Верными помощниками партии были исполненные трудового энтузиазма комсомольцы.

Еще летом 1919 года коммунисты Шатурстроя приняли в свою ячейку Василия Палагина и поручили ему, как самому молодому из всех шатурских партийцев, создать в Шатуре коммунистическую организацию молодежи.

Молодых ребят и девчат на стройке было множество. Вечерами сидели на лавочках, распевали частушки. В воскресенье ближние расходились по деревням, дальние слонялись без дела.

Палагин ходил по мастерским, по баракам, объявлял: "Организуется ячейка комсомола!" Потом подолгу разговаривал с ребятами.

А записалось всего пять человек.

Комсомольцы начали с субботника. Собрали ребят, девчонок, в центре поселка разровняли площадку и поставили футбольные ворота. В следующее же воскресенье вызвали на соревнование команду из соседнего Егорьевска.

Играли неплохо, только формы не было. То у лаптя веревка развяжется, то вместе с мячом и опорок летит.

Потом устраивали концерты, спектакли...

В декабре 1919-го, когда с продуктами стало совсем плохо, Палагина вызвал Иван Иванович Радченко и предложил срочно поехать в Архангельск за рыбой.

Василий отобрал шестнадцать крепких ребят и поехал с ними в Москву. Там, на путях у Ярославского вокзала, уже ожидали их паровоз с вагонами.

Вначале ехали быстро, а за Ярославлем поезд загнали в тупик. Утром Палагин подошел к машинисту:

- Чего стоим?

- Видишь, тендер пустой. Все до палки сжег.

В ближнем поселке раздобыли топоры, пилы. Пилили старые шпалы. Здесь же, в лесу, валили деревья. К вечеру тронулись.

В Вологде у них забрали паровоз, а Палагина и слушать не стали. "Тоже мне, команда лапотная, да у нас военные грузы неделями стоят!" сказал начальник станции.

Ребята совсем было приуныли, но через несколько дней им прицепили другой паровоз, и дальше ехали без всяких происшествий. Оказалось, что за их продвижением следил и выручал в трудных случаях Иван Иванович Радченко.

В Архангельске погрузили бочки беломорской сельди. Неделю спустя вернулись в родную Шатуру...

В то время все шатурские комсомольцы учились военному делу. Военные знания были необходимы: нет-нет да и просвистит над головой бандитская или кулацкая пуля.

Однажды неподалеку от разъезда "Шатурский" потерпел крушение железнодорожный состав с продовольствием для голодающей Чувашии. Ночью к комсомольцам прибежал нарочный от военкома:

- Скорее к разъезду! По деревням кулаки обоз наряжают. Состав грабить хотят.

Собралось шесть человек. Военрук роздал винтовки, патроны, построил в одну шеренгу. Впереди побежал сам.

За разъездом увидели они громоздящиеся под откосом вагоны. За ними в темноте копошатся полусогнутые фигуры грабителей. От соседней деревни Заполица мчат кулацкие подводы.

- Ишь, стервятники! - сказал военрук. Поднял винтовку, не целясь выстрелил.

Из кустов раздался ответный выстрел, просвистела пуля.

- Ложись!

Разожгли костры, поставили караулы. Рядом, в редком сосняке, фыркают лошади, улюлюкает кулачье, хлопают выстрелы. Подходить боятся.

Под утро из Москвы приехали ремонтные бригады и отряд красноармейцев. Пришли и рабочие из Шатуры. Железнодорожное полотно было расчищено и восстановлено.

К вечеру по Казанке пошли поезда.

Большую Шатурскую электростанцию закладывали 10 июля 1923 года. Памятную доску и первый кирпич в основание главного здания положил начальник Шатурстроя Александр Васильевич Винтер. Затем каменщики, одетые в новые красные рубашки, начали кладку.

Если маленькую "Шатурку" и Каширскую электростанцию монтировали из всякого случайного материала, использовали старое оборудование, то на большой Шатурской ГРЭС устанавливались машины и агрегаты самых совершенных конструкций. Немецкой фирме "Сименс" Винтер заказал мощнейшие по тому времени генераторы по 16 тысяч киловатт каждый. За границей же изготавливались котлы, турбины...

И вот когда широким фронтом развернулись работы по сооружению первого крупного электрического центра нашей страны, случилось непоправимое...

Умер Владимир Ильич Ленин.

В Шатуре, как и во всей стране, с величайшей скорбью было воспринято известие о смерти любимого вождя. Но не опустились руки. Еще лучше стали работать строители, еще быстрее.

Шатурская ГРЭС - одна из главных строек ГОЭЛРО - была сооружена за 600 дней. Оборудование вводилось точно в намеченные сроки. Никаких срывов, задержек. Все выверено и отлажено заранее на опытной "Шатурке".

Открывали электростанцию в декабре 1925 года. Известный журналист Михаил Кольцов написал:

Родился первенец. Большой, здоровый, красивый... И пусть

каждый год, с рождением каждого нового витязя нашего

электрического войска самые широкие массы трудящихся слышат

о ленинском плане электрификации... Этого хотел, это видел

сквозь будущее Ленин. Этим он жил и дышал еще в дни яростных

боев за власть рабочих и крестьян.

Тогда же по решению правительства Шатурской электростанции было присвоено имя Владимира Ильича Ленина.

Стройка в Шатуре на этом не закончилась. Вскоре за границу пошли заказы на новые, еще более мощные котлы и машины. Сверх трех генераторов мощностью по 16 тысяч киловатт здесь решено было установить еще два турбогенератора уже по 44 тысячи киловатт каждый.

И ежедневно поездами, подводами, а то и просто пешком по шпалам или проселкам прибывали в Шатуру люди. Среди прибывших - молодые парни, девушки. Специальности у них никакой. Многие - малограмотны, а то и совсем неграмотны. В Шатуре организовали для молодых вечерние кружки, школы. Учили и мастерству.

Рассказ 6

Как тульская гармонь-трехрядка помогла

Ванюше Ефремову получить профессию

И как же выручила его тогда эта гармошка! Да, да, может, и не привелось бы побывать Ивану на Шатурской электростанции, если бы с детства еще не пристрастился он к обыкновенной, тульской, русского строя гармонике. Приехал-то Иван не на ГРЭС, а на Шатурторф, по вербовке. Канавы рыть да торф грузить. Грузил бы, может, и поныне.

Желание работать на электростанции зародилось у него в ту самую ночь, когда сошла их владимирская артель на шатурскую торфяную землю. Выгрузили из вагона деревянные сундуки, мешки, узелочки и пошли по железнодорожному полотну к узкоколейке.

Тьма кромешная.

Вдруг из-за деревьев, из-за сараев и бараков показалось что-то непонятное. Дом не дом, дворец не дворец. Окна многосаженные сверкают, переливаются. Не то чтобы в деревне - ни на одной картине Ваня Ефремов такого не видывал.

Вот тогда, в ту морозную февральскую ночь, и сказал он себе: "Я не я буду, если в тот дворец не войду".

Сказать-то сказал, а войди попробуй. За восемь верст каждое воскресенье бегал к этому дворцу Иван со своего центрального торфяного участка.

Однажды узнал из разговора Ваня, что есть на строительстве электростанции землекопная артель. А рабочие в той артели их, владимирские, из соседних деревень родом.

"Хорошо бы к ним пристроиться, - подумал тогда Иван. - Землю-то копать не ахти какая хитрость, сдюжу я".

Узнал Ефремов, в каком бараке артель размещается, что в той артели за старших братья Гринины, Иван да Михаил. Как только узнал он все это, стал мимо того барака похаживать - авось заприметят. А на него и не глянет никто, всяк своим делом занят.

Тут-то вспомнил Ваня про свою тульскую гармонь. Пришел как-то к бараку под вечер, расположился под окошечком да и заиграл грустно так да жалобно. Видит - артельщики один за другим из окна поглядывать стали. И вдруг тот, кого Грининым Иваном Михайловичем звали, говорит:

- Что-то ты, парень, играешь все жалобное, надо бы повеселей чего.

Ну а Ивану только того и надо. Растянул меха да и давай "Сени" нашпаривать.

Целый вечер тогда мужики под его музыку плясали, песни пели.

- Нам бы в артель этого гармониста, - говорит один.

- Никак нельзя, - отвечают Гринины, - нынче кроме как через биржу никого не принимают.