– Да.

Адамберг повернулся к своему лейтенанту:

– А если это я, Ретанкур?

– Бежать, – ответила она, уклоняясь от ответа.

– Вдруг убил я, Ретанкур? – настаивал Адамберг, повысив голос.

– Если вы сомневаетесь, мы пропали – оба. Адамберг наклонился, чтобы лучше видеть ее в

темноте.

– Вы не сомневаетесь? – спросил он.

– Нет.

– Почему? Я вам не нравлюсь, все меня обвиняют. А вы не верите.

– Нет. Вы бы не убили.

– Почему?

Ретанкур поморщилась: она как будто размышляла над формулировкой.

– Скажем так – у вас нет в этом глубокой заинтересованности.

– Вы уверены?

– Настолько, насколько вообще можно быть в чем-то уверенной. Придется положиться на меня, или и правда сгорите. Вы не защищаетесь, а сами себя топите.

«В иле мертвого озера», – подумал Адамберг.

– Я ничего не помню про ту ночь, – повторил он, как робот. – У меня лицо и руки были в крови.

– Знаю. У них есть показания охранника.

– Может, это была не моя кровь.

– Сами видите – вы тонете. Соглашайтесь. Яд просачивается в ваше сознание, вы поддаетесь.

– Возможно, эта мысль уже жила во мне – с той минуты, как я возродил Трезубца, – и взорвалась, стоило мне увидеть вилы.

– Вы закапываете себя в его могилу, – настаивала Ретанкур. – Добровольно кладете голову на гильотину.

– Понимаю.

– Комиссар, соображайте пошустрее. На кого вы делаете ставку? На себя? Или на меня?

– На вас. – Адамберг ответил не задумываясь.

– Значит, бежим.

– Ничего не выйдет. Они не дураки.

– Мы тоже.

– Они у нас на хвосте.

– Не может быть и речи о том, чтобы бежать из Детройта. Сведения об ордере уже передали в штат Мичиган. Во вторник утром мы, как и собирались, вернемся в гостиницу «Бребеф».

– И уйдем через подвал? Как только они поймут, что я не появился в назначенное время, устроят шмон. Перевернут мой номер и все здание. Обнаружат отсутствие машины, заблокируют аэропорты. Я не успею не то что улететь, но даже покинуть гостиницу. Меня сожрут, как этого Бребефа.

– Не они будут нас преследовать, комиссар, мы сами поведем их, куда захотим, как бычка на веревочке.

– Куда?

– В мой номер.

– Он ведь не больше моего. Где вы собираетесь меня спрятать? Под крышей? Они и туда поднимутся.

– Разумеется.

– Под кроватью? В стенном шкафу? На шкафу? Адамберг с отчаянием пожал плечами.

– На себе.

Комиссар поднял глаза на лейтенанта.

– Сожалею, но другого выхода нет, – сказала она. – Это займет не больше двух-трех минут. Другого выхода нет.

– Ретанкур, я ведь не шпилька. Во что вы собираетесь меня превратить?

– Превращаться буду я. В столб.

Ретанкур остановилась на два часа, чтобы поспать, и они приехали в Детройт в семь утра. Город выглядел мрачно и был похож на старую разорившуюся герцогиню в обносках. Грязь и нищета пришли на смену былой роскоши.

– Вот этот дом, – сказал Адамберг, сверяясь с планом.

Он взглянул на высокое здание, темное, но в приличном состоянии, с пристроенным к нему кафе, как смотрят на исторические памятники. Таковым оно, по сути дела, и являлось, поскольку за его стенами двигался, спал и жил Рафаэль.

– Полицейские припарковались в двадцати метрах позади нас, – заметила Ретанкур. – Умники. Что они себе воображают? Думают, мы не знаем, что они едут за нами от Гатино?

Адамберг сидел, наклонившись вперед, скрестив руки на животе.

– Идите один, комиссар. Я пока перехвачу что-нибудь в кафе.

– Я не могу, – тихо произнес Адамберг. – Да и зачем? Я ведь теперь тоже в бегах.

– Вот именно. Он больше не будет один, и вы тоже. Давайте, комиссар.

– Вы не понимаете, Ретанкур. Я не могу. У меня ноги похолодели и задеревенели, меня как будто приковали к земле двумя чугунными гирями.

– Можно? – спросила лейтенант и прикоснулась четырьмя пальцами к спине между лопатками.

Адамберг кивнул. Через десять минут ему показалось, что по ногам потекло теплое масло, возвращая им способность двигаться.

– Вы это самое проделали с Дангларом в самолете?

– Нет, не совсем. Данглар просто боялся умереть.

– А я?

– А вы боитесь жить.

Адамберг покачал головой и вышел из машины. Ретанкур была уже в дверях кафе, когда он остановил ее.

– Он там. За тем столом. Я уверен. Лейтенант бросила взгляд на сидевшего к ним спиной человека. Адамберг сильно сжал ей руку.

– Идите один, – сказала она. – Я вернусь в машину. Позовите, когда решите, что я могу к вам присоединиться. Я хочу его увидеть.

– Рафаэля?

– Да, Рафаэля.

Адамберг толкнул стеклянную дверь. Он подошел к брату и положил руки ему на плечи. Тот не испугался, не вздрогнул, глядя на эти загорелые ладони.

– Ты нашел меня? – спросил он, не двигаясь.

– Да.

– Ты правильно поступил.

Сидя в машине на другой стороне узкой улочки, Ретанкур увидела, как Рафаэль встал и братья обнялись. Она вынула из сумки маленький бинокль и сфокусировала его на лице Рафаэля Адамберга, прижавшегося лбом ко лбу брата. Та же фигура, то же лицо. Оба были хороши, но красота Адамберга выныривала из неправильных черт лица, как чудо, а красота его брата была чеканной, как на медали. Они напоминали близнецов, только один был зачат в хаосе, а другой – в гармонии. Ретанкур перевела взгляд на Адамберга и тут же резко опустила бинокль, почувствовав, что осмелилась зайти слишком далеко, ей вдруг показалось, что она ворует чужие чувства.

Они сели, не в силах разомкнуть рук, Ретанкур вздрогнула, убрала бинокль и закрыла глаза.

Через три часа Адамберг постучал в стекло машины. Рафаэль накормил их и устроил на диване с кофе. Ретанкур заметила, что братья стараются не отходить друг от друга дальше, чем на полметра.

– Жана-Батиста осудят? Вы уверены? – спросил Рафаэль.

– Уверена, – подтвердила Ретанкур. – Он должен бежать.

– Бежать, имея на хвосте десяток полицейских, – добавил Адамберг.

– И тем не менее это возможно, – сказала Ретанкур.

– Что вы предлагаете, Виолетта? – спросил Рафаэль.

Рафаэль заявил, что он не полицейский и не военный и не станет обращаться к Ретанкур по фамилии.

– Сегодня вечером мы возвращаемся в Гатино, – объяснила она. – Часов в семь утра войдем в гостиницу «Бребеф», спокойно, у них на глазах. Вы, Рафаэль, выедете через три с половиной часа после нас. Это возможно?

Рафаэль кивнул.

– Приедете в гостиницу где-то в десять тридцать. Кого увидят полицейские? Клиента, до которого им нет дела, они ищут не его. В это время много постояльцев приезжает и уезжает. Двое копов, которые следят за нами сегодня, завтра сменятся. Никто из тех, кто заступит завтра, вас не опознает. Вы снимете номер под своей фамилией.

– Договорились.

– У вас есть костюмы? Деловые костюмы, которые носят с рубашкой и галстуком?

– У меня их три. Два серых и синий.

– Прекрасно. Приезжайте в одном, другой берите с собой. Два пальто и два галстука.

– Ретанкур, вы не впутаете моего брата в неприятности? – прервал ее Адамберг.

– Его – нет. Полицейских из Гатино – да. Вы, комиссар, как только мы приедем, устроите бардак в номере, как будто сбежали второпях. От ваших вещей мы избавимся. Очень удачно, что у вас их мало.

– Разрежем все на лоскутки и съедим?

– Выбросим в металлический бак с крышкой, он стоит на этаже.

– Выбрасываем все? Тряпки, книги, бритву?

– Все, в том числе табельное оружие. Расстаемся с вещами и спасаем вашу шкуру. Сохраните себе только бумажник и ключи.

– Сумка в бак не влезет.

– Оставим ее в стенном шкафу в моем номере, пустую, пусть думают, что она моя. У женщин всегда много барахла.

– Я могу сохранить часы?

– Да.

Братья не сводили с нее глаз, один смотрел рассеянно, глаза другого блестели. Рафаэль Адамберг был наделен той же мягкой грацией, что и брат, но двигался энергичнее и реагировал быстрее.