Изменить стиль страницы

– Про какого это Танского монаха ты речь ведешь, сын мой? – притворившись испуганным, спросил Сунь У-кун.

– А про того, который идет на Запад за священными книгами, – отвечал волшебник.

– Это учитель Сунь У-куна?

– Совершенно верно, – подтвердил волшебник.

– Лучше не серди его! – услышав это, замахал руками и затряс головой Сунь У-кун. – Да ты, конечно, еще не встречался с ним, сын мой! Эта обезьяна обладает огромной волшебной силой и знает тайну многих превращений. Когда-то она учинила буйство в небесных чертогах. Нефритовый император послал против нее стотысячное войско, расставил сети и силки на небе и земле и то не сумел покорить ее. Как же ты осмелишься после этого съесть Танского монаха, ее наставника? Лучше освободи этого монаха. Если только Сунь У-кун узнает, что ты съел его учителя, он даже драться с тобой не станет, а возьмет свой посох с золотыми обручами, проткнет твою гору и преспокойно унесет вас всех отсюда вместе с горой. Где же ты найдешь себе пристанище, сын мой, а я – опору на старости лет?

– Что ты говоришь, государь-отец? – изумился волшебник. – Превознося доблесть и отвагу моего противника, ты принижаешь достоинства своего собственного сына. У Танского монаха, кроме Сунь У-куна, есть еще два ученика. И вот, когда они вместе с учителем пришли к нам в горы, я применил один из волшебных способов и похитил их учителя. После этого Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе разыскали мою пещеру и стали говорить о каких-то родственных отношениях. Я не выдержал и вступил с ними в бой. Однако ничем особенным они себя не проявили. Когда же на помощь Сунь У-куну пришел Чжу Ба-цзе, я напустил на них вечный огонь Самади и заставил бежать с поля боя. Сунь У-кун был до смерти напуган и обратился даже за помощью к царям – драконам четырех морей. Те вызвали ливень, однако оказались не в силах загасить огонь Самади. Сунь У-кун так обжегся, что даже потерял сознание и, как только пришел в себя, тотчас же отправил Чжу Ба-цзе на Южное море к бодисатве Гуаньинь. Тогда я принял вид бодисатвы и заманил Чжу Ба-цзе к себе. Сейчас он сидит в Кожаном мешке исполнения желаний. Я и его собираюсь сварить и отдать своим подчиненным на закуску. Сунь У-кун сегодня снова приходил к моей пещере и шумел здесь; я приказал поймать его, но он до того растерялся, что бежал и даже утерял свой узел. Сейчас я пригласил вас, отец-государь, взглянуть на Танского монаха, а затем изжарить и съесть его. Отведав его мяса, мы обретем бессмертие.

– Мудрый сын мой, – отвечал на это Сунь У-кун. – Ты только и обладаешь, что огнем Самади, который помог тебе одержать верх над Сунь У-куном. А знаешь ли ты, что он обладает тайной семидесяти двух превращений?

– Пусть он превращается во что угодно, я все равно распознаю его, – сказал волшебник. – Да он даже не осмелится войти в мою пещеру.

– Сын мой, – произнес тогда Сунь У-кун. – Возможно, ты и узнаешь его. Но помни, что он может превратиться в какое-нибудь крошечное существо; конечно, не в волка или большую собаку, так как знает, что в таком случае ему не пробраться в твою пещеру.

– Все равно, – сказал волшебник, – у меня каждый вход в пещеру охраняют несколько стражников, как же он может проникнуть сюда?

– Ты и не подозреваешь, что он может стать мухой, комаром, блохой, пчелой, бабочкой или цикадой. Он даже может принять мой вид. Как же ты распознаешь его?

– Не беспокойся! – отвечал волшебник. – Будь у него даже железная печень и медное сердце, он и тогда не осмелится показаться здесь.

– Ну, раз ты так говоришь, – сказал Сунь У-кун, – значит, действительно обладаешь огромной силой и Сунь У-куну, конечно, не справиться с тобой. Однако есть мясо Танского монаха я не буду.

– Почему же? – удивился волшебник.

– Стар уж стал, – отвечал Сунь У-кун. – Кроме того, твоя мать уговаривала меня заняться добрыми делами. Вот я и решил дать обет поститься.

– Это что же, на всю жизнь или на один месяц? – спросил волшебник.

– Нет, – отвечал Сунь У-кун. – Я дал обет поститься в определенные дни месяца.

– Это в какие же дни? – спросил волшебник.

– Дни, в обозначение которых входит иероглиф син и шестое число каждого месяца, – сказал Сунь У-кун. – Сегодня как раз день под знаками син и ю[43], так что я должен соблюдать пост и, кроме того, не могу принимать гостей. Подождем до завтра, я сам вымою, вычищу и приготовлю его, тогда уж мы с тобой попируем.

«Мой отец всю жизнь питался человеческим мясом, – раздумывал волшебник, выслушав Сунь У-куна, – и прожил вот уже больше тысячи лет, с чего же это он вдруг начал поститься?… К тому же в свое время он совершил столько злодеяний, что несколькими днями поста их не загладишь. Что-то тут неладно!»

С этими мыслями он вышел из вторых ворот и подозвал к себе шестерых доблестных полководцев.

– Вы где встретили царя? – спросил он их.

– На полпути, – отвечали те.

– А я думаю: почему вы так быстро вернулись, – сказал волшебник. – Значит, дома у него вы не были?

– Не были, – отвечали духи.

– Плохи дела, – сказал волшебник. – Мы попались на удочку. Это не царь.

– Великий государь! – повалившись ему в ноги, воскликнули духи. – Что же вы своего отца не могли узнать?

– Да с виду он точно такой же, – отвечал волшебник, – а по разговору не похож. Вот поэтому я и думаю, что мы поддались обману. Смотрите, будьте начеку. Пусть каждый держит наготове свое оружие: мечи, пики, дубинки и веревки. Сейчас я еще немного поговорю с ним и послушаю, как он будет отвечать. Если это действительно мой отец, ему должно быть все равно, когда съесть Танского монаха, сегодня, завтра или через месяц. Если же он будет вести себя подозрительно, я подам вам сигнал: тогда все вместе принимайтесь за дело!

Духи поспешили исполнить приказ, а волшебник вернулся в пещеру и, подойдя к Сунь У-куну, склонился перед ним.

– Сын мой, – сказал Сунь У-кун. – К чему все эти церемонии? Если хочешь что-нибудь сказать мне, говори.

– Твой недостойный сын, – начал, распростершись ниц, волшебник, – пригласил тебя отведать мяса Танского монаха, а заодно спросить кое о чем. Позавчера я был свободен и, совершая прогулку на благовещем луче, попал на девятое небо. Там я неожиданно встретил великого патриарха учителя Чжан Дао-лина.[44]

– Небесного наставника – Чжан Дао-лина? – перебил его Сунь У-кун.

– Совершенно верно, – подтвердил волшебник.

– Ну, и что он говорил? – спросил Сунь У-кун.

– Когда он увидел, – продолжал волшебник, – как пропорционально я сложен, он спросил час, день, месяц и год моего рождения. А я забыл. Наставник, будучи искусным гадальщиком, хотел погадать для меня по пяти планетам. Вот я и решил спросить вас об этом. Может быть, я еще когда-нибудь его встречу и попрошу погадать.

«Вот дьявол! – подумал, улыбаясь про себя, сидевший на возвышении Сунь У-кун. – За то время, что я сопровождаю Танского монаха, я усмирил нескольких злых духов, но ни один из них не был таким коварным, как этот. Если бы он завел речь о каких-нибудь семейных дрязгах и мелких затруднениях, я бы нашел, что ответить. А то ведь спрашивает меня о времени своего рождения. Откуда я могу это знать?»

Однако Царь обезьян был удивительно находчив. Сохраняя свой величественный вид и ничем не выдав беспокойства, он с очаровательной улыбкой произнес:

– Встань, сын мой. Стар я стал, да и неприятностей у меня за последнее время немало, так что я время твоего рождения сейчас забыл. Обожди, вот завтра вернусь домой и спрошу у матери.

– Как же мог ты забыть, государь-отец, если ты сам говорил, что мое имя не сходит с твоих уст и еще говорил, что я буду вечен как небо! – воскликнул волшебник. – Это черт знает что! Тут какой-то обман!

И он громко хмыкнул. В тот же момент толпа духов с мечами и пиками в руках ринулась на Сунь У-куна и стала из – бивать его.

Тут Великий Мудрец выхватил свой посох и, отбиваясь, принял свой обычный вид.

вернуться

43

Син – восьмой из десяти циклических знаков «Небесные пни»; эти знаки в сочетании с двенадцатью циклическими знаками «Земных ветвей» образуют шестидесятилетний цикл исчисления времени.

Ю – десятый из двенадцати циклических знаков «Земные ветви».

вернуться

44

Чжан Дао-лин. Основатель и глава даосской религии. Имеет также посмертное имя Чжан тянь-ши, что в переводе значит: «Небесный наставник Чжан».