Несколько хуже обстояли дела в полосе наступления левофлангового 108-го стрелкового корпуса генерала М. Ф. Тихонова. Район от Ванхасахи до Финского залива оказался для прорыва без подготовки трудным.

Ночью 14 июня я связался по телефону с Говоровым. Леонид Александрович в общем был доволен результатами дня, хотя полностью выполнить намеченный план и не удалось. Однако сам факт прорыва второй полосы уже не вызывал сомнения. Это было главное. Тревожили Говорова только дела 108-го стрелкового корпуса, который никак не мог осилить вражескую оборону. Но, основываясь на успехах войск генерала Алферова, командующий фронтом рассчитывал поправить положение на левом фланге 21-й армии утром 15 июня после повторной артиллерийской и авиационной подготовки.

Генерал Михаил Федорович Тихонов был моим старым товарищем. Мы одновременно поступили в 1927 г. в Военную академию имени М. В. Фрунзе и учились в одной группе. В нашей же группе был и будущий Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов. Народ подобрался живой, веселый, дружный, но душой нашей компании был Миша Тихонов. Приятно встретить на войне старого верного друга и еще приятнее помочь ему, и я сказал Говорову, что сам прослежу за действиями авиации в полосе наступления 108-го стрелкового корпуса. Летчики отлично поддержали войска Тихонова, и уже утром стало известно, что финское командование выводит свои войска из Мятсякюля и Ванхасахи. Не в малой степени этому способствовали танкисты Волкова. Быстрая развязка под Кутерселькя позволила командованию фронта бросить танки на помощь войскам 108-го корпуса. Смелым рейдом танкисты перерезали Приморское шоссе в районе Лемпияля, поставив противника, оборонявшегося под Ванхасахой и Мятсякюля, перед угрозой полного окружения. Финны покинули эти узлы и стали поспешно уходить на запад.

Это стало переломным моментом в борьбе за вторую полосу. С падением Мятсякюля и Ванхасахи ликвидировалась угроза вражеского удара по левому флангу войск Алферова, и его корпус стал быстро продвигаться вдоль железной дороги к Перкярви - в сторону третьей полосы. А 108-й корпус к исходу дня вышел к перешейку между озерами Ваммель-Ярви и Риеск-Ярви. После прорыва вражеской обороны Михаил Федорович в приказе по корпусу особо отметил боевые действия летчиков{232}.

За двое суток 21-я армия прорвала вторую полосу финской обороны на направлении главного удара от Кутерселькя до Финского залива и продвинулась вперед на 15 км. На кексгольмском направлении 23-я армия, одолев первую полосу, завершала выход ко второй.

16 и 17 июня советские войска двигались почти безостановочно. Наступление перешло в стадию преследования противника. Прикрываясь арьергардными боями, враг ретировался на третью полосу.

В этот период, несмотря на плохую погоду, авиация фронта и КБФ препятствовала отводу вражеских войск и боевой техники на бывшую "линию Маннергейма", мешала оборонным работам на позициях Выборгского укрепленного района, интенсивно бомбила главный узел обороны на третьей полосе - Сумма, срывала железнодорожные перевозки, наносила удары по Выборгу, Кивеннапе, Хитоле, Антреа, Кексгольму.

Особенно мощному удару 34-го гвардейского Краснознаменного Тихвинского авиаполка пикирующих бомбардировщиков подвергся железнодорожный узел Выборга. Летчики подполковника М. Н. Колокольцева разбомбили и подожгли 350 вагонов и платформ с военными грузами и уничтожили 10 складов{233}.

Массированные удары нашей авиации по железнодорожным и шоссейным коммуникациям противника значительно осложняли его действия против войск 21-й армии. Авиация противника сопротивлялась очень слабо, и наши летчики были полными хозяевами в небе. Такого господства в воздухе гитлеровцам не снилось даже в самые первые дни войны. За пять суток советские истребители провели всего 33 воздушных боя и уничтожили 43 вражеских самолета. Могли бы уничтожить и больше, но противнику нечего было противопоставить нам в воздухе. Финские летчики ограничивались "тихими" налетами двойками, изредка четверками бомбардировщиков на наши войска и поспешно удирали при появлении советских истребителей.

Полнейшее господство в небе наших летчиков, откровенно говоря, усыпило мою бдительность. Правда, иногда меня тревожила мысль о том, что финны могут попросить помощи у гитлеровцев и, наконец, перебросят на Карельский перешеек часть своей авиации из Карелии. Надо было быть готовыми к этому. Но шли дни, никаких сигналов о передислокации авиационных частей противника в Эстонии и Карелии не поступало, и я, не то чтобы успокоился, а как-то приглушил свою настороженность. К тому же гитлеровцы, как я уже писал, не располагали авиационными резервами и усилить финскую авиацию могли только за счет ослабления собственной. А это затея рискованная, да и многого дать она не могла. И все же немецкое командование отважилось на такую меру. На исходе второй декады июня началась переброска в Финляндию подразделений 1-го воздушного флота. К концу месяца против нас уже действовало 70 самолетов с немецкими экипажами, в основном истребителей, и 90 Ме-109, Ю-88 и Ю-87, переданных в состав финских ВВС{234}.

19 июня юго-восточнее Выборга советские летчики сбили ФВ-190 с немецким экипажем. Пленные сообщили, что в Финляндию прибывают части 1-го воздушного флота. С аэродрома Иммаланярви уже действуют 5-й отряд 2-й группы 54-й истребительной эскадры в составе 12 ФВ-190 и 20 Ю-87 из 3-й бомбардировочно-штурмовой эскадры.

Но наши летчики еще раньше заметили самолеты из немецких авиасоединений. Определили их по рисункам на бортах. В немецких ВВС была очень сложная система опознавательных знаков, состоявшая из комбинаций букв и цифр. Разобраться в ней было нелегко, но нас выручали рисунки на фюзеляжах фашистских самолетов. Рисунки эти не повторялись. Каждая эскадра, группа и отряд имели свои постоянные графические символы.

Очень были распространены изображения геометрических фигур, животных, птиц (преимущественно хищных), растительности и мифических существ. Попадались и такие рисунки: шахматная доска; Черчилль и Чемберлен, прячущиеся от бомбы; человек, сидящий на бомбе; человек, идущий на свидание с любимой и несущий в руках лестницу; свинья в кругу и просто черная свинья. Однажды я увидел на борту бомбардировщика даже изображение голубя с пальмовой веткой, что, как известно, символизирует мир.

В небе Карельского перешейка советские летчики обнаружили самолеты, на бортах которых были изображения голландского башмака с крыльями, трубочиста и вариации щитов разного цвета с крестами и линиями. По таблицам опознавательных знаков вражеской авиации определили, что это машины из 54-й истребительной эскадры, дислоцировавшейся в Эстонии. Однако их было немного, попадались они редко, и мы решили, что на Карельский перешеек летают лишь отдельные небольшие группы фашистских истребителей.

Но показания пленных немецких летчиков из экипажа сбитого ФВ-190 были серьезным сигналом. Кроме того, было замечено некоторое усиление активности вражеской авиации во время боев за Выборг. Однако должного вывода командование 13-й воздушной армии не сделало и продолжало пускать бомбардировщики и штурмовики без надежного истребительного прикрытия. В результате этой неосмотрительности после 20 июня мы понесли лишние потери, особенно в штурмовиках, которые могли и должны были не допустить. Хотя меня к тому времени в Ленинграде не было, но какая-то доля вины за этот промах лежит и на мне. За спешными сборами в Белоруссию я забыл о появлении на Карельском перешейке самолетов с опознавательными знаками 54-й истребительной эскадры, а командование 13-й воздушной армии почему-то не доложило мне о показаниях экипажа ФВ-190, сбитого во время моей поездки на Карельский фронт в штаб 7-й воздушной армии.

18 июня наши войска вплотную подошли к третьей полосе финской обороны. По данным, которыми мы располагали, она не представляла серьезного препятствия, что и подтвердилось вскоре. Так, войска 108-го корпуса одолели ее в течение одного дня, а остальные соединения 21-й армии завершили прорыв к исходу 19 июня.