За дубняками Шевлюгин набрел на небольшое озеро с плавающим по середине месяцем. Месяц чем-то напоминал ему свернувшегося калачиком волчонка, которого он видел на днях в Глухом урочище. А вокруг, словно васильки по полю, в озере рассыпались звезды. Шевлюгину почудилось, что они насмешливо кивали ему синими головками и звали к себе, на дно озера. Смутные чувства овладели им. Испугавшись своих мыслей, он круто повернул в сторону от озера и, ускоряя шаг, стал всматриваться в сиреневый туман, едва различая стволы сосен.
Становилось светлее. Таяла пелена предутренного тумана. И тут, как никогда прежде, Шевлюгин опять по-новому увидел лес. Один перед другим по-кошачьи изгибались два овражка, образовав огромную седловину, которую с обеих сторон огибали размашистые, высокие дубы. Они уступали дорогу остроконечным елям. Дальше, обгоняя их, плели кружевную кайму можжевельники. А в самом изгибе овражков, среди сырости, блаженствовали мхи - кремовые, розовые, лиловые. Издали казалось, что кто-то разостлал пестрый бархатистый ковер.
И Шевлюгин не мог оторвать от него взгляда. Все, что окружало его, теперь воспринималось не как раньше, когда лес для него существовал только для дров и охоты, река - для питья и ловли рыбы, ночь - только чтоб вершить разные темные дела.
Глядя на стройные перелески и рощицы, он ощущал, как уходило чувство горечи, и он, еще не понимая, что ему делать в такой ранний час, неожиданно для себя направился к городу.
"А что ж, звероферма? Зря я закучеряжился. Пускай поговорила бы..." вспомнил он разговор с Милючихой. Предложение и сейчас показалось смешным. А впрочем, не надо было бы по ночам ноги трепать. Шкурки они и есть шкурки. Кто их разберет, из лесу ли они принесены или из клетки взяты? Выгодно даже. Кто учтет, пятерых там чернобурая лисица народила или троих...
От этих мыслей на душе не стало веселей. Звероферма - зверофермой... А сможет ли он оторваться от леса? Глухариные тока. Охота по первой пороше. Захлебывающийся лай Топтыги. Грозное рычание лесных быков в начале гона...
Шевлюгин понимал, как все это ему дорого и что он это никогда и ни на что не променяет: ни на какие звериные фермы, ни на выгодное место ни в каком лесничестве?.. И он снова вспомнил Буравлева, занесшего руку на его счастье, и Маковеева, который так ничего и не сделал в его защиту, хотя и обещал: мол, пока я хозяин приокских лесов, никто не посмеет нарушить установившийся порядок.
Прилив злобы захлестнул Шевлюгина. Тяжело дыша, он прижался плечом к корявому стволу осины.
Сколько лет он ходил по этим тропам! Сколько костров было зажжено в ожидании зорек! Сколько было выпито вина и услышано всяких историй от бывалых охотников!
Разные люди приезжали к нему. Бывали и ученые, и писатели, и всякое начальство, однажды даже посетили генерал и министр. Все они относились к егерю с уважением, как к хозяину.
Припомнилось и первое знакомство с Буравлевым. Разговор о том, как, работая рядом, станут помогать друг другу. Новый лесничий тогда пришелся Шевлюгину по душе.
"Нахвалил на свою голову, - злорадствовал Шевлюгин. - Правду говорят: сначала узнай человека, а потом... Не то и сам пропадешь ни за копейку. За что я хвалил его? За любовь к лесу?.."
Гнетущая тоска и чувство оскорбления мешали Шевлюгину правильно осознать все то, что творилось вокруг него.
Он не заметил, как над Заречным бором зарумянился небосвод, как бесконечным множеством голубых и розовых огоньков вспыхнули ветви деревьев и как проснулся от птичьего гомона лес...
2
Шевлюгин неслышно проскользнул в директорский кабинет. Маковеев, склонясь над столом, читал газету. Лицо его было озабоченно. На переносье рябью наплывали со лба мелкие морщинки.
Маковеев огорченно ударил по газете кулаком.
- Тоже мне "Торпедо" - черт побери!.. - крикнул он, поднимая голову к двери. И тут же лицо его стало приветливым, улыбающимся: - Матвей Кузьмич! Вот не ожидал!.. Какими судьбами? - Выйдя из-за стола, Маковеев протянул гостю руку. - А я тут спортом увлекся.
"Кипит, как охотничий котелок на костре", - отметил Шевлюгин и осторожно сел на стул. - Да вот. Приехал в Общество охотников... и решил заглянуть к тебе. Давно ведь не виделись.
- Да-да, все дела. Не стесняйтесь, будьте как дома, - дружески похлопывал он по плечу егеря. - Сейчас бы нам на болотину на подслух. Глухари-то поют?
- Чего им не петь? Хвойнику хватает, мох на болоте густой - прятаться можно. А это для них самое дело.
- Да-да... Ружьишко бы сейчас и - бабах!.. А то сидим вот, протираем штаны. Заела текучка, будь она неладна... Всякие отчеты, справки, ведомости. И кому они нужны? Никому. Просто так, для подшивки к делу, а требуют. Ради таких вот бумажек и жизнь пробегает мимо нас. А глухари себе поют, веселятся...
Шевлюгин не перебивал Маковеева.
- А вы-то как, Матвей Кузьмич, попробовали глухарятинки? - спросил Маковеев. - Не затухла она у вас там, на болотине? А я бы на гусей хотел сходить. Да мне как-то не везет на них, - с огорчением сказал он. - Бывал и на кормищах, на маршрутных остановках, ходил и на любимые озерные заводи - ни одной птицы не взял.
- А много их было там? - поинтересовался Шевлюгин.
- Тысячи! Потянутся на кормища - воздух от гусиных крыльев стонет. Одна цепочка за другой...
- Э-э, брат, плохи твои охотничьи дела, - покачал головой Шевлюгин. А как бы, по-твоему, я сделал? - Он взял из пластмассового стаканчика остро очиненный карандаш и на уголке газеты быстро набросал чертежик. Вот ты узнал, где кормища. Иди туда с вечера. Учти, гусь птица осторожная. Малейшего шороха боится. А ты откопай себе окопчик, свежей соломки туда. И выслеживай... Иначе как? Стрелять надо по ходу взлета птицы. Чтобы дробный заряд мог разрезать перо, а не скользить по нему. Иначе добычи не жди.
Кустистые, словно пучки сухой травы, брови Шевлюгина встопорщились. Глаза холодно уставились на собеседника.
- Видишь ли, Анатолий Михайлович, с удовольствием сводил бы тебя на гусей, да отстрелялся я, - голос его прозвучал глухо и отчужденно. Отгуляли девки пасху...
Маковеев непонимающим взглядом окинул ссутулившуюся фигуру гостя.