- Поезд, стой. Раздавишь с. с. Разве не видишь, что свои?! Поезд остановился.

И пока ошалевший машинист пришел в себя, Марков выхватил у кого-то ручную гранату и бросил ее в машину. Мгновенно изо всех вагонов открыли сильнейший огонь из ружей и пулеметов... Только с открытых орудийных площадок не успели дать ни одного выстрела". (См. Генерал А. И. Деникин: "Очерки Русской Смуты", том второй, стран. 308.).

Между тем добровольцы успели продвинуть к самому поезду орудие и своими последними снарядами разбили паровоз и блиндированные вагоны. Со всех сторон бросились на поезд Марковцы, и скоро все кончилось.

Добровольцы захватили более 400 артиллерийских снарядов и около 100 тысяч ружейных патронов.

Армия воспрянула духом и вырвалась из кольца большевиков.

Бои с большевиками становились реже. Не каждый день плясали на неб звонкие облачка, и не так часто взрывали землю гранаты. Ослабевала постоянная напряженность от ожидания, что завтра снова бой, и не так уж сосало под ложечкой.

До армии начали доходить слухи о восстаниях на Дону. Разъезд, посланный на разведку, подтвердил, что Дон всколыхнулся. Приехали с Дона и гонцы с просьбой забыть старое и придти на помощь.

Белый светоч во тьме разгорался... Быстрыми маршами Деникин повел армию на Дон.

В то же время к Ростову на соединение с добровольцами приближался тысячный отряд полковника Дроздовского. Своих добровольцев он привел с Румынского фронта.

Добровольцы с глубоким волнением встретили новых соратников.

"Старый вождь, генерал Алексеев, обнажил седую голову и отдал низкий поклон - "рыцарям духа, пришедшим издалека и влившим в нас новые силы"... (См. Генерал А. П. Деникин: "Очерки Русской Смуты", том третий, стран. 141.).

В конце апреля Деникин уже мог отправить своих раненых добровольцев в освобожденный Новочеркасск.

Ростовское купечество пожертвовало по подписному листу на две тысячи раненых 470 рублей.

Добровольцы, поступая в армию, давали обязательство пробыть в ней четыре месяца. В мае 1918 г. для большинства добровольцев этот срок истекал. Было большое искушение уехать за Дон в очищенную от большевиков Украину и там отдохнуть от ужасов гражданской войны, но уже на Ростовском вокзале висела огромными буквами торжествующая надпись на немецком языке - "Кавказ". Торжество немецкой каски ценою предательства большевиков. Предана родина, армия, союзники. И только за Доном, в далеких степях, у Деникина с его первопоходниками гонимый символ России - трехцветный национальный флаг...

Добровольческая армия не только сохранилась, в нее стекались новые бойцы и казацкие отряды. Численность армии возросла до 9-ти тысяч.

9-го июня 1918 г. Добровольческая армия выступила в свой 2-ой Кубанский поход. Против нее большевики сосредоточили полукругом около 100 тысяч штыков с огромными боевыми припасами из складов бывшего Кавказского фронта.

Опять бои и снова тяжелые потери. В одном из первых боев 12-го июня был убит генерал Марков.

Когда на его похоронах раздалась команда - слушай, на краул! - в первый раз полк так небрежно отдавал честь своему генералу: ружья валились из рук, штыки колыхались. Офицеры и казаки плакали (Генерал А. П. Деникин: "Очерки Русской Смуты", том третий, стран. 160.).

А для Деникина смерть генерала Маркова была такой же потерей, как для Корнилова смерть полковника Неженцева...

На место Маркова вр. командующим 1-ой дивизией Деникин назначил полковника Кутепова.

Свою армию генерал Деникин стал бросать, как литой снаряд из пушки, и поочередно разбивал большевицкие отряды.

А. П. с 1-ой дивизией был в боях под Великокняжеской, Тихорецкой и Кущевкой, описал весь полукруг - с востока на запад.

Под Тихорецкой большевики оказывали сильнейшее сопротивление, в конце концов они выкинули в своих окопах белые платки на штыках. А. П. со своим штабом подъехал к окопам, но большевики вероломно открыли огонь. Перебили несколько человек и ранили адъютанта А. П.

Через полтора месяца после выхода в свой 2-ой Кубанский поход добровольцы сломили упорство Красной армии и взяли Екатеринодар.

VI.

"Любите врагов своих... Боже

Но если любовь нежива?

Но если на вражеском ложе

Невесты моей голова?

Но если тишайшие были,

Расплавив в хмельное питье,

Они Твою землю растлили,

Грехом опоили ее?

Господь, успокой меня смертью,

Убей. Или благослови

Над этой запекшейся твердью

Ударить в набаты крови.

И гнев Твой, клокочуще-знойный,

На трупные души пролей!

Такие враги - недостойны

Ни нашей любви, ни Твоей."

Иван С а в и н.

Кончились походы по донским и кубанским степям. Добровольцы только за 1-ый поход в два с половиной месяца прошли тысячу верст. Из 80 дней - 44 дня вели бои. Во 2-м походе не меньше.

Непрерывные бои без отдыха, без смены. Oружие доставали с боя. Перевязочных средств не было. Раненые тряслись на повозках и в томлении ждали развязки каждого боя...

Легла на добровольцев и великая моральная тяжесть. За ними не стояла Верховная власть, которая взяла бы на себя всю ответственность за войну и войну не против внешнего врага, а войну междоусобную, где нравственная ответственность за проливаемую кровь несоизмеримо тяжелее. Эту тяжкую ответственность первопоходники взвалили на себя первые и в полном духовном одиночестве.

По истине, тернистый путь, прокладываемый мечом.

В гражданской войне - враг со всех сторон. Кто друг, кто недруг неизвестно. От родных отрезаны, и тыла нет. Нет и милости к побежденным. Воздух насыщен злобой и ненавистью...

Беспощадность и террор к офицерам были холодным расчетом Советской власти, а солдатская и матросская вольница видели в каждом офицере осколок старого режима, живое напоминание прошлой войны и молчаливый укор своей совести. Это надо было растоптать, уничтожить...

В Евпатории в трюме гидрокрейсера "Румыния" перевезли триста обреченных офицеров.

"Смертника вызывали к люку. Вызванный выходил наверх и должен был идти через всю палубу на лобное место мимо матросов, которые наперерыв стаскивали с несчастного одежду, сопровождая раздевание остротами, ругательствами и побоями. На лобном месте матросы опрокидывали приведенного на пол, связывали ноги, скручивали руки и медленно отрезывали уши, нос, губы, половой орган, отрубали руки... И только тогда истекавшего кровью, испускавшего от нечеловеческих страданий далеко разносившиеся, душу надрывающие крики русского офицера отдавали красные палачи волнам Черного моря"... (Генерал А. П. Деникин: "Очерки Русской Смуты", том третий, стран. 41.).

Некоторые офицеры спасались чудом.

Одна партия офицеров была перебита из пулемета и сброшена в яму, выкопанную самими обреченными. Расстрелянных кое-как забросали землей. Один офицер очнулся и имел силы выползти из ямы. Он дополз до первого домика. Там жили сострадательные люди. Они впустили офицера, обмыли и перевязали его раны, а потом Христом Богом попросили несчастного уйти, чтобы им самим не попасть под расстрел.

Другая партия офицеров была поставлена на расстрел по всему молу. В это время подошел пароход Добровольного флота и бросил свой трап. Палачи потребовали от капитана немедленно отплыть от мола. Когда подымали трап, за него ухватился стоящий рядом обреченный офицер, взлетел на воздух и упал в трюм.

Капитан не выдал офицера и спустил его на берег лишь в Батуме.

Офицеру иногда удавалось бежать по дороге на казнь под пулями вдогонку.

Быть на гране таинственной черты по произволу палачей и испытать смертные муки безо всякой вины - не может пройти бесследно для человеческой души. Такое дыхание смерти испепеляет всякое милосердие к врагам. В Добровольческой армии были офицеры, которые на своих винтовках отмечали зарубками количество собственноручно расстрелянных коммунистов.

Еще горше было видеть сыновей офицеров - тех юношей, на глазах у которых были истреблены их семьи с жестоким надругательством над матерями и сестрами. Юношей обожгло на всю жизнь.