Он остался доволен своей уверенностью, кинул взгляд на улицу. В окне напротив торчали какие-то рабочие.

Таскали новые письменные столы. "Кто-то должен уйти", - подумал Главный и начал просматривать материалы к новому номеру.

Вошедший окинул взглядом комнату. Скользнул по прислоненным к стене полотнам, двум мягким табуреткам с траченой обивкой некогда зеленого цвета, ободранному массивному столу, заваленному тюбиками краски. Бородатый перестал водить кистью и уставился на посетителя. Тот брезгливо присел на краешек стула. Предъявить свое удостоверение он не посчитал нужным.

- Меня интересует твой приятель - репортер.

Бородатый принялся размазывать краску по холсту. Название фильма нужно было выписать на небесно-голубом фоне.

- Я давненько его не видал, - бросил он, стараясь не смешивать сокрытие истины с ложью.

Посетитель встал со стула и, расчистив уголок стола, присел ближе к творцу.

- Ты хорошо его знаешь?

- Заходит иногда.

Посетитель умел держать себя в руках.

- И с каких пор ты с ним знаком?

- А что он натворил? - спросил Бородатый.

Посетитель зажмурился. Но промолчал.

- С полгода, - покладисто уступил Бородатый, не обижаясь на нелюбезность гостя. Положив кисть, он принялся размешивать краску.

- Он тебе рассказывал о своей работе?

- Никогда.

- Так уж и никогда?

- Он вообще не любитель болтать, -спокойно соврал Бородатый, утешая себя тем, что недоказанная ложь еще не есть тяжкий грех.

- Как вы познакомились?

- Однажды подсел к нему за столик. Искал себе компанию. Помню, он рассказал мне о гибели "Сании Ли". Тогда об этом трепались на всех углах.

Он нанес мазок на картонку, служившую палитрой.

Желтый цвет был то, что надо.

- Наверное, он рассказывал увлекательно, потому что за наш столик подсел один старый хрыч, который так и заглядывал ему в рот. Через неделю Хромой начал работать на него.

Посетитель записал адрес Хромого и слез со стола.

- Но очевидцев-то не быдо, - сказал он.

Бородатый сделал вид, что ничего не понял.

- Были. Этот, собственник "Времени", что уселся за наш столик.

Посетитель облизал губы.

- Очевидцев гибели "Сании Ли", - пояснил он.

- Какое это имеет значение? - пожал плечами Бородатый.

Гость бросил на него пристальный взгляд и промолчал. У двери он остановился.

- Ну так что? - спросил он.

Бородатый уставился на буквы, которые уже начал выписывать.

- Наверное, для кого-то это имеет большое значение.

Прежде чем закрыть за собой дверь, гость немного подумал и, видимо, принял такой ответ, но это не улучшило его настроения.

В последнее время вид у Хромого был мрачнее тучи. Вот и сегодня он угрюмо сидел на покоробившемся диване и молча смотрел, как рисует Бородатый. Прошло больше месяца с тех пор, как его схватили и несколько дней продержали взаперти. Наконец-то догадались, что он был очевидцем всех событий, описываемых в репортажах, поскольку других очевидцев не было и быть не могло, но при этом он не покидал своего квартала и даже стен своей ветхой мансарды.

Они не знали, как ему это удается. Воображение помогало ему или?... Попытались уговорить его работать на них. А уговаривать они умели. Но на этот раз вышла осечка. Потом все улеглось. Но мирное течение времени продолжалось недолго. В жизнь Хромого ворвалась женщина. Этому-то он и был обязан своим угрюмым видом. Несколько дней назад он заявил Бородатому, что уезжает. Куда? Да к ней. Бородатый ничего не ответил, так как в отличие от своего приятеля действительно был молчуном по натуре. Теперь он возился с плакатом - рекламой нового фильма. В какой-то момент он так увлекся работой, что не сразу заметил повисшую в комнате тишину, а молчание не входило в отличительные черты характера Хромого. Может, уснул? Он повернул к нему голову. Нет, Хромой не спал.

Следил за тем, как он работает. С таким любопытством, с каким дети наблюдают за ползущей букашкой.

- Странно, - промолвил Хромой.

Бородатый опустил кисть в банку с растворителем и включил плитку.

- Странно, - повторил Хромой. Он казался очень нервным.

Вода закипела быстро. Бородатый опустил в чайник щедрую порцию сухих красных лепестков, и цвет воды стал рубиновым. Хромой вертел в руках вымазанную краской кисть и смотрел, как Бородатый наливает чай в белые фарфоровые чашки. Смотрел так, как будто открывал для себя новый мир.

- Божественное существует! - изрек он.

Бородатый бросил в чашки по куску сахара. Хромой впал в какое-то оцепенение.

- Старик снова повысил мне зарплату, - произнес он каким-то чужим голосом.

Бородатый отхлебнул чай. Обжегся.

- Какое это имеет значение! - с кривой улыбкой промолвил Хромой.

Бородатый стрельнул глазами в его сторону. "Имеет, - подумал он, - но не для таких психов". Он был убежден, что у Хромого не все дома. Может, поэтому он любил его.

- А я ведь ничего другого и не умею, - сказал Хромой. - Ведь ничего же... Разве я сумею набить подметки, например? А? - по голосу было заметно, что он нервничает.

Бородатый молча согласился: нет, не смошешь.

Хромой успокоился. Священнодействуя, он отпил глоток и зажмурился от удовольствия, как будто собирался навечно задержать этот вкус во рту. Потом надолго замолчал.

- Нет, - сказал он наконец. - Не поеду! Потому что ничего другого нё~умею делать. Даже рыбу не могу ловить.

Его объяла тоска. Страшная тоска.

Бородатый понял. Он не уедет к той женщине, единственной на свете. У большинства мужчин не бывает "единственных", но отдельным дуракам выпадает такое счастье, вот они и страдают.

- Божественное существует, - снова заявил Хромой . - Оно кроется в деле. Неважно каком - заваривать чай или писать картины. В любой работе есть что-то божественное, даже в работе обыкновенного, рядового репортера.

Он шагал по песку. Мысли бежали впереди него.

Спокойное море казалось удивительно серым. У самого залива он увидел ее. Она сидела на том самом камне, который они притащили сюда в прошлый раз. Чтобы смотреть на море. Она любила этот остров и этот залив. Считала, что даже богам не требуется ничего больше, кроме берега и костра. А здесь можно было найти и то, и другое. Прекрасный залив, посредине острова вулкан-костер. Ей казалось, что именно на этом острове останавливались на отдых боги. Он соглашался: богам тоже нужно где-то отдыхать. Он и сам был бы не прочь родиться на берегу моря, вот только этот выбор был совсем не в его власти. Хотя он считал, что лишь в силу какой-то нелепой случайности появился на свет в забытой богом безводной долине.

Он подошел к ней. Черные волосы казались на солнце разноцветными.

Сел рядом. Она не повернулась, но почувствовала его присутствие, хотя и не слышала шагов.

Они долго молчали. На морском берегу легко молчать.

- Ну как, ты останешься? - спросила она.

Он прикрыл глаза. Он уже всё решил.

А теперь решил заново.

Вспомнил лицо капитана, только что получившего сообщение о вспыхнувшем на борту корабля пожаре, изумленное лицо молоденького пилота, обнаружившего, что оба двигателя не работают, лица уверенных в себе военных, с которых смело уверенность после взрыва ракеты, не пощадившего даже пуговиц на их парадных мундирах-, вспомнил лицо рекордсмена перед прыжком с десятиметровой вышки и публику, вскочившую на ноги, чтобы получше разглядеть кровавые пятна на поверхности бассейна, когда ее любимец плюхнулся животом, вспомнил другие картины, описанные в его репортажах, и решил.

- Я поеду.

Он не останется.

Она поежилась от порыва ветра, который еще не достиг их.

Шли они долго. Он шагал спокойно, как человек, раз и навсегда принявший решение. Наконец подошли к дому. Когда несколько дней назад он впервые попал сюда, его поразила каменная статуя у входа. Грустное божество метровой высоты. При виде его он почувствовал смутное беспокойство. Но почему? Он стал всматриваться пристальнее, чтобы понять.