Изменить стиль страницы

– Неужели? – Муж удивленно поднял брови.

– Еще раз напоминаю: светский вечер не за горами.

– А еще так много надо вбить в мою голову. – Эш повернулся и направился к дому. – Что ж, не будем терять времени.

Постояв немного, Элизабет нерешительно пошла следом. Этот человек относится к ней, как к тюремному надзирателю. По его вине она чувствует себя мелочной и эгоистичной. Но ей хорошо известно, каким злым и жестоким может быть светское общество. На Эша будут устремлены сотни придирчивых взглядов, отыскивающих в нем малейший изъян. Пропавший много лет назад лорд Энджелстоун и теперь объявившийся его сын, – их так просто в покое не оставят. Элизабет хочет помочь этому человеку не ударить лицом в грязь. Она ни за что не позволит, чтобы Эша унижали и высмеивали. Хотя он и в самом деле бывает порой настоящим дикарем.

Догнав мужа, Элизабет сказала:

– Урок мы начнем с экскурсии по Четсвику.

– Мне все равно, – отозвался Эш, не глядя на жену.

Как бы ей хотелось ответить тем же! И навсегда выбросить его из сердца. Но она не может этого сделать. Элизабет надеялась, что Эш узнает, наконец, в Четсвике свой дом. Здесь родился он сам, его отец, дед и прадед. Это поместье с 1673 года принадлежало роду Марлоу. Эш был звеном в длинной цепи мужчин и женщин, которые здесь жили, любили и растили детей. Как заставить его это понять?

Яркий солнечный свет падал на многочисленные портреты, которыми были увешаны стены длинных коридоров Четсвика. Эш едва различал лица мужчин и женщин на полотнах в изысканных позолоченных рамах. Как бы ему хотелось не быть внуком старика-герцога. Тогда бы все не было таким сложным.

Каждая проведенная в этом доме минута откалывала кусочки от стены, за которой скрывались воспоминания. И Лабиринт, и озеро, и картины казались ему очень знакомыми. Становилось все труднее отрицать, что он здесь когда-то раньше жил. Неужели он и в самом деле Пейтон?

– Эту залу и следующую занимают семейные портреты, – продолжала рассказывать Элизабет. – На этих стенах, как и по всему дому, можно увидеть лица титулованных герцогов и герцогинь Марлоу с 1654 года.

Эш рассматривал женщину, идущую рядом с ним. Его жена. Гордо вскинув голову, Элизабет смотрела прямо перед собой. Ее холодное и сердитое лицо было таким прекрасным, что сердце начинало болеть от необъяснимой тоски.

«Но так оно даже лучше, – убеждал он себя. – Лучше видеть эту маленькую женщину в гневе, чем позволять маленькими изящными ручками вить из него веревки».

Глубоко вздохнув, Эш пытался справиться с напряжением, не оставлявшим его с того самого дня, как приехал в Четсвик. Странно, но неприятное чувство отпускало только в объятиях Элизабет. В те короткие мгновения ему улыбалось счастье. Счастье. Эш всегда о нем мечтал, но никак не ожидал обрести его рядом с этой женщиной. Один раз он поверил в мечту, но и она обманула.

Мягко шурша платьем, Элизабет ступала рядом с Эшем. Он не слушал ее и вспоминал, что скрывается под слоями из шерсти и хлопка: стройное и сладкое, как мед, женское тело, мягкие округлые холмики грудей, розовые соски которых становились напряженными от его прикосновений. Мужчину охватывала волна желания. Эта женщина возбуждала его одним своим видом.

Элизабет водила мужа по широкой величественной зале, показывая портреты людей, которые, возможно, были его предками. Она даже не подозревала, что он мысленно расстегивал крючки на спине ее платья. Ему не хотелось думать о каких-то дедах и прадедах. Он хотел лишь крепко прижать Элизабет к себе и никогда не отпускать. Желание окутывало его, словно цепями и увлекало в зияющую пропасть. Эш мысленно себя одернул: «Лучше держись от этой женщины на расстоянии». Он не мог заставить себя верить ее глазам. Элизабет была готова на все, чтобы Марлоу и герцогиня снова не потеряли своего внука.

Следуя за женой, Эш вышел в коридор, который был таким длинным, как настоящая картинная галерея. Если можно было бы выстроить в одну линию все коридоры в доме, они точно протянулись бы от Денвера до Нью-Йорка. Неужели Марлоу и герцогиня пользуются всеми комнатами? Черт возьми, да здесь можно заблудиться и плутать потом целый месяц!

– А это библиотека, – объявила Элизабет. Тихо щелкнул выключатель, и хрустальные с позолотой светильники вспыхнули ярким огнем.

– До 1815 года эта комната была Главной галереей первого герцога. Шестой по счету герцог Джордж Уильям, видя, что хранилище, в котором размещалась библиотека, не в состоянии удовлетворить его страсть к книгам, решил переделать Главную галерею в библиотеку. Прежняя, находится за стеной.

Эш шел мимо уставленных книгами стеллажей. Он думал о чудесных сокровищах и тайнах, что скрываются за кожаными переплетами. Чтобы прочитать все эти тома, уйдет не один год. Таким временем он не располагает.

Элизабет подошла к застекленному шкафу, встроенному в стену.

– Здесь хранится коллекция редких манускриптов Эмори, – объяснила она.

Эш взглянул на стоящие за стеклом фолианты в кожаных переплетах. Один из них оказался открытым. Каждая страница была заключена в рамку из замысловатого, писанного золотом переплетения фигур и цветов. Центральное место занимал рисунок из уличной жизни средневековой Венеции. Краски иллюстраций были живыми и сочными и мерцали, словно драгоценные камни.

– Теперь я понимаю, какое удовольствие получает человек, коллекционирующий старинные книги, – признался Эш.

– Да, – согласилась Элизабет и, мягко прошуршав платьем, отошла от мужа.

Она остановилась перед картиной, висевшей на стене.

– Этот портрет был написан спустя год после того, как Ребекка стала маркизой Энджелстоун.

Эш взглянул на него и был поражен. С полотна в позолоченной раме, улыбаясь, смотрел, казалось, сам ангел. Удивительно милая женщина в темно-синем платье стояла в окружении розовых кустов с красными, белыми и розовыми бутонами. У нее были чистые голубые глаза, как небо над головой. Светлые белокурые волосы Ребекки мягкими волнами спадали на плечи и обрамляли лицо, которому могла бы позавидовать принцесса из сказки.

Волна воспоминаний всколыхнула Эша. Ему показалось, что он ощутил, как к лицу прикасается роза. Услышал мягкий женский смех. Эш закрыл глаза, покорно следуя за этим видением.

– Розы были ее любимыми цветами, – прошептал он вдруг.

– Правда?

Услышав голос жены, Эш вздрогнул и открыл глаза.

– Что, правда? – переспросил он.

– Ты только что сказал: «Розы были ее любимыми цветами», – Элизабет охватило волнение. – Ты что-то вспомнил, да?

– Может быть, – нехотя согласился Эш. – Но я вполне мог так сказать, потому что женщина стоит в окружении роз.

– Я тебе не верю, – заявила Элизабет и подошла к полотну, висевшему напротив Ребекки. – Это твой отец Эмори. Здесь он на год младше тебя теперешнего. Хорошенько на него посмотри.

Фотографии Эмори Тревелиана, которые видел Эш, были жалкой копией портрета этого человека. Художнику удалось создать образ таким живым, что казалось, Эмори вот-вот шагнет со стены. Улыбка украшала и без того прекрасное лицо. Темно-карие глаза излучали добрый свет и могли принадлежать мужчине, получившему от жизни все.

– Ты не можешь отрицать вашего сходства, – горячо воскликнула Элизабет. – Ты так похож на своего отца!

Маленький проказник! Ты вырастешь и станешь таким же красивым, как и твой отец, и таким же вредным и упрямым.

Слова проскользнули сквозь щели в стенах, удерживающих воспоминания. Их произнес приятный женский голос. Кто-то рассказывал ему истории о дальних странах. Ласково нашептывал по вечерам, пока он не засыпал. Эш явственно ощутил, как голову гладит нежная и мягкая рука, и невольно вздрогнул от воспоминаний.

– Теперь ты видишь, как сильно вы похожи? – спросила Элизабет взволнованным голосом.

Эш не смотрел на нее. Он не мог этого сделать, потому что слезы застилали ему глаза. Не отрывая взгляд от портрета Эмори Тревелиана, Эш видел перед собой те же решительные черты лица, которые встречал каждый раз, когда смотрелся в зеркало. Он и человек на портрете были похожи, как два брата. Неужели и в самом деле он видит перед собой отца?