Конечно, если он прав. Он подумал о Вивальди, который через века посылал ему сигнал опасности. Хороший человек этот Вивальди, отличный мужик в исполнении великолепного квинтета. Машина не зря привезла его сюда. Он украл час жизни Камиллы и получил драгоценное предупреждение. Раз уж он слышит мертвецов, расслышит и шепот Антонио Вивальди, он уверен – этот сочинитель достоин общения. Человек, пишущий такую музыку, плохого не посоветует.

Только в самом конце концерта Адамберг заметил Данглара: тот не сводил глаз со своей протеже. Присутствие заместителя лишило комиссара всякого удовольствия. Да куда он лезет? По какому праву вмешивается в его жизнь? Он знает расписание всех концертов и вот теперь сидит тут – добрый, верный, безупречный Данглар. Черт, но Камилла не принадлежит ему! Чего добивается Капитан, подобравшись так близко? Хочет войти в ее жизнь? Адамберга захлестнула слепая ярость. Седеющий благодетель, протырившийся в дверь, которую оставила приоткрытой печаль Камиллы.

Адамберга поразила скорость, с которой исчез Данглар. Капитан обогнул церковь и ждал выхода музыкантов. Наверное, хотел засвидетельствовать восхищение. Однако этим дело не ограничилось – Данглар погрузил инструмент в машину и сел за руль, увозя Камиллу. Адамберг поехал следом, твердо решив выяснить, как далеко простирается тайная предупредительность его заместителя. Через десять минут капитан остановился и, выйдя, открыл дверцу Камилле, которая протянула ему завернутый в одеяльце сверток. Одеяльце вкупе с криком мгновенно прояснило ситуацию.

Ребенок, малыш. Судя по размерам кулька и голосу – крохотный, месячный младенец. Окаменевший Адамберг смотрел, как за парой закрылась дверь. Данглар, гнусный мерзавец, бесчестный вор.

Но «вор» тут же вышел, дружески помахав Камилле, и прыгнул в такси.

«Боже мой, ребенок», – повторял про себя Адамберг, возвращаясь в Халл. Теперь, когда он понял, что Данглар не обольститель, а все тот же преданный друг – что ничуть не умаляло злобы на него, – Адамберг вернулся мыслями к девушке. Как это Камилла спроворила ребенка? Ясно, что не без помощи наглого самца! Ребенку месяц, подсчитал он. Плюс девять, получается десять. Итак, ровно через десять недель после его ухода Камилла нашла ему замену. Адамберг нажал на педаль акселератора, охваченный жгучим желанием обогнать проклятые тачки, терпеливо следующие друг за другом на скорости 90 километров в час. Ребенок родился, и Данглар с самого начала все знал, но не сказал ему ни слова. Адамберг понимал, что заместитель щадил его чувства: даже сейчас он едва не рехнулся. Но почему? На что он надеялся? Что Камилла будет тысячу лет оплакивать потерянную любовь? Превратится в статую, которую он сможет по своему желанию оживлять? Как в сказках, добавил бы Трабельман. Вселенная Камиллы пошатнулась, но она выжила и просто встретила какого-то парня. Такова суровая правда жизни.

Нет, подумал он, ложась на кровать. Нет, он не понимал, что теряет Камиллу, когда терял ее. Простая логика, но от нее ему не легче. Теперь проклятый новоявленный папаша вышвырнул его со сцены. Даже Данглар предпочел играть на другой стороне. Он легко представил, как капитан приходит в роддом, чтобы пожать руку его сменщику. Человеку, которому можно доверять, на которого можно положиться – в отличие от него самого! Безупречному, прямому парню, бизнесмену с лабрадором, с двумя лабрадорами, в новых ботинках с новенькими шнурками.

Адамберг яростно возненавидел его. Сегодня вечером он был способен прибить и этого типа, и его собак. Он, полицейский, бык, хряк, – просто взял и убил бы. Ударом вил, почему нет.

Адамберг проснулся поздно и решил не бросать вызов вожаку канадских гусей и не ехать на озера, а сразу пойти на тропу. В воскресенье девушка не работала, и он рассчитывал найти ее у камня Шамплена. Там она и оказалась: курила, двусмысленно улыбаясь, готовая немедленно последовать за ним. Страстность спутницы отчасти утешила Адамберга после испытанного накануне раздражения. Когда около шести он собрался выпроводить ее, это оказалось непросто. Она сидела голая на кровати и не хотела ничего слушать, твердо решив провести ночь у него. Об этом не может быть и речи, мягко объяснил Адамберг, одевая ее, сейчас вернутся его коллеги. Он «вдел» ее в куртку и за руку довел до двери.

Стоило Ноэлле уйти, и он, сразу забыв о ней, позвонил в Париж Мордану. Майор был «совой», и комиссар не рисковал разбудить его, несмотря на позднее время. Бюрократическая четкость уживалась в нем со старомодной страстью к аккордеону и народным песням – он только что вернулся с какого-то фольклорного вечера и казался очень веселым.

– Честно говоря, Мордан, – сказал Адамберг, – новостей особых нет. Все идет нормально, команда работает.

– Как коллеги? – счел нужным поинтересоваться майор.

– Нормально, как тут все говорят. Милые люди, и компетентные.

– Вечера у вас свободны или комендантский час с десяти вечера?

– Свободны, но вы ничего не потеряли. Халл-Гатино – это вам не кабаре и не ярмарка. Как говорит Жинетта, здесь все чуточку плосковато.

– Но окрестности красивые?

– Очень. В конторе все в порядке?

– Никаких проблем. Зачем вы звоните, комиссар?

– Мне нужен экземпляр «Эльзасских новостей» за десятое октября. Подойдет любая другая местная или региональная газета.

– На какой предмет?

– На предмет убийства, совершенного в Шильтигеме вечером в субботу четвертого октября. Жертва – Элизабет Винд. Следствие ведет майор Трабельман. Подозреваемый – Бернар Ветийе. Я ищу статью или заметку, в которой упоминается приезд комиссара из Парижа и выдвигается версия о серийном убийце. Что-то в этом духе. Пятница, десятое.

– Полагаю, комиссар из Парижа – это вы?

– Так точно.

– Для отдела все держим в тайне или можно обсудить это в Зале сплетен?

– Полная тайна, Мордан. От этого дела у меня одни неприятности.

– Задание срочное?

– Первостепенное. Свяжитесь со мной, как только что-нибудь найдете.

– А если я ничего не найду?

– В этом случае тоже обязательно позвоните.

– Секунду, – перебил Мордан, – вам не трудно будет посылать по электронной почте сообщения о том, как прошел день? Брезийон захочет получить подробный отчет о командировке, и я смогу заняться этим уже сейчас.

– Спасибо за помощь, Мордан.

Отчет. Он напрочь о нем забыл. Адамберг заставил себя подробно описать взятие образцов, пока в памяти была свежа работа Жюля и Линды Сен-Круа. Хорошо, что он взялся за это сейчас: появление Фюльжанса, новоиспеченного отца и Ноэллы почти заставили его забыть о поте и моче. Он был рад, что завтра вместо жесткого весельчака Лалиберте его напарником станет Добряк Санкартье.

Поздно вечером на стоянку въехала машина. Адамберг вышел на балкон и увидел монреальскую группу во главе с засыпанным снегом Дангларом.

Поразительно, подумал Адамберг, как за три дня перестаешь удивляться и начинаешь воспринимать все новое как привычную рутину. Он припарковал машину перед зданием ККЖ, в нескольких метрах от хлопотливой белки, охранявшей вход. Ощущение новизны исчезло, каждый облюбовал себе норку и притерся к ней, как притирается зад к сиденью стула. В понедельник все заняли уже насиженные места в зале, чтобы выслушать инструкции суперинтенданта. После работы «на земле» – лаборатория. Достать образцы, разложить образцы в девяносто шесть ячеек для обработки. Адамберг вяло записывал указания для ежедневного отчета Мордану.

Адамберг предоставил Фернану Санкартье заниматься машинерией. Они стояли, облокотясь на белые поручни, и следили за процессом. Уже два дня Адамберг плохо спал, и монотонное движение десятков пуансонов усыпляло его.

– Заснуть можно, правда? Хочешь, схожу за кофе?

– Двойной, с кофеином, Санкартье, очень крепкий.

Сержант вернулся, осторожно неся стаканчики.

– Не обожгись. – Он протянул кофе Адамбергу. Они снова прислонились к ограждению.