Десять месяцев пробыл Викентий Иванович на Северо-Западном фронте, потом его свалила тяжелая болезнь. Медицинская комиссия предложила демобилизовать Дермана. Реагировал он на это бурно. Благодаря нажиму редакции его оставили в армии с условием, что он будет переведен в Среднюю Азию для климатического лечения. Сразу же последовал приказ по редакции: "Заместитель начальника отдела фронтовой жизни полковник Дерман В. И. с 12 августа 1942 года назначается по совместительству постоянным корреспондентом "Красной звезды" по Среднеазиатскому военному округу". И вот Дерман - в Ташкенте. Делает все, что положено делать собкору в тыловом округе, и даже больше этого. Помогает готовить снайперов на окружном сборе, сопровождает в инспекционной поездке командующего войсками округа и по его просьбе проводит показательные занятия с командным составом, консультирует фильм "Жди меня" по сценарию Константина Симонова.

Там же, в Ташкенте, произошла встреча Дермана с Симоновым. Впоследствии она получила отражение в повести писателя "Двадцать дней без войны". Некоторые черты Викентия Ивановича Симонов воплотил в образе полковника Грубера. И когда этот персонаж повести появился на театральной сцене "Современника", даже но внешнему виду, походке, интонации исполняющего его актера можно было узнать нашего Дермана. Только на сцене шинель была почему-то с генеральской окантовкой...

Не помню точно, по ходатайству ли Симонова или другими путями, но Дерман все же добился возвращения в Москву. И сразу же отбыл на Северо-Кавказский фронт. И вот опубликована первая его статья с этого фронта "Стрельба в горах". Поучительная, полезная статья. Потом появились такие статьи, как "Стиль работы командира", "Умело управлять огнем" и др. Словом, не пришлось нам жалеть, что отозвали Дермана из Ташкента, по его собственному выражению, он буквально "воскрес из небытия"...

* * *

А как обстоят дела на остальных фронтах?

В сообщениях Совинформбюро сказано об этом очень кратко: "На других фронтах существенных изменений не произошло". Это верно. Правда, в той же сводке вновь появилось Синявино. Но и здесь тоже перемен нет. Наступление Волховского и Ленинградского фронтов затихает, и, вероятно, через несколько дней оно будет приостановлено. Хотя разорвать кольцо блокады Ленинграда не удалось, наши жертвы были не напрасными. Наступление этих фронтов остановило врага, готовившегося к новому штурму города.

Уже десятый день идет наступление войск Воронежского фронта, перед которыми Ставка поставила задачу освободить город. Выполнить ее не удалось, наступление затухает и тоже, видимо, будет прекращено. Именно поэтому, как мне было известно, в сводках Совинформбюро о нем никаких сообщений не было. Однако значение этой операции нельзя и недооценивать хотя бы потому, что здесь были скованы значительные силы противника, предназначенные для Юга. Мы же в "Красной звезде" публикуем корреспонденции, которые хотя и не дают полную картину сражения за Воронеж, но позволяют понять, что там идут тяжелые бои.

С остальных фронтов - материалы о боях местного значения, например, о захвате какой-то высоты, об атаке штурмовой группы, отражении вражеской контратаки, ночном поиске и др.

На страницах газеты печатается немало критических материалов. Вот только за последние дни была опубликована корреспонденция с Северо-Западного фронта "Уроки одного наступления". Концовка ее такова: "Бой, рассчитанный на несколько часов, отнял несколько дней и стоил больших усилий".

Денисов прислал со Сталинградского фронта корреспонденцию под названием "Некоторые выводы из одного воздушного боя". Есть там такие строки: "...видимость легкой победы явилась причиной того, что наши летчики пренебрегли тактическими принципами воздушного боя... Этот бой надо считать проигранным нашими истребителями. Действуя неорганизованно, вяло, без должной напористости, они не сумели использовать свои преимущества в скорости и маневренности..."

Статья "Словесные заклинания вместо перестройки" направлена против начальника политотдела одной из армий.

Надо отметить, что вопрос о критическом материале в боевых условиях был далеко не простым. И в мирное время для военной газеты критика сопряжена с известными сложностями. А в ходе войны? Тут прибавляется еще одна проблема: можно ли и нужно ли критиковать в печати командира, которому завтра самому идти и вести солдат в бой?

Критическое острие печати в боевых условиях мы опробовали еще на Халхин-Голе, в "Героической красноармейской". Но тогда наша критика задевала, главным образом, рядового бойца или сержанта. На финской войне в газете "Героический поход" пошли дальше - критике подвергались уже ошибки командиров подразделений. Но правильно ли это? Дискуссий среди работников фронтовых и армейских газет, а также среди военачальников и политработников но этому поводу было более чем достаточно. Разные взгляды высказывались. Ясности не было.

И я обратился за разъяснением к Сталину. На моем письме появилась следующая надпись:

"Фронтовые и армейские газеты могут критиковать также действия средних и старших командиров. Необходимо только, чтобы критика была не грубая и не резкая, а тактичная и товарищеская.

И. Сталин".

В обзоре фронтовой печати мы рассказали о той линии, которой должны придерживаться газеты. Соответствующие выводы мы сделали и для "Красной звезды".

Напряжение в Сталинграде нарастает. Правда, немцы и здесь, как на Северном Кавказе, уже не в силах наступать по всему фронту. Они рвутся к Волге на узких участках. Продвижение врага измеряется не километрами, а шагами. И все же вызывают большую тревогу сообщения наших корреспондентов: "Вчера в течение дня противник продолжал яростные атаки на заводскую часть Сталинграда, намереваясь прорваться к Волге"; "Наши подразделения стойко отражают натиск превосходящего численностью противника, но все же вынуждены были оставить одну высоту": "Немецкие автоматчики обтекают сад слева и справа"...

Ох уж этот эзопов язык на войне! Много мучений мы переживали из-за него. Спору нет, в годы войны меньше боялись горькой правды, чем в предвоенные и послевоенные годы, но и тогда давало себя знать застарелое стремление уклоняться от реальной неприятности. И вызывалось оно вовсе не соображениями секретности.

В связи с ухудшением обстановки в Сталинграде Ставка вновь потребовала от командующих фронтами во что бы то ни стало удержать город. "Сталинград не должен быть сдан противнику, - говорится в директиве Ставки, - а та часть Сталинграда, которая занята противником, должна быть освобождена". Ознакомившись с этим указанием, я сразу же вызвал к прямому проводу Высокоостровского. Не мог я, понятно, сказать ему о требованиях Ставки. Пришлось прибегнуть к разным намекам, мол, ознакомьтесь с "бумагой", посланной вчера начальству, и действуйте... Корреспондент даже не стал спрашивать: "Что за бумага? Чья? О чем?" Он ответил по-солдатски: "Все сделаем". Опытный спецкор сразу нашел нужную "бумагу" в Военном совете, понял, что от него требуется, и стал действовать.

Из Сталинграда начали поступать материалы, в которых снова прозвучали призывы: "Назад для нас дороги нет"... Рассказывали спецкоры и о многочисленных контратаках наших частей. То там, то здесь отвоевывается перекресток, дом, этаж или даже лестничная клетка, но не всегда удается их удержать. Сегодня упорной обороной закладываются первые камни освобождения.

* * *

Обстановка на Северном Кавказе по-прежнему напряженная. Если в Сталинграде идут бои за каждую улицу, каждое здание, то на Кавказе сражения разыгрываются в горах. Об этом говорят и заголовки корреспонденции: "Оборона горного перевала", "На горных тропах", "Бои за горные вершины"...

В газете много снимков. С Северного Кавказа - Кнорринга, из Сталинграда - Левшина. На фотографиях запечатлены характерные особенности того или иного театра военных действий. У Левшина - бои среди развалин зданий, у Кнорринга - утесы, вершины, ущелья. Можно сказать, что это фотографический обзор сражений. Напомню, что в ту нору у наших репортеров не было мощной увеличительной аппаратуры, все баталии сняты вблизи; многие снимки делались под огнем, они впечатляют своей достоверностью, свидетельствуя о мужестве корреспондентов.