Когда Джерек Корнелиан и его мать, Железная Орхидея, приблизились, прежде всего, как обычно, им бросилась в глаза статуя, но тут же их внимание привлек дом, который Герцог, должно быть, специально воздвиг для этой вечеринки.

— О! — выдохнула Железная Орхидея, спускаясь из кабины локомотива и заслоняя глаза от света. — Какой он умный! Как восхитительно!

Джерек с развевающимся за плечами плащом-накидкой, присоединяясь к ней на ступенях лестницы, притворился безразличным.

— Да, вид впечатляет, — спокойно согласился он. — Герцог Королев всегда впечатляет.

Украшенная с головы до пят цветами — маками, ноготками и васильками, Железная Орхидея повернулась к нему с улыбкой и погрозила пальцем.

— Перестань, дорогой. Признай, что это великолепно.

— Я же сказал, что это впечатляет.

— Он неподражаем!

Его неудовольствие растаяло при виде ее энтузиазма. Джерек рассмеялся.

— Хорошо, желаннейший из цветков, он великолепен! Несравненен! Превосходен! Дух захватывает! Работа гения!

— И ты скажешь это ему сам, дорогой? — Ее глаза с иронией глядели на Джерека. — Ты скажешь ему?

Он поклонился.

— Скажу.

— Отлично! Тогда вечеринка еще больше порадует нас!

Конечно, в изобретательности Герцога не приходилось сомневаться, но, как обычно, думал Джерек, он перебрал во всем. В небе, окрашенном в коричневые и пурпурные цвета, кружились оставшиеся планеты Солнечной системы: Марс в виде огромного рубина, Венера, представленная изумрудом, Герод — сверкающий бриллиант и так далее — все тридцать.

Сама резиденция представляла собой репродукцию Великого Пожара Африки. Отдельные здания, каждое из которых имело очертания какого-нибудь знаменитого города того времени, весело полыхали огнем. Дурбан, Килва-Кивинжи, Йола-Тимбукту — все горели, хотя гигантские здания были сделаны из воды, и вода была ярко (излишне ярко, по мнению Джерека) окрашена, как и языки пламени, полыхающие любыми вообразимыми оттенками.

Среди воды и пламени бродили прибывшие гости. Естественно, пожар не давал тепла, почти не давал, так как Герцог Королев не имел намерения сжечь своих гостей. Может быть, поэтому, думал Джерек, резиденция казалась ему лишенной реальной творческой силы, но, с другой стороны, он не был склонен принимать такие вещи слишком серьезно.

Локомотив приземлился возле Смитсмитсона, башни и террасы которого, объятые пламенем, тут же восстанавливались, прежде чем создающая их вода могла пролиться на чьи-нибудь головы. Гости, не сдерживаясь, бурно выражали восхищение. В данный момент Смитсмитсон являл собой наиболее популярное зрелище в резиденции — не только для души, но и для желудка, поскольку гостей всюду ожидали накрытые столы. Пища и выпивка в основном соответствовали Африке 28-го столетия, и люди бродили от стола к столу, пробуя все подряд.

Машинально предложив руку матери, чье «брависсимо» прозвучало уже несколько менее экзальтированно, так как ей стал надоедать этот ритуал, и пробираясь сквозь толпу, Джерек заметил много знакомых лиц, но некоторых людей он не знал: кое-кто из них явно прибыл из зверинцев и, вероятно, все они — путешественники во Времени. Об этом свидетельствовало их неуклюжее поведение, они разговаривали неумело или стояли сами по себе, удивленные и несчастные.

Джерек увидел путешественника во Времени, который был ему знаком. Ли Пао, одетый в свой обычный голубой комбинезон, бросал неодобрительные взгляды на Смитсмитсон. Джерек и Железная Орхидея подошли к нему.

— Добрый вечер, Ли Пао, — приветствовала Железная Орхидея, целуя его в симпатичное круглое лицо. — Ты, похоже, критически относишься к Смитсмитсону. Как всегда, отсутствие подлинности? Ты ведь из двадцать восьмого столетия, верно?

— Почти. Из двадцать седьмого, — кивнул Ли Пао. — Не думаю, чтобы между ними была слишком большая разница. А вы — буржуазные индивидуалисты, но слишком плохо справляетесь со своей задачей. Я все время прихожу к подобным заключениям.

— Ты считаешь, что был бы лучшим "буржуазным индивидуалистом", если бы захотел, а? — Это подошел еще один из зверинца — человек, одетый в длинную, серебряного цвета рубаху палача 32-го столетия. — Ты всегда придираешься к мелочам, Ли Пао.

Ли Пао вздохнул.

— Я знаю, что скучен, но таков уж я есть.

— Поэтому мы и любим тебя, — заявила Железная Орхидея, снова целуя его. Она помахала рукой своему другу Гэфу Лошади в Слезах, который, отвлекшись от беседы со Сладким Мускатным Орехом (некоторые считали его отцом Джерека) улыбнулся ей, приглашая присоединиться к ним. Железная Орхидея не заставила себя упрашивать.

— И поэтому мы не слушаем вас, путешественников во Времени, — сказал Джерек. — Вы можете быть ужасно педантичными: эта деталь неправильна, та не соответствует периоду… и так далее. Портите удовольствие любому. Ты должен признать, Ли Пао, что понимаешь все в некотором смысле буквально.

— В этом заключалась сила нашей Республики, — ответил Ли Пао, отхлебывая хороший глоток вина. — Вот почему она держалась пятьдесят тысяч лет.

— Все шире и дальше, — вставил палач из 32-го столетия.

— Больше дальше, чем шире, — поправил Ли Пао.

— Ну, это зависит от того, что вы называете республикой, — возразил палач.

Снова они принялись за свое. Джерек Корнелиан пригладил волосы и увидел Монгрова — мрачного гиганта, все пропорции в котором были чрезмерными и которого многие не любили, стоящего в центре пылающего Смитсмитсона и будто желающего, чтобы здания на самом деле упали и сокрушили его. Джерек знал, что личность Монгрова была преувеличенно акцентирована, но это продолжалось уже так долго, что, вполне возможно, Монгров действительно стал таким. Не то чтобы Монгрова не любили на самом деле, нет, он был желанным гостем на вечеринках, однако редко снисходил до посещения их. Эта, должно быть, его первая за двадцать лет.

— Как поживаешь, Лорд Монгров? — Джерек с интересом всматривался в скорбное лицо гиганта.

— Еще хуже, когда вижу тебя, Джерек Корнелиан. Знай, я не забыл твои проделки.

— Ты не был бы Монгровом, если б забыл.

— Превращение моих ног в крыс. Ты был тогда всего лишь мальчишкой.

— Правильно. Первая проделка, — кивнул, соглашаясь, Джерек.

— Кража моих поэм личного характера.

— Верно… и опубликование их.

— Именно так. — Монгров насупился и продолжал перечисление: Перемещение моего жилища с Северного полюса на Южный.

— Ты был сбит с толку.

— Сбит с толку и рассержен на тебя, Джерек Корнелиан. Список бесконечен. Ты считаешь меня глупцом и позволяешь себе играть мною. Я знаю, что ты думаешь обо мне.

— Я хорошо думаю о тебе, Лорд Монгров.

— Ты считаешь меня тем, что я есть. Чудовище, монстр. Вещь, не заслуживающая права жить. И я ненавижу тебя за это, Джерек Корнелиан.

— Ты любишь меня за это, Монгров. Признайся.

Глубокий вздох, почти всхлип, вырвался из груди гиганта, и слезы навернулись на глаза. Он отвернулся от Джерека.

— Делай со мной все, на что ты способен, Джерек Корнелиан. Делай, что хочешь.

— Если настаиваешь, мой дорогой Монгров.

Джерек улыбнулся, наблюдая, как Монгров, тяжеловесно ступая, скрывается в адском пламени: широкие плечи ссутулены, огромные руки повисли по бокам. Монгров был одет во все черное, даже его кожа, волосы и глаза были окрашены в черный цвет. Джерек подумал, что их любовь друг к другу еще не исчерпала себя. Может быть, Монгров знает тайну добродетели? Может быть, гигант намеренно ищет противоположность всему, что действительно хочет думать и делать? Джерек почувствовал, что начинает понимать. Тем не менее, ему не очень нравилась идея превратиться в другого Монгрова. Это было бы ужасно — единственная вещь, которой Монгров по-настоящему воспротивится. Однако, думал Джерек, шагая через пламя и воду, если он станет Монгровом, не появится ли тогда у настоящего Монгрова причина стать кем-нибудь еще? Но будет ли новый Монгров таким же восхитительным, как старый? Вряд ли.