- Подкинь.

Гена подкинул. Шалевич поймал.

- Выше подкинь!

Гена подкинул стакан выше.

Шалевич поймал. Буфетчица Стеша Ивановна высунулась из-за прилавка, сказала:

- Посудой балуетесь? Кидальщики! Чистые скатерти постланы!

Шалевич взял у Юры стакан с чаем и поставил себе на лоб. Начал приседать с полным стаканом. А потом на стакан положил блюдце и начал приседать со стаканом и блюдцем.

В буфете все смотрели на Шалевича. Младшие затаили дыхание от восторга. Стеша Ивановна боялась крикнуть.

В этот момент появился Лось. Снял у растерявшегося Шалевича со лба блюдце и стакан.

- Твой чай?

- Его, - показал Шалевич на Юру.

- Лекомцев. Так-так...

- А что я? - разозлился Юра.

- Кто поставил на него чай?

- Я сам на себя поставил, - сказал Шалевич.

- Он же ничего не разбил, - вступился за Шалевича Витя.

Лось подошел со стаканом чая к Стеше Ивановне.

- Этот чай я арестовал.

- Что?

- Пускай стоит у вас как доказательство.

Стеша Ивановна опять ничего не поняла:

- Он же остынет.

- Это не имеет никакого значения. - И Лось вышел из буфета.

- ОВП, - сказал Витя. - Отсутствие Всякого Присутствия.

5

Лена еще немного постояла, когда Юра бросил трубку. Надела шапочку, пальто и ушла из дому.

Был светлый зимний день. Падал снег, очень легкий и сухой. Около киосков "Союзпечати" люди разворачивали, смотрели газеты, которые только что купили. Снег падал к ним в газеты. Люди их складывали, прятали в карман и уносили снег с собой в газетах. Снег падал на желтые стеклянные стрелки "Переход" и вспыхивал вместе с надписью желтым светом. Проникал во фруктовые киоски и лежал на яблоках и апельсинах. Наполнил большие раковины фонтанов.

Лена шла по городу. В городе никогда не бывает скучно. И даже грустно не бывает, если перед этим и было здорово грустно.

Поссорилась с Юрой! Да. Он поссорился. Юра странный теперь.

Мальчишки странные в девятых классах: перестают быть ребятами, но и взрослыми им никак еще не удается стать.

Девочки гораздо лучше во всем разбираются, но помалкивают, не философствуют. Не говорят красиво.

Лена отыскала в кармане пальто двухкопеечную монету, вошла в будку телефона-автомата. Набрала Юрин номер.

Трубку сняла Таисия Андреевна.

- Вас слушают.

Лена растерялась: она надеялась, что подойдет Юра. Надеялась, и все. Необъяснимо даже почему. А тут - мама... Да еще такая мама, как Таисия Андреевна.

- Здравствуйте, - сказала поспешно Лена. - Можно Юру?

- А кто со мной говорит?

- Лена Ефремова.

- Здравствуй, Лена. - Голос Таисии Андреевны прозвучал вполне лояльно. Это Витя так бы сказал: "лояльно".

- Юры нет. Он ушел.

- Да. Я знаю, - вдруг сказала Лена. - Он должен был уйти.

Она подумала о театре. Значит, Юра будет ждать ее там. Но Таисия Андреевна словно почувствовала, о чем подумала Лена, и сказала:

- Он ушел на каток.

И Лене стало больно. Зачем позвонила? Не надо было этого делать. Таисия Андреевна знает, что они собирались в театр и что эта пьеса им нравится. Вот почему и ответила про каток с какой-то, ну, совсем незаметной, но все-таки радостью. Девочки в девятых классах понимают взрослых уже совсем по-взрослому.

Таисия Андреевна спросила:

- А разве ты не собиралась с ними на каток?

С ними? Юра пошел с кем-то. И спросила так Таисия Андреевна нарочно; она понимает: если Лена звонит и спрашивает Юру, значит, она не на катке.

- Нет. Я собиралась в театр. - Лену уже душили слезы. - До свидания. Я пойду.

- До свидания.

Таисия Андреевна обидела незаслуженно, несправедливо и как-то незаметно вроде бы. Но для Лены это было заметно.

Лена все еще стояла в будке автомата. Лене хотелось, чтобы прошли слезы, затихли.

И вдруг она позавидовала Майке Скурихиной. Майка хорошо одевается: платки "мохер", пуловеры, сапоги "аляска".

Была бы у нее возможность одеваться! Вот бы прийти к Таисии Андреевне в какой-нибудь отчаянно модной шубке. "Юры нет дома? Ушел на каток? Разрешите, я его подожду!.."

Таисия Андреевна смотрит, удивленная, на ее шубку. Шубки модные называются вроде "бибифок". Так вот, чтобы была эта шубка "бибифок". Как бы заговорила Таисия Андреевна!.. Да, Таисия Андреевна, у меня есть возможность одеваться и быть красивой.

Лена вышла из автомата. Почему-то было обидно уже не только за себя, а и за маму. Она прожила жизнь тоже без всяких этих возможностей.

Мама работала кассиршей в кинотеатре "Уран". Лена была еще маленькой и гордилась, что ее мама занимает такой ответственный пост, - около кассы вечно толпился народ. Лена никогда не могла пробиться к маме из-за толпы, и это ее не огорчало, а даже радовало. Вечером мама приходила домой уже тогда, когда Лена спала. И это тоже Лену не огорчало. Но теперь она понимает, что так и не успела разглядеть как следует свою мать, которая, кажется, всегда ходила в светлом платье и в таком же светлом пальто. Была, очевидно, нерешительной, безвольной, робкой. И мучилась от этого. Потому и Лена нерешительная, безвольная, робкая. И мучается от этого. А Лена уверена, что она характером в мать. И ей будет нелегко, как было, конечно, нелегко и матери. Лена так думает. Ей хочется думать о матери, как о себе. Так ей легче оправдывать свой характер, поступки, чаще всего не доведенные до конца и поэтому не очень похожие на поступки.

Кто-то схватил Лену за руку. Инна, внучка бабушки Фроси из квартиры Григория Петровича, Юриного отца.

- Ты куда?

- Гуляю.

- Пошли к нам.

Лена согласилась.

Инна была оживленной, веселой. В плетеной сумке несла апельсины. Те самые, присыпанные снегом.

- Чего давно не приходили? - Это она имела в виду не только Лену и Юру, а всех остальных ребят. Они часто приходили в комнату к Григорию Петровичу: то редколлегия стенгазеты, то готовились к контрольной работе, то обсудить план лыжного похода, то просто так, отогреться, попить чаю.

- Много задают уроков, - неопределенно ответила Лена.

- А у меня была курсовая работа. - Инна училась в технологическом институте. - Просидела неделю не разгибаясь. Ночью линейный ускоритель снился.

- Конкретное мышление, - улыбнулась Лена. - Библиотека снов.

Инна продолжала рассказывать о курсовой работе, которую она сдала самому профессору Зайцеву, а сам профессор Зайцев во время лекции сказал на всю аудиторию, что студентка Корнилова блестяще доказала чувствительность радиоактивационного анализа.

- Да ты не слушаешь?

- Извини.

- В школе чего-нибудь?

- И в школе.

- Грустить вредно - морщинки от этого.

- И улыбаться вредно - тоже морщинки.

- Придем домой - апельсинами угощу. Стипендия... Долги отдали...

- Возможности... Инна, ты не знаешь, что такое "бибифок"?

- Шубы из детенышей нерпы.

- Из детенышей?

- Да. Как будто.

- А правда, что айсберги рождаются в полнолуние? Откалываются и плывут. - Лена говорила, лишь бы о чем-то говорить.

6

Юра подошел к Лене:

- Ты... того... прости, а?

Лена ничего не ответила. Не из-за упрямства. Было приятно услышать от Юры эти слова. Она смотрела на него: наконец перед ней Юра такой, каким она его знала. С каким дружила.

Юра помолчал, а потом еще сказал:

- Леша!..

Глупый, глупый Юра. Она простила его сразу, как только он подошел.

Лена догадалась, почему Тыбик вертелся сегодня около нее: вел подготовку, как она - не сердится на друга? Можно подойти к ней?

Конечно, можно. Всегда можно. Ох эти неотмоделированные мальчишки в девятых классах!..

- Леша, - повторил Юра, но тут зазвенел звонок к началу урока.

- Никогда не бросай трубку. Ладно? - просто сказала Лена.

- Не буду. Я потом звонил. И вечером... тебя не было.

- Я ходила к Инне.

- А в театр?