Не знаю, скольким удалось спастись - немногим. Остальные впечатывались в стену, и стена отбрасывала их - назад, на милость миллионам острых вражеских клювов.

Искаженный громкоговорителем голос вломился в хаос происходящего, равнодушно называя по именам крылатых охотников. Света становилось все больше, я слушал голос, я видел этих убийц. Ласточки, вороны, галки. Чайки, бакланы. Скворцы и дрозды. Стрижи и козодои. Ночные ястребы и ночные совы яростно пикируют на пол. Воробьи всех мыслимых видов. Сорокопуты и гагары кидаются на разбегающихся кузнечиков, на разлетающихся пчел. Птицы, жадные, хитроглазые. Птицы, несравнимо страшнее самых чудовищных насекомых. Птицы целят, хватают, глотают...

Десять минут бойни - и все кончено. Охотники завершили охоту - и, словно по сигналу, вихрем унеслись из зала. Остались только ряды потрясенных зрителей и бесчисленные убитые, растерзанные, растоптанные насекомые на полу. Осталась тишина и судорожное подергивание переломанных стрекозиных крыльев. Тишина висела долго. Потом, будто все разом, в голос заплакали в материнских объятиях дети. Люди начали подниматься и двигаться к дверям, брезгливо и осторожно переступая через останки на полу. Мы последовали за горожанами, подавленными, молчаливыми. Мы вернулись в гостиницу.

В баре в ту ночь было довольно много людей. Они пили тихо, не общались. Ни следа вчерашнего веселья. Очень хотелось спросить их о том, чему мы только что стали свидетелями, - так же бывало раньше, в прошлые годы? Но я молчал. Ты - тоже. Слишком каждый из нас был поглощен своим собственным ужасом.

"Быть может, мы все-таки?.."

"Хватит об этом говорить. Хватит. Пожалуйста".

Мы легли как можно дальше друг от друга, так, точно нас разделял обоюдоострый меч. Постель в ту ночь была особенно сыра. Небо плакало дождем, воздух в комнате казался ледяным. У нас еще оставалось время, последний шанс нарушить молчание, возможно, попытаться начать все сначала. Мы этого не сделали, и не о чем тут больше говорить.

Третья и последняя ночь празднества выдалась ясной - редкость для этих холмистых мест. Невесть куда исчез туман. Я хорошо видел звезды и словно бы усмехающуюся луну. Вдвоем мы шли по дороге к школьному спортзалу, шли, слегка припозднившись. Мэр с учителем у дверей томились нетерпением, внимая доносившимся изнутри звукам громкоговорителя и нервно нас высматривая. Они любезно приветствовали нас, и только после, подхватив нас обоих под руки, мэр негромко спросил:

"Вы по-прежнему хотите пройти через это?"

Мы молча кинули.

В зале, где уже гас свет, зрители повернули к нам головы. Вошедший с нами мэр помахал зрителям. Все шло как надо.

Центр пола высветили прожектора. Мэр остановился в круге света, откашлялся, заговорил:

"Дражайшие сограждане, милые дети! Сегодня, в последнюю ночь очередного прекрасного празднества, мы увидим нечто новое и совершенно потрясающее. Происходящее потребует множества приготовлений, а равно и помощи многих людей, и я хочу, чтобы вы вместе со мной выразили благодарность всем, кто окажет эту помощь, в особенности двоим нашим почетным гостям, которые проехали много тысяч миль, только чтобы принять участие в том, что состоится сегодня - к нашему общему удовольствию".

Он сделал паузу, дал отгреметь аплодисментам и принялся объяснять публике правила игры - правила, которые я и без того знал наизусть, а потому слушал не слишком внимательно. Сколько же раз мы с тобой вчитывались в эти правила - много месяцев назад, еще до того, как приняли приглашение?

Речь мэра наконец закончилась, публика устроила настоящую овацию. Почтительное гудение провожало нас, идущих в отдельные раздевалки. Меня сопровождал мэр. Я проходил мимо скамеек, и люди говорили "удачи вам" или "будьте осторожны", и я почти готов был верить, что им не все равно. "Храни вас Господь!" - донеслось из последнего ряда.

Мои приготовления оказались несложными. В раздевалке, пока я снимал пальто, мэр объяснял мне устройство старинного дуэльного пистолета с деревянной рукояткой - пистолета, выстрелить из которого можно лишь раз. Мэр продемонстрировал мне, что оружие уже заряжено, и не преминул напомнить, что, хотя каждый из шести противостоящих будет снабжен таким же пистолетом, заряжен только один из них.

"А они знают, у кого - заряженный пистолет?"

"Нет. Они выбирают пистолеты по жребию - это часть игры".

Мэр спросил, не хочу ли я выйти на школьный двор и пострелять немного для тренировки? Благодарю за заботу, но - нет, нет, мы оба - превосходные стрелки, иначе просто не приняли бы его приглашения.

Из двери донеслась музыка, драматическая, торжественная, с нарастающим ритмом ударных. Увертюра к последнему, долгожданному событию празднества. Громкие аплодисменты возвестили о том, что в зале что-то происходит.

Мэр приоткрыл дверь.

"Ваш друг и остальные противостоящие готовы. Пора?"

Медленно вошли мы в зал, в грохот множества хлопающих рук. Шесть противостоящих выстроились в ряд. Все одного роста, одного сложения, одетые в белые балахоны, лица скрыты капюшонами, в прорезях блестят глаза, белые перчатки, белые сапоги. Я пытаюсь найти глазами знакомый разворот плеч, знакомую вскинутую голову, знакомое движение рук. Пытаюсь узнать - и не могу.

В руке каждого из шестерых - такой же, как у меня, тяжелый дуэльный пистолет.

Я занимаю свое место у барьера, в десяти ярдах от шестерых. От шести пар прищуренных, затененных капюшонами глаз. От глаз, в которые я всматриваюсь отчаянно и безнадежно, стараясь отыскать те, что знакомы мне слишком хорошо.

Напряжение в зале словно разъедает мою уверенность в себе. Сердце бешено колотится - но не от волнения. Просто я только теперь осознаю, что ты - ты! - стоишь среди этих шестерых. Что единственный пистолет, наполненный смертью, возможно, - в твоей руке. Я дышу тяжело и громко.

Первый из шести в белом поднимает пистолет и прицеливается мне в голову. Звучит голос мэра. Вежливый вопрос:

"Желаете стрелять, сэр?

Нет, не хотят они, чтоб игра закончилась так скоро. Я взвешиваю шансы.

"Нет".

Палец нажимает на спусковой крючок. Я стою прямо.

Щелкает курок. Выстрела нет.

Зрители шумно аплодируют, маленький мэр кивает и радостно мне улыбается.

Минута - и зрители вновь затихают, и я вновь собираю волю в кулак. Прицеливается второй противостоящий. В прорезях капюшона блестят глаза. Но какого же они цвета? Зеленые - или нет? Что значит этот блеск? Твоя ли рука держит сейчас оружие, которое, быть может, оборвет мою жизнь? О чем ты думаешь сейчас - ты?..

Рукоятка моего пистолета - мокрая от пота.

"Желаете стрелять, сэр?"

"Нет".

Очень ясно вижу, как рука в перчатке нажимает на спусковой крючок. Возможно, это - последнее, что я вижу.

Выстрела нет.

Правильный выбор - и зал отвечает аплодисментами одобрения. Я выдыхаю воздух.

Снова тишина - неожиданно быстро. Зрители, похоже, дождаться не могут, чем закончится игра. Противостоящие стоят не шевелясь, и уже двое из них теперь - всего лишь зрители. Поднимается третья рука, третий пистолет нацелен мне между глаз.

Свистящее дыхание рвется у меня из груди. Уверенная рука, безжалостные глаза. Этот пистолет заряжен? Это ты, после стольких лет, после всего, что мы пережили вместе, с такой готовностью убиваешь меня?..

"Желаете стрелять, сэр?"

Время. Мне нужно время. Время...

"Нет".

Щелчок. Выстрела нет.

Зрители вопят от восторга. Я не могу дышать этим воздухом, пропитанным потом. И снова повисает молчание. Четвертый из противостоящих направляет мне в голову свой пистолет. Я должен думать. Анализировать. Обращать внимание на мелочи. Осталось три пистолета. В каком - пуля? Сердце прыгает, бьется, как никогда в жизни. Не важно, не важно, в чьей руке оружие. Я уже понял - ты не передумаешь, ты не пожалеешь. Ты выстрелишь не задумываясь, я - тоже, мы похожи, я за это тебя и люблю.