Рассказывают, что в давние времена, в прошедшие века жил в стране Аджам некий царь, обладатель венца и трона, по имени Азадбахт, победоносный падишах в краю Нимруз. Он расстилал ковер справедливости и правосудия и завоевал земли от границ Систана До берегов Бахрейна и Оммана. У царя было десять везиров, весьма мудрых и справедливых. Каждый из них был светочем знания и знатоком высоких помыслов, изучил науки древних и поздних народов и овладел тайнами явного и сокровенного. Основы смуты в стране были разрушены, а враги царя уничтожены.

У падишаха был военачальник, муж войны и воитель выдающийся, несравненный по храбрости, незаменимый по доблести, яростный лев на поле брани, могучий поток на ристалище Щедрости. Пред молнией его меча луна укрывалась за тучами, искры из-под подков его коня озаряли землю пламенем; его копье достигало созвездия Копьеносца, а аркан давил шею созвездию Льва. На поле сражения он вызывал слезы врагов на пиру – улыбку на устах царя. Его приказания и запрету исполнялись беспрекословно, к его советам и наставлениям прислушивались все.

Итак, этот военачальник был прозорливым мужем и опасным воином, он познал все тонкости управления страной, непрестанно трудясь над упорядочением дел государства. Однако был и у него порок, свойственный многим храбрым мужам: если зародится в его груди ненависть к кому-то, если западет в душу злоба, то пламя ярости уж не погасить. Он не ведал, что пыль гнева застилает око доброты, что злоба омрачает чистоту нрава. Сказал пророк – да будет мир ему! – «Гнев – огонь, а шайтан происходит от огня. Блажен тот, кто погасил пламя гнева, убегая от огня шайтана».

У военачальника была дочь, такая красивая, что лицу ее могло позавидовать солнце, а ее черные локоны могли соперничать с мускусом. Зохра проиграла бы ей партию в нарды любви, и само небо не могло бы одолеть ее на поле любовных сражений.

Отец восхищался красотой дочери, его приводили в восторг ее прелести, не ведал он только об известном изречении: «Дочь схоронить – хорошо поступить» [1].

И вот однажды, когда военачальник отправился по делам на дальние границы государства, чтобы там разобраться в жалобах подданных и пресечь злоупотребления (ведь сказал же Посланник, да будет мир ему: «Вы все пастыри, и все вы ответственны за паству») и чтобы воочию увидеть, какова жизнь обиженных и угнетенных бедняков, каково положение тех, кого притесняют и кто подвергается насилию, он непрестанно повторял про себя:

Ведь говорят же: «Насилие – это мрак в Судный день».

Пребывание военачальника в тех краях затянулось, и он отправил доверенного человека с наказом привезти к нему из столицы дочь, чтобы она утешила отца своим обществом.

И случилось так, что в тот день, когда паланкин с дочерью военачальника вывозили из государевой столицы, в окрестностях города охотился сам падишах. Он выпустил ловчих птиц, и вот соколы и кречеты вились над лесом, охотничьи псы рыскали вокруг, а обученные гепарды гнали дичь.

Тут падишах бросил взгляд на дорогу и узрел паланкин, украшенный разноцветными занавесями и богатыми инкрустациями. Его бунчук достигал небесного свода, а шелковые покрывала касались трав на лугу. Слуги-эфиопы гарцевали вокруг паланкина и пели стихи перед розой, перед тюльпаном:

Падишах, увидев паланкин, отправил своих гулямов, повелев разузнать, кто его хозяин: ведь в паланкине разъезжают только царские особы, а бунчук с полумесяцем – знак обитателей шахского дворца.

Чернокожие слуги, завидев гулямов падишаха, поскакали навстречу и сказали:

– Это дочь военачальника, мы везем ее к отцу по его приказу: он соскучился по ней.

Гулямы доложили падишаху, и тот поскакал к паланкину, намереваясь просить девушку передать отцу привет и добрые пожелания, чтобы проявить тем самым свою царскую благосклонность и добрыми словами снискать расположение сердец. Когда падишах подъехал ближе, слуги спешились, облобызали прах у ног его и почтительно замерли. Падишах в самых изысканных и приятных словах попросил передать привет своему полководцу. Но тут по воле случая подул ветерок, откинул уголок занавеса паланкина, и падишах узрел лик девушки. Ему открылась совершенная красота, словно платан породнился со слоновой костью, словно розы и тюльпаны смешались на серебряном подносе.

Когда падишах увидел красоту девушки, его сердце стало добычей ее взгляда. Охотник сам превратился в дичь, свободный, царь свободных, оказался в оковах рабства. Ведь любовь – это птица, которая родится от страстного взгляда и свивает гнездо в сердце, а поселившись в этом гнезде, выкидывает прочь терпение, как говорится в пословице: «Часто любовь загорается с первого взгляда, на горе рождается от одного слова».

Сердце падишаха попало в капкан любви. Совесть запрещала и подсказывала: «Пройди мимо и не смотри, ибо Посланник божий сказал: «Не бросай взгляды один за другим, ибо первый взгляд за тебя, а второй – против тебя». Но жадная любовь нашептывала ему пословицу: «Иссякло терпение и стеснилась грудь». Ведь терпеть можно сердцем, а сердце на этот раз было ограблено толпой красоты, душа же была пленена ватагой горестей.

Говорят же: «Для сердца хуже нет, чем влюбиться с первого взгляда и познать мольбу и нужду».

Как ни старался падишах исторгнуть из сердца любовь, отказаться от игры страстей, всепобеждающее чувство и любопытная тоска вырвали у него из рук поводья твердости духа и самообладания.