Евгений Лотош
Делай что должно
Зелено-голубая планета неторопливо, как ей и положено, вращалась вокруг своей оси. На восточном материке солнце уже заходило за горизонт, и лиственные леса в долинах покрылись предвечерними сумерками. Удлинившиеся тени мягко покрывали изумрудную траву заливных лугов, поверхность рек покрылась мгновенными всплесками - в них играла рыба, охотившаяся на вылетевших в этот день шестикрылых бабочек-однодневок. Зайцы, пугливо озираясь по сторонам, спешили добраться до своих тайных логовищ, пока тьма, населенная страшными чудовищами - волками и совами - не накрыла их, предательски отупляя чувства, обрекая на жестокую расправу голодным хищникам. Подчиняясь своей натуре, дневные охотники, зевая во всю пасть, забивались поглубже в кусты и норы, чтобы забыться неверной ночной дремотой, в то время как ночные, досматривая последние сцены предвечерних снов, чутко подергивали носами и нервно вздрагивали крыльями, предвкушая вкус свежей крови. И только один хищник не думал оставить хотя бы на время свою непрестанную охоту.
Только человек умеет убивать и днем, и ночью.
Склонившись над картой в легком штабном шатре, Майно сделал резкий жест рукой. Измученные дневными боями отряды панцирной пехоты отхлынули от стен осаждаемой крепости, унося с собой чудом уцелевшие штурмовые лестницы и тяжело толкая покрытый обугленный кипящей смолой последний таран. Израненные солдаты тяжело брели в сторону недалекого леса, предвкушая ужин и жесткую, но все же постель, а иные - палатку лекаря, дающего облегчение от ноющих ран. Навстречу им выдвигались тяжелые катапульты, подталкиваемые огромными шерстистыми слонами, которых выходцы с заснеженного Севера называли элефантами. Ломовые лошади, прядая ушами и опасливо посматривая в сторону слонов, тащили телеги, доверху наполненные ядрами с колдовским огнем. Командиры ночных диверсантов с опушки настороженно оглядывали в бинокли с запыленными, чтобы не блестели на закатных лучах солнца, линзами выщербленные за время осады могучие бастионы твердыни.
Невдалеке от лагеря осаждающих догорал зажженный два дня назад хуторок. Мертвые глаза хозяина и его жены уже не глядели остекленело на пламя, с ленцой доедающее могучие, на века сложенные стены усадьбы. В первый же день глаза расклевали вороны, а ночью лесные крысы довершили дело, обглодав лица и прикушенные в смертной муке языки. Сейчас только пара грифов, полуприкрыв глаза, молча ожидала, пока жизнь окончательно уйдет от подвешенного накануне на дереве за большие пальцы рук тела девушки с вырезанными грудями.
Зов сгустился в небе высоко над планетой. На этот раз он принял форму едва заметного облачка, разглядеть которое мог лишь наметанный глаз. Впрочем, Зову было все равно, в каком виде делать свое дело. Он не обладал и каплей разума, чтобы задуматься над этим. В третий раз его посылали на поиски, и всегда он делал, что требовалось, после чего растворялся во тьме околопланетного пространства. Этот Игрок представлял его облаком, и Зов стал им. Впрочем, его способности не зависели от внешности.
Зов медленно спустился к поверхности планеты и завис над тускло поблескивающим ручьем. К югу располагался торговый город, и Зов потянулся к нему, но замер, получив категорический запрет. Странно - в этот раз Игрок отказался от стандартной программы. Он сам указывал, кто будет избран, не оставляя выбор на волю случая и бездушной машины. Вскоре Зов получил ясно сформулированные критерии поиска. Несколько минут облачко тумана колебалось, методично прочесывая тысячеверстные пространства, затем, выбрав цели, начало создавать точки принуждения далеко на западе. Оно уже поняло, на кого падет Жребий, и было намерено Призвать героев как можно скорее.
Никто не замечал Зов, устремившийся сквозь закат. Впрочем, призраку так и положено.
Часть первая.
В город за покупками.
Телевар, крякнув от натуги, подхватил в руки сразу весь жбан кваса и надолго приложился к нему. Квас отдавал мятой, приятно пощипывая язык и охлаждая горло, и пожилой тысячник, не переводя дух, глотал и глотал холодную влагу, чувствуя, как приятной тяжестью надувается живот, растягивая кожаный ремень с бронзовыми накладками. Наконец он понял, что еще немного - и квас польется из горла наружу, как из переполненного кувшина. С сожалением оторвавшись от напитка, темник бухнул обратно на лед заметно полегчавший жбан и шумно выдохнул застоявшийся в легких воздух. Затем неспешно, с сознанием собственного достоинства, он выбрался из погреба на двор.
Солнце стояло почти в зените. Его яркие лучи заливали двор с разомлевшими курами, кое-как разгребавшими тяжелую пыль в поисках затерявшегося зернышка, выпавшего из конской торбы. Лохматая собака, валяясь в куцей тени резного крыльца терема, с тоской поглядывала на них и мечтала о зимних сугробах. Отрок с короткой пикой откровенно маялся на ответственном посту у входа, не обращая никакого внимания на появление высокого, хоть и отставного, начальства, стараясь укрыться от светила под нависающим козырьком кровли и размазывая по лицу отвратительно-теплую воду, текущую из намоченного в поилке подшлемника.
Тысячник с отвращением плюнул при виде такого непотребства. "Что за молодежь пошла, - мрачно пробормотал он себе под нос. - Вот то ли дело мы в молодости…". Несколько секунд он раздумывал, не вздрючить ли молодца как следует, но томящая жара и возраст быстро взяли верх над возмущением. Безнадежно махнув рукой, Телевар поковылял через двор к конюшне.
Осторожно приоткрыв дверь, он нерешительно заглянул внутрь. В следующий момент с резвостью, которую трудно было заподозрить в его дряхлеющем расплывшемся теле, темник выдернул голову из щели, с трудом устояв на ногах. Впрочем, мало кто осудил бы его за такую поспешность, ибо ничто так не бодрит человека, как просвистевшая в двух пальцах от носа стрела. Тот факт, что ее наконечник был старательно затуплен, ничуть не умалял реакцию старого воина. Поди ж ты, разбери в полумраке, чем в тебя стреляют - тупым или острым! Выбьют глаз - поди разбирайся.
– Килимер, ешь тебя мухи с комарами! - гаркнул Телевар во всю глотку так, что с плетня взвилась в воздух насмерть перепуганная ворона. - Сколько раз тебе говорил - не ставь мишень рядом с дверью! Вот я руки-то тебе оборву под самый корень, будешь знать!
Дверь конюшни тихо скрипнула, приотворяясь, и солнечный луч упал на показавшееся изнутри конопатое лицо мальчишки. На лице гуляла подобающая ситуации смущенная улыбка, но в глазах играли озорные искорки. В руках мальчишка сжимал небольшой учебный лук.
– Прости, господин Телевар, - смущенно потупился он, - но Теомир сказал, что так будет удобнее…
– Ну да, а то он всех лошадей под шумок бы перестрелял, - вышедший из сумрака юноша лет шестнадцати дал пацану шутливого подзатыльника. - Знаешь, господин Телевар, Килик с десяти шагов в мишень попасть не может, чуть Стрелке глаз не вышиб. - На этот раз парнишка смутился по настоящему, опустил голову и начал ковырять босой ногой утоптанную землю. Теомир насмешливо покосился на него. - Учишь его, учишь, а все без толку. Лук натягивает, а в глазах прямо-таки речка отражается. Что ты с постреленком будешь делать! - Юноша опять несильно дернул Килимера за вихры. - Хоть розгами его пори, негодника…
– Все бы вам пороть, - сумрачно сказал негодник Килик, засовывая палец в нос. - Справились с маленьким, да? Небось сам сколько учился…
– Ладно, беги передохни, - рассмеялся Теомир, легонько поддав нерадивому ученику коленом под зад. - Жара вечерком спадет, продолжим на свежем воздухе. Завтра начнем с седла стрелять. - Паренек благодарно блеснул в его сторону глазами и дробно простучал пятками по земле, лихо перепрыгнув коновязь. Тысячник кинул в его сторону неодобрительный взгляд, но Килимер уже скрылся в клубах пыли. - Господин темник, ты хотел меня видеть, да?