очень понравилось, и я надеялся, что скоро мы уедем. Но однажды утром он успел убежать от меня, и я отправился на луг один. На обратном пути я поехал лесом мимо пещеры, уверенный, что найду его там. Но его не было. Только разломанный щит его валялся на траве. Я в испуге оглянулся, прошел в пещеру – его и там нет. Но на мягком песке виднелись большие следы. Я пошел по ним. Они привели к самому краю крутой скалы. Я посмотрел вниз. И там…