Изменить стиль страницы

– Не сердитесь, учитель, – промолвил Сунь У-кун. – Вы лучше посмотрите, что находится в горшке.

И вот, когда Сюань-цзан, поддерживаемый под руку Ша-сэном, приблизился к горшку, то вместо каши из ароматного риса обнаружил там ползающих червей, которые тащили свои хвосты, а вместо лапши увидел зеленых лягушек и жаб, которые ползали вокруг. Тут Сюань-цзан призадумался над словами Сунь У-куна и готов был уже поверить тому, что тот сказал. Однако подстрекательства Чжу Ба-цзе, который никак не мог успокоиться, оказали свое действие.

– Как можно было принять эту женщину за оборотня? – говорил Чжу Ба-цзе. – Ведь она из местных поселян и встретилась нам только потому, что несла мужу в поле обед. Посох нашего брата чересчур тяжел и стоило Сунь У-куну прикоснуться им к женщине, как она тут же отдала богу душу. Сунь У-кун ничуть не боится заклинания о сжатии обруча. Посредством волшебства он затуманил ваши глаза и совершил это превращение. Он делает все это для того, чтобы вы не читали своего заклинания.

Слова Чжу Ба-цзе оказались роковыми. Сюань-цзан поддался на подстрекательства Дурня и, щелкнув пальцами, стал читать заклинание.

– Ой, больно! – закричал Сунь У-кун. – Умоляю вас, остановитесь. Если хотите что-нибудь сказать мне, пожалуйста говорите.

– Какие тут еще могут быть разговоры, – возмутился Сюань-цзан. – Отрекшийся от мира должен совершать только добрые дела, читать молитвы и никогда не забывать о добродетели: «Подметая пол, надо стараться не причинить вреда даже муравью и жалеть мотылька, полетевшего на огонь». Как же ты смеешь на каждом шагу творить зло? Вот и сейчас ты ни за что, ни про что убил человека. Зачем же тебе идти за священными книгами? Возвращайся лучше обратно!

– Куда же вы меня посылаете, учитель? – спросил Сунь У-кун.

– Отныне я не желаю считать тебя своим учеником, – отвечал Сюань-цзан.

– Боюсь, что без меня вы никогда не доберетесь до Индии, – произнес Сунь У-кун.

– Моя судьба в руках неба, – смиренно отвечал Сюань-цзан. – Если мне суждено, чтобы какой-нибудь дух сварил и съел меня, – значит так и будет. Разве сможешь ты предотвратить мою смерть? Еще раз говорю тебе – иди обратно!

– Вернуться, конечно, можно, ничего хитрого в этом нет, – сказал Сунь У-кун. – Беда лишь в том, что я не успел отблагодарить вас за оказанную мне милость.

– О какой милости ты говоришь? – спросил Сюань-цзан.

Тогда Великий Мудрец встал перед Сюань-цзаном на ко – лени и, отбивая поклоны, промолвил:

– За то, что я учинил дебош в небесных чертогах, меня подвергли тягчайшему наказанию: наш святейший Будда заточил меня под гору Усиншань. Но, к счастью, бодисатва Гуань-инь постригла меня в монахи, и благодаря вам, учитель, я был освобожден из заточения. И теперь, если я не буду следовать с вами до Индии, значит, я «поступил неблагородно и не отплатил за оказанную мне милость» и меня, неблагодарного, будут поносить во веки веков.

У Танского монаха было доброе сердце. Видя искреннюю печаль Сунь У-куна, он изменил свое решение и сказал:

– Ну, если все это правда, то на сей раз я помилую тебя. Смотри только, больше не безобразничай. Иначе я буду читать заклинание не менее двадцати раз!

– Как вам будет угодно, – согласился Сунь У-кун. – Вы можете читать хоть тридцать раз, но людей я убивать не буду.

После этого Сунь У-кун помог монаху сесть на коня и поднес ему персики. Сюань-цзан съел несколько штук и немного утолил голод.

Однако вернемся к оборотню, которому удалось спасти свою жизнь и взлететь на небо. Вы уже знаете о том, что Сунь У-кун не убил волшебника, так как душа его успела покинуть телесную оболочку. И теперь, сидя на облаке, волшебник от злости скрежетал зубами.

– Вот уже несколько лет я слышу о необычайной силе Сунь У-куна, – кипя ненавистью, размышлял он, – и сегодня убедился, что не зря о нем такая слава идет. Танский монах не опознал во мне оборотня и совсем было собрался отведать моего угощения. Стоило ему только понюхать мое зелье, и он был бы у меня в руках. Так надо же было явиться этому Сунь У-куну и испортить все дело. Но мало этого. Он чуть было не прикончил меня. Выходит, я зря трудился. Нет, не могу я так просто отпустить этого монаха. Спущусь-ка я еще раз вниз и сыграю с ними еще одну штуку.

О, чудесный волшебник! Он опустился на склон горы, встряхнулся всем телом и мигом превратился в дряхлую старуху с палкой в руках, которая, плача, медленно пошла вперед.

– Учитель, беда, – испуганно вскрикнул Чжу Ба-цзе. – Эта старушка, несомненно, кого-то ищет.

– Кого же это она может искать? – спросил Сюань-цзан.

– Женщина, которую убил наш брат, конечно, прихо – дится ей дочерью. Вот она и ищет ее, – сказал Чжу Ба-цзе.

– Не болтай глупостей! – крикнул на него Сунь У-кун. – Той женщине было не больше восемнадцати лет, а старухе, пожалуй, все восемьдесят. Что же, по-твоему, она родила, когда ей было уже за шестьдесят? Нет, тут что-то нечисто. Погодите, я выясню, в чем дело.

И, зашагав вперед, Сунь У-кун подошел прямо к старухе:

На грудь старухи мнимой опускались,
Как две сосульки, две седые пряди;
Она едва плелась, трясясь, хромая,
С опаской боязливой в мутном взгляде.
Как чайный лист сухой – лицо в морщинах,
Беспомощное, все иссохло тело,
Вперед далеко выдвинулись скулы,
И нижняя губа ее висела.
Как с молодостью старости равняться!
Уж складки кожи на кошель похожи,
Который бережливою рукою,
Как лотоса листок, умело сложен.

Сунь У-кун тотчас же понял, что перед ним дух, и без дальнейших рассуждений взмахнул своим посохом. Однако дух, как и в первый раз, встряхнулся, душа его покинула телесную оболочку, а на дороге осталась лежать убитая старуха. Увидев это, Сюань-цзан сошел с коня и, распростершись у дороги, стал читать заклинание о сжатии обруча. Читал он его не мало, не много двадцать раз.

Посмотрели бы вы, что творилось с бедной головой Сунь У-куна! Она стала похожа на тыкву-горлянку. А он сам от нестерпимой боли катался по земле.

– Учитель, пощадите! – не выдержав, взмолился он. – Если вы хотите что-нибудь сказать мне, говорите, пожалуйста!

– Что-нибудь сказать, – повторил Сюань-цзан. – Когда монах следует добрым советам, он не попадает в ад. Ведь я как будто убедил тебя, почему же ты снова сотворил зло? Как можно убивать одного за другим ни в чем не повинных людей?

– Да ведь это волшебник, – сказал Сунь У-кун.

– Все это ерунда, – возмутился Сюань-цзан. – Что-то много волшебников у тебя развелось. Ты просто не стремишься к добру, и на уме у тебя одно зло. Сейчас же убирайся!

– Что же, – отвечал Сунь У-кун, – раз вы гоните меня, я могу уйти. Одно только меня беспокоит.

– Что же именно? – спросил Сюань-цзан.

– Учитель, – вмешался в разговор Чжу Ба-цзе, – он хочет поделить с вами вещи. Неудобно ведь возвращаться с пустыми руками после того, как он столько лет сопровождал вас. Дайте ему из своего узла что-нибудь старое – рубашку или шапку. От негодованья Сунь У-кун даже подскочил.

– Я тебя, скотина! – заорал он. – С тех пор как я стал монахом, мне чужды и зависть и корыстолюбие. Как же ты смеешь говорить о каких-то вещах!

– Почему же в таком случае ты не уходишь? – спросил Сюань-цзан.

– Что же, не стану обманывать вас, учитель, – сказал Сунь У-кун. – Пятьсот лет назад, когда я жил в пещере Водного занавеса, на горе Цветов и плодов и был в зените славы, я победил духов – повелителей семидесяти двух пещер, и мне подчинялись сорок семь тысяч духов. В те времена я носил корону из червонного золота, желтый кафтан с синим поясом и туфли для хождения по облакам. В руках у меня был посох желаний с золотыми обручами. В общем, я был, как говорится, настоящим человеком. Но когда я понял, что от преступления можно спастись через нирвану, дал монашеский обет и сделался вашим учеником, на голове моей очутился этот обруч. Возвращаться с ним в свои владения мне неудобно. И если вы, учитель, не хотите, чтобы я сопровождал вас, прочитайте, пожалуйста, заклинание об освобождении меня от этого обруча и наденьте его на кого-нибудь другого. Тогда я смогу спокойно возвратиться к себе домой, ведь часть пути я все же сопровождал вас. Так неужели в вас нет хоть капли жалости ко мне?