- Отсюда удобно и транспортировать баланс. Дороги накатанные. А весной вяжи плоты и пускай по реке. Доплывут сами. А Оку Красный бор не спасет. Это одни разговорчики...

- Только пилить бор ни в коем случае нельзя, - глухо возразил Буравлев. - Правильно, Степан Степанович?

Услышав свое имя, Ковригин учтиво поклонился:

- Благодарю вас за внимание!..

- Вы не на вечере художественной самодеятельности и это не сцена, обозлился Маковеев и резко бросил Буравлеву: - Что вы здесь вводите новые порядки? Пока государство доверило руководить лесхозом не вам, а мне. Вот и выполняйте, что вам говорят!.. А о вашем поведении, которое наносит вред государству, мы еще поговорим в подходящее для этого время, и не здесь...

Ковригин молчал. И тут Маковеев, видимо, сделал промашку. Полностью надеясь на помощника лесничего, он вдруг как бы невзначай сказал:

- О чем вы здесь, товарищ Буравлев, печетесь, не ново. Это до вас мог бы делать и Степан Степанович... А вас, видимо, послали для другого?

Ковригин покраснел и неожиданно для Маковеева взбушевался:

- Что я для вас, затычка для пустых бутылок! Все Ковригин да Ковригин! А может, Буравлев и прав! Вас завтра, глядишь, в область переведут, а то и в Москву. А Ковригину жить здесь. Дальше ему не тронуться: гайки слабы, колеса рассыпятся. Я кое-что понял хорошо, да жаль, что поздно, товарищ директор. В прошлый год кому-то срочно кряжи понадобились. Телеграмму-то вы направили: все выполнено. А кряжи те до сих пор лежат на делянках - гниют. Главное, оказывается, чтобы по бумагам числились, мол, столько-то кубиков заготовлено этого самого баланса... Фразы вы умеете красивые говорить. А Светлый ключ ради вашей милости высох. Меньше воды стало и в Жерелке... - Ковригин резко оттолкнул ногой стул и быстрым шагом пошел к выходу.

Маковеев в досаде кусал губы.

- Ишь раскипятился! Взбалмошный мужик... - с деланной веселостью, минуту погодя, говорил он. И, будто ничего не случилось, сказал Буравлеву примирительно: - А ну-ка, покажи мне планы свои на этот месяц... Давай кое-что уточним...

5

Стрельникова зашла на почту, чтобы отправить письма сыновьям, и там повстречала Буравлева.

- Гора с горой не сходится... - приветливо улыбаясь, протянула она ему руку. - А человек...

Буравлев не очень-то хотел этой встречи...

Но с почты вышли вместе.

У дороги, на ветле, суматошно каркали вороны. Морозило. Зимний день шел к концу. Над лесом малиновым заревом пламенел закат. Сумерки наплывали на Сосновку...

- Холодает... - просто чтобы не молчать, заметил он. На душе было тревожно. Может, зря послал свое письмо в райком, Ручьеву? Что это даст? Позвонит Маковееву, а тот разъяснит ему по-своему. Вот и всем стараниям конец. А вражды прибавится. Буравлев было уже намеревался вернуться на почту и забрать обратно письмо. Но что-то ему мешало это сделать... Он не слушал, что говорила его попутчица, а голос ее звучал по-молодому, игриво.

- Зайдемте ко мне. У меня дома есть согревающее, - предложила кокетливая учительница. - Вы же обещали?..

Из проулка выскочила машина и осветила их фарами. Буравлев придержал Евдокию Петровну за рукав.

- Вот шальной, так и сбить недолго! - возмутилась она.

Буравлев на этот раз все же решил зайти к ней в гости.

В небольшой избушке ему показалось уютно. На окнах красовались снежной белизны кружевные занавески. Стол был покрыт цветастой зеленой скатертью. Над широкой тахтой висел гобелен с оленями.

Стрельникова усадила гостя на кушетку, дала ему какой-то журнал, а сама стала хлопотать на кухне. Когда все было собрано на стол, достала из буфета бутылку столичной.

- Для вас припасла. Ждала, когда зайдете... погреться.

- Не пью, но по такому случаю можно.

- Давайте с вами, Сергей Иванович, выпьем за то, чтобы никогда не чувствовать себя одиноким, - предложила хозяйка и чокнулась. - Я замечаю, Сергей Иванович, что вы никак не можете прижиться здесь. Но вы сильный, выдюжите. - Она кокетливо скосила на него глаза, улыбнулась.

...Часы давно показывали за полночь. Буравлев не заметил, как охмелел и как он оказался почему-то на кушетке рядом с Евдокией Петровной. В груди стало тесно. Сердце колотилось гулко и часто. Такого ощущения он, пожалуй, не испытывал с тех пор, как вернулся с фронта к Кате. И ему чудилось, будто она лежит рядом с ним, как и тогда, с распущенными волосами и, прижимаясь к нему, тихо, совсем тихо, говорит: "Я так ждала тебя, Сережа!.." И он, словно завороженный, боится шевельнуть даже рукой, чтобы не спугнуть это чудесное видение.

- Погоди, я свет погашу. Не ровен час, кто увидит в окно, неожиданно просто сказала Евдокия Петровна.

А потом беспокойно шептала ему:

- Это бывает, Сережа. Не волнуйся... Полежи немного...

А Буравлев не слышал ее. В его воспаленной памяти все еще жила она, его Катя. Ее ни на час не мог забыть... И вдруг он опомнился. Как это он мог? Как? Сгорая от стыда, вскочил с кушетки и, нащупав в потемках полушубок и шапку, бросился к двери.

- Сережа, Сергей, куда ты? - звала его Стрельникова. - Ну, погоди! Успокойся!..

Но Буравлева в избе уже не было. Он стоял у дороги и прижимал к разгоряченному лицу полные пригоршни сыпучего морозного снега. А в голове неустанно бился один и тот же вопрос: как это он мог? как?

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

1

Секретарь райкома Ручьев вызвал к себе инструктора Жезлова. Тот вошел в кабинет строгий, подтянутый. Продолговатое, сухое лицо осунулось, вид был усталый.

- Ты здоров? - спросил его Ручьев.

- Вроде. А что?

- Вид у тебя что-то того... Отдыхать надо.

- Отдохнуть-то недурно, Алексей Дмитриевич, - согласился Жезлов и провел ладонью по горлу. - Да работы вот так, по самую завязку.

Ручьев вместе с ним когда-то учился в партийной шкоде. После окончания Жезлов поехал работать сразу в райком партии, а Ручьев, как агроном, - в совхоз, секретарем партийной организации. Там-то и случилась неприятность. Жезлову пришлось разбирать дело Ручьева. Он помог восторжествовать правде. С тех пор дружба их окрепла.

Ручьев внимательно посмотрел на Жезлова.

- Слушай, Семен Данилович, что ты знаешь о проекте приокского лесничего?

- О каком проекте, Алексей Дмитриевич?