Директор тут только понял к чему клонится разговор, и у него отлегло от сердца.

-- Да, действительно, степь да степь кругом, -- неожиданно запел он басом.

Внимательно посмотрев на Соломоновича и убедившись, что все в порядке, и он не двинулся мозгами, а проявляет усердие, порученец перешел на конспиративный шепот:

-- Так вот, Роман, как вас по батюшке, наш первый, -- он показал указательный палец и потряс им, -- решил на этот Новый год партийный актив области угостить медвежатиной. Не пойдете ли вы нам на встречу?

-- Еще как пойдем. -- Приподнялся директор, будто идти нужно было сейчас, немедленно. У нас как раз есть старый матерый медвежище. Хватит на всю партийную областную организацию.

-- Не надо на всю. -- Стал еще серьезнее будущий заведующий ответственным отделом, а при удачном стечении обстоятельств, и секретарь обкома. -- Матерого не требуется. Помнится в первоапрельском мероприятии, которое я возглавлял, принимал участие молодой зверь, имя ему подобрали какое-то неудачное. Мне еще объясняли, что оно от египетских царей. Так, может быть, того -- избавимся от последнего из царского рода. Убьем сразу и медведя, и двух зайцев, фигурально выражаясь.

-- Рамсеса Накойхер?

-- На кой хер? Это вы говорите мне? Коммунистической партии?

-- Что вы? Что вы? Нет, и еще раз нет! Здесь небольшая путаница вышла. Завтра же зарежем медведя. Завтра же.

-- Не завтра, а сегодня. Со мной как раз с бойни прибыл убойщик "золотые руки". Лучший мастер мясокомбината.

Рамсес поднялся и пошел навстречу убойщику. По дороге он успел сделать кувырок и застыл, ожидая вознаграждение.

Когда ребята пришли на репетицию, красное пятно посредине вольера еще не высохло.

Нет, не напрасно у Рамсеса было так развито классовое чутье. Жаль только ограничивалось оно младшим звеном кровавой диктатуры. Вторая сигнальная система принимает сигналы только из прошлого. Если бы из будущего.

Валерка позвонил мне в Кишинев на рассвете.

-- Слушай, случилось несчастье. -- Сказал он.

-- Павлик! Петя? -- заорал я.

-- Рамсес. -- Тихо сказал Кузнецов.

-- Что, пионера задрал?

-- Нет, коммунисты сожрали. Рамсеса на Новый год съели большевики.

-- Какие большевики?

-- Наши, одесские. Слуги народа. Обком партии. Первый секретарь Синица приказал, вместо поросенка, подать на их новогодний стол Рамсеса. Чтоб они подавились! Чтоб у них поперек горла встало! Позвони в Москву. Пусть напишут в газету.

В тот же вечер я разговариваю со своим другом, известным поэтом Григорием Поженяном. Во время войны Гриша защищал Одессу. В Беляевке немцы перерезали водопровод, и осажденный город остался без воды. Семнадцатилетний Гришка с небольшим отрядом разведчиков дал городу воду. Таким тогда было партийное поручение у всю жизнь беспартийного Поженяна. Теперь эта партия давала другие поручения. И они тоже выполнялись.

Узнав, что произошло, Гриша зарычал в телефонную трубку. Он и сам похож на медведя, которого всю жизнь кто-то хотел сожрать. И статья, которую он написал, была похожа на рычащего зверя. Она называлась -- "Как Синица Медведя съела".

В газете "Правда" прочли и удивились:

-- Неужели это правда?

-- Конечно. -- Ответил Гриша. -- Поэтому я и принес ее вам в "Правду.

-- Правда, но не правдоподобная. Неси-ка лучше в "Известия". Там главный редактор зять Хрущева. Может быть, пропустит. А мы, извини, Григорий Михайлович... Ты же знаешь, одесский секретарь обкома Синица -- друг Хрущева. Сам понимаешь, чем это пахнет.

-- Трусостью пахнет! -- сказал фронтовик Григорий Поженян и понес статью в "Известия".

-- Вот мерзавцы! -- прочитав, сказали в "Известиях" и тут же со своим мнением не согласились. -- Но ты ведь поэт, Гриша. Пиши, как Расул Гамзатов, о журавлях.

-- О журавлях?

-- Ну да. Лучше журавль в небе, чем синица в руках. Или, вернее, ты в руках у Синицы.

Вот такая история произошла с дрессированным медведем, с которым однажды первого апреля мы гуляли по Одессе. И у меня даже фотография такая есть.