- Да ты понимаешь, что уже шестой час?

- Минуточку... - И вдруг исчезает. Она не видит его до самого обеда. И опять укоряет его, а он опять рассеянно глядит куда-то мимо нее. - Прости, Верти, неисправимый я старикашка. Но ничего не поделаешь, это все для тебя.

Табита бросает на него подозрительный взгляд. Ей вдруг показалось, что этот вежливый человечек ведет с ней какую-то вежливую игру. И она вскипает: - По-моему, Джеймс, ты это делаешь нарочно.

- Все для тебя, дорогая, все для тебя, Верти. - Секунду он смотрит ей прямо в глаза своими выцветшими глазами, но выражение их ей непонятно. Все для тебя. Верти... Ох, совсем забыл! - и срывается к телефону. Обед задерживается еще на полчаса.

Табита злится, но понимает, что была наивна. "Он очень упрямый, и глупо было бы ждать другого от человека, который, начав с нуля, сумел нажить такое огромное состояние".

И когда Голлан наконец появляется и опять без конца просит прощенья, она поглядывает на него не только раздраженно, но и уважительно. Она думает: "Да, я сглупила. У него же очень сильная воля; он просто меня проучил".

И неожиданно эта мысль приносит ей облегчение. Словно она нашла опору в жизни. Словно эта чужая воля сулит ей непривычный отдых. Впервые она чувствует, что она здесь "своя". Этого ощущения она не испытывала с самого детства.

56

Но, убедившись в упорстве Голлана, в его неукротимой воле, она тем более волнуется перед его первой встречей с пасынком. В июне, когда Джона должны в середине триместра отпустить на три дня домой, она велит ему приехать в Хэкстро. Авось за три дня он не успеет произвести слишком плохое впечатление.

На станции, куда она приехала встречать его в своем новом автомобиле, она нервничает. "Хорошо еще, что он перестал увлекаться боксом. Только бы он вел себя получше, чем у Гарри!"

Подходит поезд. Джон, соскочив на перрон, бросается к матери и тащит ее за руку к выходу. - Не копайся, мам, пошли скорее. А лошадь у меня будет? А комната для гимнастики? Помнишь Гроува у нас в школе? У него есть комната для гимнастики, прямо дома.

Табита еще никогда не видела его таким оживленным. Прошлогодний тихий бандит словно ртутью налился.

- Только ничего не выпрашивай, Джонни, хорошо?

Он вспыхивает и, глядя на нее зверем, кричит: - Ну что ты болтаешь глупости!

А в автомобиле, забившись в угол и весь съежившись, прижимается щекой к краю окна и молчит.

- Такой большой мальчик, а дуешься, как маленький! - негодует Табита. Как не стыдно!

Джонни дергает плечом, тем выражая безмерное презрение.

Табита думает: "Ну конечно, он будет вести себя ужасно, просто назло, из духа противоречия". И одновременно любуется кожей сына, на диво свежей и гладкой, смотрит на длинные ресницы, сквозь которые он угрюмо следит за пролетающими мимо живыми изгородями, на его волосы и надутые губы. И эта красота причиняет ей не только наслаждение, но и жгучую боль. Вся ее душа возмущается против горькой участи, которая уготована этой красоте и невинности.

- Если будешь дерзить сэру Джеймсу, я тебе никогда не прощу.

- Да отстань ты от меня ради бога!

Но вот они въехали в парк, и злость его как рукой сняло. Выпрямившись, он смотрит в окно и, завидев впереди квадратный дом из красного кирпича с каменными трубами, дом времен королевы Анны, словно вынутый из коробки, в которой хранит свои игрушки великан, кричит: - Места здесь уйма! И для гимнастики найдется!

Резко повернувшись, он прижимается к матери. - Мамочка, милая, а он какой, очень старый? Не такой скупой, как дядя Гарри? Чего мне хочется, так это какую-нибудь машину.

- Не ори, Джонни, и постарайся не очень теребить отчима. Домни, здоровье у него неважное, и он не привык, чтобы его теребили маленькие мальчики.

Взгляд у Джонни пустой, он ничего не понял. Вот и приехали. Он бросается в дом и обследует его без провожатых. В конце концов он сам находит Табиту и рассказывает ей, какая у нее интересная ванная комната, какие огромные зеркала. Он сообщает ей, что электричество вырабатывает динамо, оно стоит в отдельном домике, а в гараже - три автомобиля, и еще есть верстак со всякими инструментами, и еще - ремонтная яма.

Повиснув у нее на руке, он тянет ее куда-то через задний холл, выходящий в сад, и тут появляется Голлан, завершивший ежеутренний осмотр розария. На нем садовая шляпа - из соломки, но фасоном как тирольская фетровая.

Джонни громко спрашивает мать: - Это он и есть? Да он совсем старый.

- Тише, Джонни, разве можно?

Но Голлан, наделенный чрезвычайно тонким слухом, круто оборачивается. Что такое? Кто это старый? А-а, Джонни, я как раз шел тебя встречать. Ты, говорят, знаменитый боксер? Ну как твой нос? Давай-ка побоксируем. Смешно согнувшись в пояснице, он прыгает вокруг мальчика, выбрасывая вперед кулаки и креня голову с боку на бок. Возможно, ему хочется показать, какой он еще молодой.

Мальчик глядит на него сверху вниз. Он явно решил, что этот чудной старик к тому же и старый дурак. Табита, чтобы прервать неловкую сцену, спрашивает Голлана, когда будут готовы новые электрические лампы. Но Голлан, точно не слыша, кричит: - Работаю в обеих стойках, Джонни, как Мендоза. - А потом вытаскивает портсигар. - Закурим?

Джонни озадачен. - Я не курю.

И Табита протестует: - Джеймс! Ему же только тринадцатый год!

- Я в его возрасте курил, и никакого вреда мне от этого не было. Ну, Джонни, куда пойдем? Мой новый двигатель видел? Ты ведь по части двигателей все понимаешь? Пойдем-ка, объясни мне, что у него там не ладится.

Джон медленно качает головой, глядит на Голлана подозрительно. Он понимает, что ему предлагают взятку, новую игрушку.

- С этими двигателями вечная история, - говорит Голлан, - жиклеры засоряются.

С минуту на лице Джона отражается борьба между подозрительностью и любопытством. Он еще слишком мал, чтобы долго помнить о самоуважении. - А жиклеры, это что?

- Жиклеры, если хочешь знать, это наказание божие. Пойдем-ка глянем, что там стряслось. Велим механику разобрать его на части.

Мужчины вдвоем удаляются, до Табиты еще доносится голос Джона, он сообщает, что у него тоже есть машина - модель паровоза. И Голлан что-то отвечает на такой же высокой пронзительной ноте.