Изменить стиль страницы
* * *

Джемс Кук, вернувшись из путешествия в Южном Ледовитом океане, сказал:

— Риск, связанный с плаванием в этих необследованных и покрытых льдинами морях в поисках Южного материка настолько велик, что я смело могу сказать, что ни один человек никогда не решится проникнуть на юг дальше, чем это удалось мне.

Пять частей света лежали на картах мира, и голубые моря омывали их со всех сторон. Стоит ли искать шестую? Ведь для нее в морях, доступных человеку, просто не осталось места. Географы, утверждающие, что далеко на юге может быть какой-то таинственный Южный материк, заблуждаются: сам Кук, бесстрашный Джемс Кук, заявил об этом.

После плавания Кука прошло десять, двадцать… сорок лет, пока, наконец, нашлись люди, которые не побоялись гибельных льдов высоких южных широт и не устрашились слова «никогда».

В июле 1819 года два парусных корабля — шлюпы «Восток» и «Мирный» — покинули гавань Кронштадта.

Их повели лучшие офицеры и матросы, добровольно вызвавшиеся плыть на поиски Южного материка.

Начальником экспедиции был назначен командир «Востока» Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен. Эту фамилию носил русский моряк, за сорок лет своей жизни многое повидавший и испытавший. Еще мичманом плавал он во время первой русской кругосветной экспедиции и был правой рукой знаменитого Крузенштерна.

Шлюпом «Мирный» командовал Михаил Петрович Лазарев, заслуженный офицер, несмотря на молодость уже совершивший самостоятельное кругосветное плавание на бриге «Суворов».

Вместе с моряками отправился казанский профессор астрономии Иван Михайлович Симонов. Он не испугался трудностей экспедиции, которой было предписано: «…употребить всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколько можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли, и не оставить сего предприятия иначе, как при непреодолимых препятствиях».

Корабли обогнули Европу, пересекли Атлантический океан и после стоянки у берегов Бразилии пошли к югу, навстречу опасностям и приключениям.

Сначала моряков удивляли фонтаны, выпускаемые китами, птицы, разгуливавшие по плавающим островам из переплетенных между собою бурых водорослей, альбатросы, в мощном и неутомимом полете сопровождавшие корабли. Удивляло их и то, что декабрь считался в Южном полушарии самым теплым летним месяцем. Впрочем, теплым он был относительно: снег почти не таял.

Экспедиция открыла несколько скалистых островов. Им дали имена офицеров «Востока» и «Мирного», первыми заметивших землю в океане. Один из островов был окутан черными тучами густых и смрадных паров. Их извергал кратер вулкана. Его тепло согнало снег и лед с красных и желтоватых склонов.

Моряки убедились, что земли в Южном океане похожи на острова других морей. И неудивительно, что когда в январе 1820 года корабли подошли к странному ледяному барьеру, не схожему ни с обычными полярными льдами, ни со скалистыми уступами недавно открытых островов, начальник экспедиции не мог твердо решить: суша ли перед ним, закованная в ледяной панцырь, или пловучие льды невиданной величины и формы.

По материкам и океанам i_003.jpg
* * *

Мало кто на корабле «Восток» знал о том, что матрос первой статьи Егор Киселев вел дневник. В грамоте матрос был не очень искушен, но старательно записывал все самое главное.

«Месяца генваря 1820 года. …Премножество льдов, такие есть престрашные горы ледяные сажен по 30-ти сверх воды. И самые опасные места… И престрашные бывают штормы, и престрашный холод, и часто бывают шквалы со снегом».

Киселева не мучили сомнения по поводу природы гигантской ледяной стены, и он заносил в свой «памятник» более мелкие текущие события.

«Генваря 18-го. Наловили на ледяном острове руками птиц пеньдвин, штук до 70-ть и которых употребляли в пищу господа и служители, как вареное мясо».

С пингвинами Киселев познакомился еще на том острове, где дымил вулкан. Миллионы этих птиц облюбовали его склоны. Когда моряки сошли на берег, постоянные «жители» острова и не думали уступать им дорогу. Лишь удары палки заставляли посторониться забавных птиц, встречающихся только в Южном полушарии.

— Это птицы — не птицы, звери — не звери, на них перья — не перья, шерсть — не шерсть: вид у них птичий, но они не летают под облака, зато плавают скорее корабля, — смеясь, говорил о них профессор Симонов.

Крылья пингвина напоминали ласты. Они годились только для плавания, а не для полета. И покрыты они были перьями, больше похожими на чешую.

Пингвины показались сначала неподвижными, как пни, и матросы их так и окрестили: «пеньдвины». Но на самом деле это были очень подвижные и забавные существа.

Иногда они выныривали из воды около самых шлюпов и вскарабкивались на льдины. Сидели и ходили пингвины вертикально, как люди. Наглядевшись на корабли, они, точно по команде, поднимали крик и со странным звуком, напоминающим хрюканье, снова прыгали в воду. Тут они чувствовали себя как дома, плавая и ныряя за рыбами и рачками с поразительной быстротой и проворством.

Особенно занятными были самые крупные, так называемые «королевские пингвины». Разгуливая по льдине и выставив вперед брюшко, словно господа в черных фраках и белоснежных жилетах, они отрывисто и сердито кричали «кре-кре-кре» или молча отвешивали друг другу поклоны…

Ловля пингвинов вносила некоторое разнообразие в матросскую жизнь, расписанную до минуты уставом корабельной службы.

Вот ударили восемь утренних склянок — четыре часа утра. Унтер-офицеры поднимают оглушительный свист и кричат на весь корабль:

— Вторая вахта, наверх!

Не хочется покидать подвесную парусиновую койку, когда даже в кубрике так холодно, что на железных болтах нарастает за ночь слой льда. Но мешкать нельзя. Крепок боцманский кулак, ох, как крепок! И матросы спешат наверх.

Промозглая сырость охватывает их. Ну и погодка!

Снова надрываются дудки. Сверху, с мачт, по вантам, а то и просто скользя по снастям, спускается первая вахта.

— По ма-а-рсам!

Часть матросов второй вахты поднимается на мачты, часть начинает утреннюю уборку — скребет, скоблит, моет палубы, начищает медные части.

В восемь часов утра, с последним ударом склянок, под звуки барабана и флейты поднимается флаг.

Капитан отдает приказания об ученьях. Астроном и вахтенный офицер ходят по шканцам с секстантами в руках, определяя, где находится судно. С камбуза тянет дымом и запахом щей.

Вскоре свистки возвещают обед. В полдень — смена вахт. В шесть часов — ужин, потом свистками же вызывают наверх песенников и плясунов, а в восемь свободные от вахты матросы подвешивают свои выстывшие на холоде парусиновые койки и укладываются спать. Судовой флаг медленно сползает вниз.

И так день за днем. Одни сутки напоминают другие. Поэтому и охота и поездка на шлюпке за пресным льдом к ледяным горам — уже целое событие.

Беллинсгаузен сам ездил осматривать некоторые айсберги. Недавняя ледяная стена неотступно стояла перед его глазами. Он отчетливо помнил ее выступы, выемки… До чего же они походили на выступы и выемки ледяных островов! Как будто кто-то отломил от стены куски и пустил гулять по морю.

У ледяных гор своя жизнь. Вот процессия их движется из сумрачной дали. За каждой горой тянется хвост мелких обломков. Иной раз айсберги плывут против ветра: их подводная часть в несколько раз больше надводной, и глубинное течение, толкающее ее, оказывается сильнее ветра. Куда повернет этот строй ледяных гигантов? Никто не скажет этого, потому что нередко они движутся с разной скоростью и не в одном направлении.

Вахтенные офицеры мучительно прикидывают: успеет корабль проскочить перед какой-нибудь горой или лучше отвернуть? И куда отвернуть: «приводить», то-есть сделать так, чтобы ветер был менее попутным, или «уваляться» под ветер? А через минуту новый айсберг и старые вопросы.

В начале февраля экспедиция снова попыталась проникнуть на юг. Сквозь снежную муть трудно было разобрать, что впереди, и когда корабли подошли к какому-то препятствию, вахтенный офицер «Востока», уверенный, что перед ним большой айсберг, попытался обойти гору. Тщетно!